Читать интересную книгу Мужчины без женщин (сборник) - Харуки Мураками

Что я на это ему ответил, уже не припомню. Вполне вероятно, попытался успокоить безобидными словами. Ведь тогда я еще не мог понять, что означает «злость», о которой он говорил, что это был за намек. Пожалуй, мне следовало подобрать более точные слова. Но как бы точнее ни выразился я, это вряд ли повлияло бы на его дальнейшую судьбу. Мне так кажется.

Оплатив счет, мы вышли из бара и направились по домам. Он, сняв с плеча сумку с ракеткой, сел в такси и помахал мне из окна. Позже оказалось, что виделись мы в последний раз. Сентябрь близился к концу, но летняя жара никак не унималась.

Токай перестал появляться в спортзале. Я заглянул туда в конце недели, надеясь на встречу, но доктора там не было. Никто вокруг не заметил его исчезновения. В спортзале такое случается: ходил человек, ходил, но вдруг перестал. Это ведь не работа: посещать или нет – личный выбор каждого. Вот и я не придал особого значения. Незаметно пролетели два месяца.

В конце ноября, в пятницу, ближе к вечеру раздался телефонный звонок. Звонил секретарь Токая – как выяснилось, по фамилии Гото. Секретарь говорил низким плавным голосом, напомнившим мне музыку Барри Уайта. Такую часто можно услышать в ночных радиопередачах FM.

– Извините за внезапный звонок, но вынужден сообщить вам печальную новость: Токай умер в четверг на прошлой неделе, а в этот понедельник в узком кругу лиц прошли похороны.

– Как – умер? – ошарашенно переспросил я. – Еще два месяца назад он выглядел вполне здоровым. Что с ним случилось?

На том конце провода повисла пауза. Затем Гото произнес:

– Дело в том, что еще при жизни Токай поручил мне передать вам одну вещь. Она хранится у меня. Извините за то, что доставляю вам лишние хлопоты, но не могли бы мы где-нибудь встретиться? Много времени это не займет. При встрече я смогу вам обо всем рассказать. Я приеду, когда и куда скажете – только назовите место и время.

– Что, если прямо сейчас?

– Как вам будет угодно, – ответил Гото.

Я сообщил ему название кафе на улице, параллельной Аояма. Условились на шесть часов. Там мы сможем поговорить спокойно и неспешно. Секретарь кафе это не знал, но я заверил, что найти его несложно.

Когда я вошел без пяти минут шесть, Гото уже сидел за столиком, но, стоило мне приблизиться, немедля поднялся с кресла. По голосу я представлял его коренастым здоровяком, но увидел перед собой высокого, но худого мужчину. Как и говорил в свое время Токай, секретарь выглядел вполне симпатично. Он был одет в коричневый шерстяной костюм, белоснежную сорочку с пуговицами на воротнике, носил галстук темно-горчичного цвета – одним словом, безукоризненно. Длинноватые волосы уложены в аккуратную прическу. На лоб изящно спадала челка. Лет тридцати пяти. И если б Токай не обмолвился, что его секретарь – гей, я бы принял его за обычного подтянутого юношу (с юношеским обликом Гото расставаться не спешил). Отращивай он бороду, та была бы густой. Гото пил двойной эспрессо.

Мы обменялись приветствиями, и я тоже заказал двойной эспрессо.

– Весьма внезапная смерть, – осторожно начал я разговор.

Секретарь прищурился, будто ему посветили прямо в глаза.

– Да уж. Весьма внезапная. На удивление. Но вместе с тем – очень болезненная и жутко затяжная.

Я молча ждал дальнейших пояснений. Однако он еще долго – пожалуй, пока несли мой кофе – не решался пуститься в подробности смерти врача.

– Я от всей души почитал доктора Токая, – начал секретарь, чтобы сменить тему. – Он был и прекрасным врачом, и чудесным человеком. Многому меня любезно научил. Я проработал в клинике десять лет и, если бы не он, не стал бы тем, кем стал. Он был прям и бесхитростен. Всегда улыбчив и заботлив, не заносчив, беспристрастен, за это все его и любили. Я ни разу не слышал, чтобы он о ком-то дурно отозвался.

Я тоже поймал себя на мысли, что и я не припомню за ним такого.

– Господин Токай часто упоминал вас в наших беседах, – вставил я. – Дескать, если б не мой секретарь, дела в клинике шли бы не так хорошо, да и личная жизнь потерпела бы полное фиаско.

При этих словах на лице Гото проскользнула печальная улыбка.

– Да что вы, ничего особенного во мне нет. Я лишь хотел быть по возможности полезным своему боссу, прикрывать, так сказать, его тылы. Вот и старался, как мог. К тому же мне это было только в радость.

