Сама камера представляла собой трехметровый закуток ада, и Конор никак не мог поверить, что на Большом Соленом может быть такое ужасное место. Стены и пол гранитные. Камера вырублена в толще самого острова. Никаких кирпичей или известки, просто твердая скала. Отсюда не сбежишь. По желобкам, возникшим в результате многовековой коррозии, стекала вода. Конор даже не пытался утолить ею жажду. Комбинация клетки на голове и наручников создавала условия, при которых ничто не могло проникнуть ему в рот. В любом случае сами желобки покрывали хлопья соли. По ним текла морская вода.
Его оставили на целую вечность одного — обреченного на страдания. Король мертв. Отца Изабеллы убил Бонвилан. Виктора тоже больше нет. Наставник и друг Конора жестоко убит. И что будет с ним самим? Конечно, Бонвилан не сохранит жизнь свидетелю. Конор чувствовал тяжесть клетки на голове, болезненные ссадины от наручников на запястьях и понимал, что его собственная смерть не за горами. От этой мысли сжималось сердце.
Металлическая дверь открылась, со скрипом поворачиваясь на петлях. Грязно-желтый свет проник в помещение, и в этом свете безошибочно различался силуэт сэра Хьюго Бонвилана. Королевского маршала и убийцы. Из-за этого человека Изабелла осиротела.
Гнев охватил Конора, придав ему сил. Шатаясь, он поднялся на ноги и вытянул руки в сторону Бонвилана. Это зрелище ужасно развеселило последнего. Насвистывая, он ухватился толстыми пальцами за прутья клетки и толкнул Конора к стене, но вздрогнул, когда послышались лязг и громыхание.
— Я использовал против тебя твою же инерцию, — объяснил он, точно на школьных занятиях. — Базовые понятия. Базовые. Если бы один из моих людей допустил такую ошибку, я приказал бы его высечь. Неужели этот французский денди ничему путному тебя не научил?
Бонвилан присел на корточки, прислонив Конора к влажной шероховатой стене.
— Великий день, не так ли? Исторический. Король умер, убитый, по-видимому, мятежниками. Понимаешь, что это означает?
Конор не мог ответить, даже если бы захотел. Если бы не боль, все происходящее напоминало бы кошмарный сон.
Бонвилан постучал по клетке, привлекая внимание Конора.
— Эй, юный Брокхарт? Ты еще с нами?
Конор попытался плюнуть в своего мучителя, но лишь подавился слюной.
— Хорошо. Жив, по крайней мере. Так вот, касательно смерти короля, позволь объяснить тебе, что это означает. Это означает конец всех нелепых реформ. Деньги для людей. Для людей? Немытая, необразованная чернь — вот кто они такие. Больше никаких денег для людей, можешь держать по этому поводу пари на кровь в твоих жилах.
«Все, что сделал король Николас, пойдет прахом, — вяло подумал Конор. — Все впустую».
— Изабелла становится королевой. Марионеткой, естественно, но тем не менее королевой. И попробуй догадаться, чему она посвятит свою жизнь?
Конечно. Это было очевидно даже для Конора — для мальчика, находящегося в состоянии потрясения.
— Вижу по твоим глазам, что догадываешься. Она посвятит свою жизнь искоренению мятежников. И я буду неуклонно и в неограниченных количествах поставлять их ей. Любой торговец, отказывающийся платить налог. Любой недовольный чем-то юнец. Все они станут мятежниками. Всех повесят. Теперь я ближе любого моего предка Бонвилана к тому, чтобы стать королем.
Это заявление повисло между ними, отягощенное предательством, длившимся долгие века. Конор слышал лязганье наручников и звук капающей воды. Бонвилан притянул его клетку к себе так близко, как позволяли прутья, и отстегнул стягивающий рот ремень.
— Перед смертью твой учитель сказал, что мне никогда не остановить их всех. Был ли Виктор Вигни связан с французскими воздухоплавателями? Или с этим La Legion Noire… с «Черным легионом»?
Губы Конора распухли от ударов, челюсть простреливала боль, и все же он сумел заговорить.
— Нет никакого «Черного легиона». Вы погубите Соленые острова, сражаясь с воображаемым врагом.
— Позволь мне объяснить кое-что, человечек! — прорычал маршал. — Если бы не Бонвиланы, эти острова были бы всего лишь скалами в океане. Ничего, кроме соли и птичьего дерьма. Мы столетиями нянчились с Трюдо. Но все, хватит. Отныне этот остров мой. Я выдою его досуха, а королева Изабелла будет жить ровно до тех пор, пока не станет вмешиваться в мои дела. — Бонвилан постучал по клетке Конора. — Хотелось бы услышать, что ты думаешь о моем плане, юный Брокхарт.
— С какой стати вы рассказываете мне все это, убийца? Я не ваш духовник.
Бонвилан потряс клетку, как будто она скрывала в себе какую-то загадку.
— Не мой духовник. Прекрасно… мне будет недоставать наших разговоров. Я объясню тебе, юный Брокхарт, поскольку только такие моменты и делают жизнь стоящей. Мне лучше всего, когда вокруг все кипит. Колоть, стрелять, плести интриги. Меня это радует. Меня это возбуждает. На протяжении столетий Бонвиланы держались в тени трона, управляя им с помощью своих махинаций. Но так, как сейчас, не было никогда.
Бонвилан чуть не опьянел от счастья. Все его планы должны были вот-вот осуществиться.
— И ты, маленький надоеда, превратишь хороший план в превосходный. Все дело в твоем отце, видишь ли. Он прекрасный солдат, готов это признать. Замечательный солдат, способный разжечь в душах людей великую преданность. Я собирался убрать его и избавиться от этой напасти. Но теперь мятежник Виктор Вигни и ты, его послушный ученик, убили короля. Для твоего отца — дело чести защищать новую королеву всеми доступными ему средствами. И поскольку я пообещаю ему не проводить расследования в отношении его сына, Деклан Брокхарт будет обязан мне тем, что его репутация не пострадает. Вот каким образом ты обеспечишь мне его преданность. Благодарю тебя за это. — Бонвилан наклонился еще ближе, придав своей физиономии выражение печали. — Однако должен сообщить, что сейчас он ненавидит тебя. И Изабелла тоже — когда я рассказал им свою версию ночных событий. Смею даже предположить, что отец собственноручно убил бы тебя, если бы я ему это позволил. Однако это дело семейное, уж никак не мое. Он сам тебе все скажет.
С этими словами Бонвилан снова затянул ремень клетки Конора и продел цепь от наручников в кольцо на стене. Потом встал, скрипя коленными суставами; крупная фигура заполнила всю камеру. Внезапно покрытое шрамами лицо Бонвилана приняло задумчивое выражение.
— Ты, возможно, думаешь, что я страдаю — учитывая, сколько людей я убил, сколько сотен жизней отнял. Разве меня не должны по ночам посещать демоны? Разве я не должен терзаться чувством вины? Иногда я лежу в постели и действительно жду кары, но она никогда не приходит. — Бонвилан пожал плечами. — Да и с какой, собственно, стати? Возможно, я хороший человек. Сократ сказал: «Есть только одно благо — знание; и есть только одно зло — невежество». Ну, меня невежественным не назовешь, значит, я хороший. — Он подмигнул Конору. — Как думаешь, этот аргумент введет в заблуждение святого Петра?