Читать интересную книгу Дети Арктиды. Северные истоки Руси - Александр Тулупов

Глава VII

КРЕСТ И РАСПЯТИЕ

В одночасье на заре эпохи Водолея русский земледелец скинул с себя чужого господина и отрекся от чужого Господа, и уже понятно, почему это произошло одновременно.

Какой главный исторический итог русской революции? Исчезли как «класс», как тип, как генотип два «верхних» российских, но не русских сословия. И стало так важно, жизненно важно в новом русском обществе «рабоче-крестьянское» происхождение. А что есть рабоче-крестьянское происхождение? Это и есть русский тип, отсталый, если сравнивать с Европой, архаичный земледельческий, если сравнивать с «новыми» индоевропейцами, и самый северный, среди всех осколков Расы.

Это не была «Великая Октябрьская социалистическая революция», это не был большевистский переворот, эта формальная производная исчезла через 70 лет, просто исторический миг, осталась лишь просто «русская» революция.

И может быть, самым невидимым, но самым сакральном итогом революции оказалось то, что все следующие поколения отрезаются от инициации традиции Запада, от иудохристианской матрицы Атлантиды. Крещенье под негласным запретом, «моченых» давит государственная машина, им закрыт путь наверх, они становятся мелкой сектой изгоев, и они уже прячут свой знак «обрезания» водой, кривой крест, символ смерти. Большевики не дали ничего взамен, но это и не была религиозная или сакральная революция. Нам недоступны цели высших сил, в лучшем случае их производные. Мы прошли очищение, и XX век может быть для нас только карантином, нас только готовят, и главное еще впереди.

* * *

Трудно объяснимо, почему так внезапно и жестоко русская революция расправилась с «жреческой» кастой, почему самая ортодоксальная христианская страна, страна церквей и монастырей, первая в индоевропейском мире по абсолютному числу, как и числу на душу населения попов, монахов, святых, старцев, чудотворцев, юродивых, икон, церквей и т. д., стала в несколько лет, исторический миг, первой в том же индоевропейском мире атеистической, а точнее антихристианской страной?

Почему так легко и просто «народ-богоносец», русский крестьянин, отказался от Христа? Ответ прост: русский крестьянин так и не стал «христьянином». Как точно заметил один русский мыслитель, русское православие было лишь формой, оболочкой, за которой скрывалось архаичное, языческое самосознание Руси. Поп за тысячу лет христианства на Руси так и не стал жрецом. Христианство, троянский конь традиции Юга, так и не смогло пролезть в русскую деревню. Являясь в истоке своем религией римских рабов, религией городских трущоб, оно всегда и оставалось «городской» сектой, оторванной от почвы, от земли, прослойкой рабов и их хозяев-кшатриев. Крестьянин же всегда был самодостаточен, несмотря на тяжелейшие жизненные условия, он выживал только благодаря себе, своей земле и солнцу. Христианство как побочная ветвь ветхозаветной традиции Юга это религия Авеля, скотовода-кочевника, она ничего не могла дать земледельцу, как вода ничего не может дать огню, она может его затушить или исчезнуть сама. На Руси она в конечном итоге испарилась, превратилась в ничто. Это еще раз доказывает, что Русь в сердце своем всегда оставалась верна Северу, оставаясь архаически «языческой».

Только на Руси сохранилась практически в неприкосновенности такая языческая «цитадель», как баня. В ней не бывает икон и крестов, здесь не крестятся, когда идут в баню, снимают крест. Особенно показательно, что в банный день нельзя ходить в церковь. Церковь всегда отвечала тем же, называя баню «нечистым местом». Но для русского баня всегда «святое» место, и «тот, кто не ходит в баню, не считается добрым человеком». В деревне крестьянин мог годами не появляться в церкви, но если он не посещает баню, в этом сразу отметят что-то бесовское. И главное, до последнего времени в деревне русская женщина рожала в бане, новый род появлялся в близком ему, «родном» месте.

Не надо забывать и тот исторический факт, что Русь среди белой расы сдалась последней, лишь через тысячу лет после появления христианства и даже позже, поскольку от крещения Владимира до крещения всей Руси прошло не одно столетие. И она уже первой, еще в том же тысячелетии, освободилась из плена «рабства божьего».

