Как родич-папоротник — дедам,
Почуявшим купальский жар.
8
В тебе ли все, что сердцу светит,
Таилось от начала дней,
И всем, душа, что взор отметит,
Себя ты познаешь верней?
Или, по знаменьям неложным
Гадая, «здесь моя любовь»,-
Ты в души посохом дорожным
Стучишься, входишь — ищешь вновь?
9
Цветет по зарослям прибрежным,
Что крадут моря янтари,
Шиповник цветом белоснежным,
То цветом крови иль зари.
И мнится: здесь живая Роза,
Моя, раскрылась! здесь цветет!..
И долго нежная заноза
Шипов любви не отдает.
ФЕОФИЛ И МАРИЯ
ФЕОФИЛ И МАРИЯ
Повесть в терцинах
Когда Христова церковь, как невеста
Пред свадьбой, убиралась в лепоту,
И риз неопалимых, что асбеста
Надежнее в день судный, чистоту
Стал каждый ткать, дабы во славе многой
Грядущему последовать Христу:
Обычай верных был — лептой убогой
Ему святить любовь земную в дар,
В супружестве искусом воли строгой
Порабощать плотских прельщений жар -
И, девство соблюдя на брачном ложе,
Таить в миру мирских плененье чар.
И вера та ж, и рвенье было то же
У юных двух; содружеством отцов
Помолвлены сызмлада,— «Вечный Боже,-
Молились оба,— ангельских венцов
Нам порознь не подъять; покрой же вместе
Двоих одною схимой чернецов».
И рассудилось вкупе им, невесте
И жениху, сходить в недальний скит
И тайный дать обет в священном месте.
В путь вышли рано. Белый зной томит.
Меж кипарисов, в ложе саркофага,
Окован гулким камнем, ключ гремит.
На мраморе печать Господня стяга
Среди крылатых гениев и лоз;
В янтарных отсветах дробится влага.
Над ней лик Девы и венок из роз.
Две горлицы по краю водоема
Плескаются. Поодаль стадо коз.
Как золотая сеть — над всем истома.
На две тропы тропа разделена,
Приведшая паломников из дома.
Молитвою немой поглощена
Мария. Феофил возносит Ave1.
Испить от светлых струй встает она.
Не сон ли сердца видят очи въяве?
Вспорхнули птицы… падают цветы:
Пред ним она — в живой и новой славе.
Не Ты ль убранством нежной красоты
Одела, Дева-Мать, его подругу?
Своим венком ее венчала Ты!
И юноше, как брату и супругу,
Она кладет на кудри свой убор…
Глубоко в очи глянули друг другу,
И новое прочел во взоре взор…
Склоняются, потупясь, на колена,
Но в сердце новый слышат приговор.
Псалмы лепечут… Прелестию плена
Греховного их мысль обольщена;
И тают словеса, как в море пена,
А помыслы, как темная волна,
Стремятся вдаль, мятежась и тоскуя,
И грудь унылой смутой стеснена.
Уж обменить не смеют поцелуя,
Пречистой робко розы отдают
И согласуют робко «Аллилуя».
И молча в путь, без отдыха, идут
Крутой тропой: зовет их скит нагорный,
Спасаемых спасительный приют.
Где над ущельем дуб нагнулся черный,
У врат пещеры старец предстоит
Немой чете, суду его покорной.
Им укрепиться пищею велит;
Пшеном и медом потчует янтарным
И влагой родниковою поит.
Когда ж молитвословьем благодарным
Скончали гости трапезу, медвян
Стал солнца низкий свет, и златозарным
Иконостасом, нежно осиян,
Простерся белый скит над синим долом;
И речь повел, кто был им свыше дан
В предстатели пред Божиим престолом,
Дабы, за них прияв ответ, елей
Пролить в их грудь, смятенную расколом.
«О чада!— говорил он.— Что милей
Отцу Любви, чем двух сердец слиянье?
Что пламени двусветлого светлей?
Пречистая Сама им одеянье
Соткет — единый свадебный виссон.
Единым будет их в раю сиянье.
