на улице, говорят, даже когда начнете знакомые голоса слышать. Это еще одно испытание, и его нужно пережить, – сказал я.
– Однажды собрались мы в поход с Питоном – новые дороги исследовать на дары Катарсиса, да карты свои дополнить…
– А у вас большие карты, Злой?
– Какие есть, других нет.
Я начал свою историю…
«– Не река Самсона и не плод вечности – главные богатства Катарсиса. Фолиант ищу я, Злой.
– Что за фолиант?
– Древняя книга, в которой, по слухам, запечатаны все знания, карты, обозначения местности вместе с возможным местонахождением даров, и суть всех процессов, происходящих в Катарсисе. Что такое сам Катарсис. Что такое Ночь. Что такое нелюди и дары. Переплет этой книги – из досок, обтянутых свиной кожей с узорным тиснением, с застежками. Ее возраст – половина тысячелетия. На аукционе фолиант стоил бы столько, что все дары разом можно купить за эти деньги. Если она существует, то, возможно, в ней я смогу найти ответы на свои вопросы, почему внезапно исчезли все жители Катарсиса. Что с ними стало. Какой катаклизм привел к таким глобальным последствиям. Что такое Катарсис, и кому нужно заселять его изгоями.
– А если ее нет? Что, если это одна из выдумок местных трепачей?
– Не может, Сашик, такого быть, чтобы вся эта шелуха – дары, река, плод – не были ширмой, за которой спрятано настоящее богатство. Не верю я в это…»
– Если бы мне пришлось выбирать, – сказал Коля, – я бы никогда не выбрал этот фолиант. Я в школе читать не любил. Литература была одним из самых нелюбимых уроков. Я бы плод вечности выбрал и продал бы его за столько, что до конца моих дней ни в чем бы не нуждался.
– А я выбрал бы воду из реки Самсона, – сказал Серега. – Влюбился бы в женщину, вернувшись в Коробку, полюбила бы она меня на весь остаток своей жизни. И горя бы не знал.
– А ты? – раз пошла такая пьянка, спросил я у Данилы.
– Фолиант бы меня заинтересовал, однозначно, – сказал тихо Гет.
В дверь дома постучали. От неожиданности Гриб аж подпрыгнул.
– Чуть душа под землю не ушла через запасной выход, – сказал он. – Что за диавольщина?
– Откройте. Из станицы Покинутых шел, изгой я. Попал в Ночь. Еле добежал до вашего града. – Настойчиво лупил кто-то в дверь.
– Не рыпайся, – прошептал я Сереге. – Даже не вздумай.
– За мной нелюди бегут. Не выжить мне. Откройте дверь.
– Почему он в нашу дверь стучит? – спросил Гриб. – У нас же нет света в доме, шепотом говорим, мышь на втором этаже не услышит нас.
– Наконец прозвучал правильный вопрос, – сказал Данила.
– Откройте.
– Это испытание, повторяю вам. И отнеситесь к этому соответственно. У нас цель – пережить шесть суток. Во что бы то ни стало мы обязаны эту цель выполнить.
В дверь перестали стучать. Спустя какое-то время послышался смех. Хотел бы я этот смех никогда не слышать.
– Сдохнете вы все. Сдохнете. Немного вам осталось.
Серега смотрел на меня, в его глазах были растерянность и страх. Нехороший взгляд.
– Если никто не станет больше перебивать, продолжу историю свою…
«– По слухам, в свежей могиле он зарыт. На неистоптанных землях. Возле могилы этой протекает ручей с чистой питьевой водой. Выпить нужно этой воды перед тем, как копать могилу.
– Все это похоже на какой-то развод, Питон. Могила. Ручей. Фолиант.
– Будет видно. Так можно было бы сказать и про реку Самсона, если бы сам воочию не увидел ее и не набрал оттуда воды.
– Да, так оно и есть, – не стал я отрицать очевидное. – Зачем тебе все эти ответы?
– Повторяю, Злой, ценность фолианта для тех, кто понимает его подлинную силу, выше всех даров, разом взятых в Катарсисе. Это не просто старинная книга. Это мощное оружие. И если она на самом деле существует и попадет не в те руки, будет большая беда, исправить которую будет почти невозможно.
– Не понимаю тебя.
– Некоторые вещи тебе непонятны не потому, что ты глуп. А потому, что эти вещи не входят в круг твоих интересов. Поймешь, Злой. Не расстраивайся, придет время – обязательно поймешь».
Запасы еды постепенно уменьшались. Воды оставалось на несколько глотков. На третьи сутки начался дождь. Каждый из нас мысленно просил Катарсис прекратить его, чтобы душу не травить. А он, будто издеваясь над нами, продолжался целые сутки. Большое везение, что Гет, поднимаясь на второй этаж, где мы организовали временную уборную, заметил в крыше щель, из которой капала вода. Каждый из нас набрал себе на несколько глотков. И на том спасибо, живы пока.
На пятые сутки почти вся еда закончилась. И произошло кое-что интересное.
– Кто на этот раз стучит? – усмехнулся расслабленно Гриб. Все мы уже привыкли к Ночи и даже ощущали себя в относительной безопасности в этом доме.
– Открывайте, парни. Мирон это, – послышался знакомый голос.
Все непомнящие посмотрели на меня. Данила смотрел на дверь.
– Барышника голос, точно, – сказал Гриб.
– Ага, – поддержал Серега.
– Не отвечайте, – сказал спокойно я. – Барышник лучше в землю полезет, чем выйдет из своего дома. Нелюди Ночи это. Не барышник.
– Злой, открой дверь. Хватит в игры играть, да детвору запугивать страшилками. Я вам еды ящик принес. Уже, поди, закончилась. Здесь пока тихо, в граде никого нет, кроме нас. Откройте. Сколько еще буду ногами стучать, руки отваливаются.
Гриб сделал движение, скорее неосознанное. Все были на нервах, я в том числе. Не нравилось мне это.
– Сиди, сопляк, – рубанул я. – Даже не вздумай.
Мне показалось на секунду, что если бы он решил подойти к двери и тронуть засов, я бы его рукой за шею схватил и поднял над землей. Поставить под угрозу не только свою жизнь, но и жизни всех нас… Дурные мысли ворвались мне в коробку.
– Я и не думал, – немного огорченно отозвался он.
– А ты, Злой, так жить хочешь. Хочешь, да? Не ищи, и, может, останешься жить. В любом случае рано или поздно сдохнешь, как и Питон. Всем вам туда дорога.
– Слыхали, как барышник заговорил? – улыбнулся я. – Как будто черт в него вселился.
Обстановка начала разряжаться. Напряжение постепенно спадало. Спустя какое-то время начались шутки, вспомнились анекдоты. А Гриб даже историю рассказал, как однажды над градом костреба, парящего в небе, увидел.
Прошла Ночь. Пережили ее.
Пришел Рассвет в град Покоя, и вместе с ним пришло чувство шаткого внутреннего спокойствия и расслабленности.
Отодвинули засов и вышли на улицу. Парни припали к земле, думал, землю целовать