Замечательно и невероятно, но в XIX веке в России, где криком кричали, что это самое «православное» государство, с самым большим числом церквей и монастырей, где живет «народ-богоносец», умалчивали, что подавляющее большинство крестьян за всю свою жизнь ни разу не побывали в церкви. Статистика 1891 года показала, что сел, т. е. там, где были церкви, было не более 4 % от общего числа деревень в России. Еще более замечателен тот факт, как их загоняла туда государственная и церковная машины, разумеется, без особых успехов. Первый загонщик, ясное дело, был индоевропейско-христианский реформатор Петр I, по указу которого с крестьян, не ходивших на исповедь и причастие («небытейщики»), взимали штрафы, в первый раз 5 коп., во второй гривну и в третий раз 15 коп., небытие на исповеди влекло за собой также ограничение в правах, такие люди не могли избираться на должности. Более того, кроме штрафа «…подавать ведомости в губерниях губернаторам и им по тем ведомостям таковым чинить наказания». Но, видимо, наказывать приходилось бы слишком многих, и тогда в 1722 году вышел еще указ, по которому присылать для наказания к гражданскому начальству следовало только в третий (!) раз. Но и указы Петра были не указ, раз в 1737 г. Анна Иоанновна еще одним именным указом приказала, чтобы все православные с 7 лет ежегодно исповедовались и причащались на Великом посту, в противном случае предписывалось брать штрафы без послабления. Опять мало что меняется, и опять указ 1765 года, уже Екатерины II, о «небытейщиках», которым уже кроме штрафов грозят реальные наказания «…коим за то положенных денежных штрафов за скудностью и нищетою платить будет нечем, употреблять по усмотрению губернаторскому в работы казенные и полицейские, и в той работе содержать по 2 недели и сверху того оным в работу употребляемым давать в пищу только хлеб и воду. А телесного наказания им не чинить. За помещичьих и владельческих людей и крестьян, кои за неисповедь штрафов платить будут не в состоянии, взыскать те штрафы с помещиков их и владельцев, а в небытность оных с приказчиков и старост, а за дворцовых и экономических с управителей казначеев и старост же, с воинских, сухопутных и морских нижних чинов, с их жен и детей так же, как и с поселян». Вряд ли очередной указ добавил православности русскому крестьянину, есть архивная запись, где архангельский архиерей сообщает в 1783 году ярославскому и вологодскому генерал-губернатору Мельгунову, что из 215 762 прихожан обоего полу на исповедь в Великий пост не пришли 79 224 человека, более трети. Даже среди духовных лиц Архангельской губернии было 67 «несознательных», которые обошлись без исповеди и причастия.

Кнут, понятное дело, для духа не указ, и власть наконец поняла бесполезность этой затеи, в 1801 году вышел императорский указ «О наказании людей Грекороссийского исповедания за уклонение от исповеди и Святого причастия вместо денежного штрафа церковным покаянием». Общее отношение крестьян к христианской вере вполне определенно описывается в «Быте великорусских крестьян-землепашцев» князя В. Н. Тенишева (конец XIX века): «Нельзя не заметить, что молодое поколение несравненно холоднее и безучастнее относится к делам веры, а число непричащающихся с каждым годом увеличивается» (с. 62); «Крестьяне ходят в церковь редко, особенно мужчины. Относятся к церкви без усердия, скорее с нерадением. …В будни на службе — лишь церковный староста. …В церкви ведут себя довольно свободно, особенно на венчаньях, так что священнику приходится напоминать: «Не в кабак пришли, а в храм Божий». Молятся мало, да и родители не внушают детям необходимость творить молитву» (с. 148); «Св. Писание крестьяне читают редко и молитв знают мало» (с. 149); «Крестьяне — «хамовая порода», по словам корреспондента, к священнослужителям относятся без уважения, но при этом оскорбить их опасаются» (с. 152).

Крестьянин в деревне, где не было церкви, то есть в 96 % по статистике 1891 г., мог вообще ее ни разу не увидеть, а попа лишь дважды, при крещении и отпевании, но и то, и другое — не по собственной воле.

Первый, кто сделал это по собственной воле, Креститель Руси Владимир, кончил показательно плохо. К слову, это был и первый бастард-властитель на Руси, первый программер, сын варяжского князя и рабыни хазарки-иудейки. В 30-е годы XVII века по указанию митрополита Петра Могилы в Киеве производились раскопки Десятинной церкви, разрушенной во времена Батыева нашествия, и был найден мраморный саркофаг-гробница с именем Владимира Святославича, а в нем кости со следами глубоких разрубов и отсеченной головой. Вряд ли русский Креститель успел причаститься, собороваться, отпеться и так далее, чтобы получить путевку в христианский рай.