Мужайтеся! Мимоидет, как сон,
Земная радость, и земная мука,
И неизбежная страда времен.
Зане, о дети, здесь любовь — разлука,
А там — союз; и за небесный плод
Болезненность земных родов — порука,
Идущих на закат иль на восход,
Не то же ль солнце вас догонит вскоре -
Иль поздно встретит, встав на небосвод?
Смесится ль кровь, замкнется ли в затворе
От милой плоти алчущая плоть -
Ах, суд один в двуликом приговоре!
Хотите ль смерти жало побороть -
Гасите жала огненные тела!
С крылатых плеч, как ветхая милоть,
Темница разделенья у предела,
Запретного очам, должна упасть:
Блажен, кого Христова плоть одела,
Но тот приемлет смерть, кто принял страсть;
Отяготела над его лучами
Сырой земли, родительницы, власть.
Разлучница таится за плечами
Супругов, обручившихся земле,
И сторожит их страстными ночами,
И похищает одного во мгле.
Кто в тленье сеет, в тленьи тот и в смраде
Прозябнуть должен. Мир лежит во зле.
Духовному в духовном вертограде
Зачатие от Слова суждено;
Но перстный да не мыслит о награде.
Не оживет, коль не умрет, зерно.
Земли лобзайте лоно! Ей вы милы,
Единого из вас возьмет оно,
Иль в смертный час, избегших льстивой силы,
Впервые сочетает, и вполне,-
Разлуку предваривших до могилы.
Свободны вы. В сердечной глубине
Ваш темный жребий. В эту ночь вигилью
Со мной творите. Весть придет во сне»,
И, с головой покрыв эпитрахилью
Трепещущих, наставник возгласил:
«Ты, кто слиял Израиля с Рахилью,
Дай смертным помощь благодатных сил,
Небесный Отче! Жертвенною кровью
Свой вертоград, Христе, Ты оросил:
Любовь их укрепи Твоей любовью
И жертве правой, Агнец, научи!
Склонись, о Дух Святый, ко славословью
Сердец горящих, и Твои лучи
Да оэарят путь верный ко спасенью
Стоящим у распутья в сей ночи.
Ты любящим, объятым смертной сенью,
Сам, Господи, благовестил обет:
Все приобщимся в теле воскресенью».
Заутра, чуть скользнул в апсиду свет,
Коленопреклоненных разбудила
Речь старца: «Дайте, чада, свой ответ».
Еще дремота нудит Феофила
Прильнуть челом ко льду старинных плит;
Но за руку Мария выводила
Его из тесной церкви. День пролит
С лазури в атриум; и розовеет,
В углу, колонны серый монолит.
Благоуханной свежестию веет
Нагорный воздух. Стая голубей,
Как снег в заре, по архитраву рдеет,
Слиян с их воркованьем блеск зыбей,
Лепечущих в ограде водоема,
Y ног Владычицы Семи Скорбей.
Там, на пустом дворе Господня дома,
Склонилася Мария на траву,
Как бы веленьем некиим влекома;
И, к росной зелени прижав главу,
Сырую землю так лобзала нежно,
Как будто мать узрела наяву,
За нею спутник, помолясь прилежно,
На луг поник и персть облобызал,
И встали вместе, глядя безмятежно
На старца взором светлым, И сказал
Монаху Феофил: «Дорогу, авва,
Всевышний нам согласно указал.
Его да будет слава и держава!
Приемлем на земле Его закон
И не умалим матернего права,
Я на молитве задремал, и сон
Мне снился дивный! Будто, голубые
Покинув воды, в зеркальный затон
Заплыли мы в ладье. Струи живые -
Бездонная прозрачность. Из челна
Цветы берем прибрежные. Мария -
Вдруг уронила розу. Глубина
Ее не отдает. И дале, дале
Тонула роза: нет затону дна.
Тонула — и росла в живом кристалле,
И светит солнцем алым из глубин.
Мария сходит, в белом покрывале,
В текучий блеск — достать небесный крин,
Как некий дух по лестнице эфирной,-