И лишь после того, как официантка, принеся мой кофе, удалилась, он наконец-то заговорил о смерти врача:

– Первое, что бросилось в глаза – сэнсэй перестал обедать. Раньше он каждый день в обеденный перерыв пусть что-то простое, но непременно съедал. Как бы ни был занят работой, в еде он всегда оставался человеком щепетильным. Но с какого-то времени совершенно перестал обедать. Я напоминал ему, но то и дело в ответ слышал, мол, не переживай, просто нет аппетита. И началось это в первых числах октября. Я забеспокоился. Потому что прекрасно знал, что сэнсэй не из тех, кто меняет излюбленные привычки. Ведь он всегда соблюдал распорядок. Обедами дело не ограничилось: смотрю, а он уже забросил тренировки в спортивном центре. Обычно посещал трижды в неделю: увлекался плаванием, играл в сквош, качался на тренажерах, как вдруг в одночасье потерял интерес к тренировкам. Затем перестал за собой следить. Он всегда был очень чистоплотен, одевался со вкусом. А тут, как бы лучше выразиться, постепенно превратился в неряху – бывало, по нескольку дней не менял одежду. Постоянно о чем-то думал, стал молчалив, а вскоре и вообще перестал отвечать на вопросы. Зачастую впадал в рассеянность: обращаюсь к нему, а он меня будто не слышит. И к тому же перестал встречаться с женщинами после работы.

– Вы ведь следили за его графиком и потому замечали все перемены?

– Да, так и есть. Встречи с женщинами были для сэнсэя важным каждодневным событием. Так сказать, источником жизненной силы. И так внезапно сойти на нет… как ни говори, это неестественно. Пятьдесят два – не тот возраст, чтобы внезапно постареть. Полагаю, вам известно о весьма активных отношениях доктора с женщинами?

– Он этого особо не скрывал. Не в том смысле, что он гордился этим, просто не кривил душой.

Гото кивнул:

– Да, в этом смысле он был очень искренним человеком. Любил со мной поболтать. Поэтому я был в шоке от столь внезапных перемен. Что бы ни случалось, он перестал этим со мной делиться. Как будто держал в себе личную тайну. Конечно, я пытался расспросить, какие у него неприятности, что беспокоит? Однако сэнсэй только качал головой, а сердце оставлял на замке. И почти не разговаривал со мной – лишь продолжал изо дня в день худеть у меня прямо на глазах. Было понятно, что он недоедает. Но я не мог своевольно нарушить границы его частной жизни. При всем его общительном характере на личную территорию просто так он никого не впускал. Я долгое время был его секретарем, но переступил порог его дома лишь однажды: он отправил меня забрать какую-то важную забытую вещь. Двери туда были распахнуты разве что его близким подружкам. А мне оставалось лишь волноваться да строить догадки издали.

После этих слов Гото опять слегка вздохнул – будто, отчаявшись, махнул рукой на близких подружек сэнсэя.

– И что, он продолжал худеть?

– Да, впали глаза, лицо побелело, как бумага, сам еле передвигал ноги. Скальпель из рук вываливался – ну какие в таком состоянии операции? Благо, его ассистент оказался хорошим хирургом и заменил сэнсэя у стола. Но долго так длиться не могло. Я обзвонил пациентов и отменил все операции до единой. Клиника фактически оказалась на грани закрытия. Вскоре сэнсэй совершенно перестал там появляться. Как раз на исходе октября. Звоню ему на домашний – никто не подходит. Два дня не могли с ним связаться. У меня хранился ключ от его квартиры. На следующее утро я поехал туда и проник внутрь. Конечно, так поступать нельзя, но я переживал и потому не сдержался.

Когда я отпер зверь, внутри стоял жуткий запах. По всему полу валялись самые разные вещи. Тут же разбросана одежда: от костюма и галстука вплоть до нижнего белья. Выглядело так, будто в квартире не убирались несколько месяцев. Окна закрыты, воздух спертый. Смотрю – на кровати лежит неподвижно сэнсэй.

Секретарь, закрыв глаза, слегка закивал. Точно увидел ту картину заново.

– На первый взгляд показалось, что он умер. У меня прямо сердце замерло. Но как бы не так! Сэнсэй повернул исхудавшее бледное лицо, открыл глаза и посмотрел на меня. Иногда он моргал. Еле слышно, но дышал. Но так и оставался лежать неподвижно в постели, укрытый по шею. Я поздоровался с ним, но ответа не дождался. Его ссохшиеся губы были крепко сжаты, будто ему их зашили. Отросла щетина. Я первым делом открыл окно и проветрил помещение. Срочной помощи не требовалось – сэнсэй не испытывал боли, – и я решил первым делом прибраться, настолько вокруг все было запущено. Собрал вещи. Что можно было постирать, загрузил в стиральную машинку, что требовало химчистки, сложил в отдельный пакет. Спустил из ванной грязную воду и промыл стенки и пол. Судя по засохшему налету на кромке ванны, воду давно не меняли. Для чистюли-доктора это было немыслимо. Похоже, он отказался от услуг уборщицы. На всей мебели скопился толстый слой пыли. Но, на удивление, на кухне почти не было грязной посуды – мойка оставалась чистой. В общем, долгое время кухней практически не пользовались. Только валялись пустые бутылки из-под минералки. И никаких следов приема пищи. Я открыл холодильник, и оттуда затхло пахнуло протухшими продуктами. Тофу, овощи, фрукты, молоко, сэндвичи, ветчина – собрав это в большой пакет, я отнес все в мусорку на подземном этаже дома.