тоненькие?
– Ну что ты! Сама погляди: они же с твой кулак толщиной! – заверил её Виктор.
– Это потому, что мне мама широкие ленточки в них вплела! – призналась Леля.
– И очень хорошо сделала! – Виктор перевёл сияющие глаза на Марусю. – Очень красиво!
– А вот ты зря выдаёшь ему свои женские секреты! – весело заметила Маруся дочери.
– Вите можно! – горячо возразила ей Леля, которой не исполнилось ещё и восьми лет. – Он же свой! Да, Витя?
– Конечно! Я никому не расскажу, обещаю.
– Я знаю, ты никогда не врёшь! – заверила его Леля. – И я тебе тоже врать не буду.
– Какая ты молодец! – похвалил её Виктор.
– Вить, а ты меня на речку с собой возьмёшь, когда мы к вам в Краснодон приедем? – пользуясь моментом, спросила Леля. – Ведь я теперь уже большая!
– Это верно, – согласился Виктор. – А раз так, значит, придётся взять. Если только твоя мама тебя отпустит.
– Отпустит! – радостно воскликнула Леля, при этом вопросительно глядя на мать.
– Попробуй тебя теперь не отпусти! – рассмеялась Маруся.
Она смотрела на Лелю и Витю и удивлялась: со стороны их легко можно было принять за брата и сестру. Даже волосы у них были одинаковые: светло-русые, мягкие и тонкие, слегка волнистые. Михаила природа наделила куда более густой шевелюрой, чем обоих младших братьев, но Леле не посчастливилось её унаследовать. Хорошо, что она не способна печалиться об этом всерьёз!
– Витя, а ты будешь сегодня играть на пианино? – удивила вдруг Леля родителей, а ещё больше своего юного дядю.
– Обязательно! – просиял тот, невольно польщённый, хотя и подозревая здесь наивную детскую хитрость, призванную ещё больше покорить его сердце.
– Тебе надо чаще приезжать к нам, а то Леля уже истосковалась по твоей музыке! – в шутку упрекнула его Маруся. – Помнишь, ведь когда-то она без неё заснуть не могла!
Виктор не заставил себя упрашивать. Звуки этого инструмента всегда были для него бездной, в которую он нырял с головой, не боясь утонуть. И всякий раз, когда он отрывал взгляд от клавиш, то неизменно видел рядом свою зачарованную племянницу. Она не отходила от него ни на шаг. А когда Виктор засобирался домой и стал прощаться, Леля вышла провожать его в коридор.
Сунув руку в карман платья, она что-то извлекла оттуда в сжатом кулачке.
– Это тебе! – Лелин кулачок опустился в карман его брюк. – В дорогу. Приезжай почаще!
Уже спускаясь по лестнице, Виктор извлёк Лелин подарок – три круглые карамельки в ярких жёлтых обёртках. Вместе с пирожками от тётки Натальи, которые завернула ему хлебосольная Маруся, этого хватило бы на дорогу не то что до Краснодона, а до самой Москвы. И нежность, пронзительная и щемящая, как тоска, охватила его при мысли о них, таких заботливых и любящих. Что будет с ними, когда пробьёт роковой час?
Болезнь
Прозвенел звонок с урока, и класс вмиг опустел. Только Виктор и Аня остались за партой. Аня в этот день была дежурной, и в её обязанности входило прибираться в классе на переменах.
– Виктор! – Аня легонько толкнула соседа локтем, но тот не шелохнулся. – Витя, ты что, спишь?
Он сидел, прикрыв веки, и при свете полуденного солнца было хорошо видно, как подрагивают его светлые ресницы. Аня впервые обратила внимание, как много веснушек у него на носу и возле глаз.
– Третьякевич, ты меня слышишь? – в третий раз позвала Аня.
Он открыл глаза, но в первое мгновение зрачки его оставались неподвижны. Вот, наконец, они ожили.
– Добрый день! Ты звонка не слышал?
– Извини. Задумался.
Аня не уставала удивляться способности соседа по парте уходить в свои мысли так глубоко, что вытащить его наружу с первой попытки ей удавалось не всегда. Но сейчас ей показалось, будто он спал наяву.
– Виктор, у тебя такие круги под глазами! – посочувствовала она. – Ты в зеркало себя видел?
– Я знаю, что похож на Кощея, – усмехнулся Виктор добродушно. – Мама говорит, вылитый Кощей: кожа да кости, и глаза горят!
– Вот-вот! – подтвердила Аня. – На тебя смотреть страшно. Будто ты неделю не спал!
– Куда там неделю! Я вон сегодня ночью над геометрией заснул, представляешь! А утром у меня голова работает хуже, чем вечером, так что и не уверен, правильно ли разобрался с этой теоремой. Стыдно сказать!
– Это не тебе должно быть стыдно, а кое-кому, кто за дело берётся, а сам не делает! – заметила Аня.
Она знала, о чём говорила: ведь не в первый раз Виктору приходилось брать на себя выпуск очередного номера школьной стенгазеты, хотя он был не единственным членом редколлегии. А ведь на нём ещё и репетиции оркестра, и комсомольские собрания. Когда же ему учиться?
Но Виктор с ней, конечно, не согласился.
– Я ведь взялся отвечать за газету, – тяжело вздохнул он. – Не соглашался бы, тогда другой разговор. Знаешь, как мой брат Миша говорит? Не сумел организовать работу людей – значит тебе придется делать её одному. Работа должна быть сделана в любом случае, ты за неё отвечаешь. Видно, организатор из меня пока неважный.
Вид у Виктора был усталый, озабоченный и мрачный и говорил сам за себя.
– Судя по твоему оркестру, организатор ты отличный, это тебе любой скажет. Просто многовато чужой работы ты на себя взвалил, тебе не кажется?
– Ничего, я привыкну, – заверил он её и улыбнулся – Спасибо, что не выгнала меня из класса, товарищ дежурная. Я бы и в самом деле отдохнул минут пять. Можно?
Он положил руки на парту и уронил на них голову.
– Ну что же, вздремни, товарищ комсорг! Я тебя разбужу, не волнуйся.
Подходя к своей хате по скрипучему снегу, Виктор ещё издали почувствовал неладное. Дверь распахнута настежь, а ведь на улице такой мороз! Как-то сразу он понял, что ни мамы, ни отца в хате нет, и внезапный страх за них сковал его так, что ноги стали как ватные. С трудом, словно идя против сильного ветра, он сделал шаг вперёд, и ещё, и ещё, и каждый новый давался ему всё труднее. Ощущение непоправимой беды накрывало его с головой, точно он шёл в ловушку. В окошке мелькнула чья-то голова. Виктор понял, что в хате засада, что там полно чужих людей и что это враги. И он вдруг увидел прямо сквозь стену: их там с десяток, одни в папахах, другие в военной форме какой-то чужой страны, и все с оружием. Кто у окошка, кто у двери, кто возле стены, они притаились с пистолетами, готовые стрелять, стоит только перешагнуть порог. От чёрных