в граде Покоя ты.
– Тебе чего нужно от меня?
– Нервные вы все. Почему такие нервные, Данила?
– Гет я. Для тебя я Гет. Кто может сказать, что видел тебя на Землях трупов в ближайшие дни?
– Может быть, трупы? Достаточно будет? Изгоев там не встретишь. Свои дела у меня там были, и место, где переночевать, я знаю.
– Тогда молись, Мотылек. Молись, если знаешь молитвы.
Я видел, как начал краснеть от злости егерь. Он приподнял свой карабин, который забрал из местечка укромного у источника, я рукой опустил его дуло вниз.
– Не позволяй эмоциям взять верх. Нам нечего ему предъявить. Не делай ошибок, Гет. Свое имя ты создавал в Катарсисе не один год. Все знают тебя как честного, храброго егеря, который знает свое дело и слово держит. Не стоит оно того, чтобы похерить имя свое за пару секунд. Он провоцирует, не знаю, почему. Мотылек, я отдам тебе твой груз. Ступай.
– Ты понимаешь, Злой, что все это не останется между нами. То, как вы поступили со мной, будет известно во всем Катарсисе. От града Покоя и до Пустоши.
– Догадываюсь. Не задерживаю тебя.
Я проверил, на предохранителе ли его ноша, а после положил под ноги Мотыльку. Тот молча встал, забрал рюкзак и ношу свою, без прощания ушел в прочь.
– Неприятный тип. Зря ты его отпустил.
– Кроме того, что он неприятный тип, есть ли объективные причины его убивать?
– Складно брешет. И никто его на Землях трупов не видел. И «случайно» вышел к Волчьей норе.
– Если бы я знал наверняка, что это он, будь уверен, первая же стрела, прилетевшая ему меж глаз, была бы моя. Не кореш он мне. Выпивали пару раз, на этом все. Плохого о нем не говорили.
– Что делать будем с недохудожником? Смотри на него, скоро голова взорвется от всей этой жути, что мы тут нагнали.
– Что делать будем с тобой, творец? – улыбнулся я.
– Я ничего не видел. Ничего не слышал. Ничего не знаю. Будьте уверены, я ничего не скажу.
– Да не боись ты, малец, – засмеялся Гет. – Не похороним тебя тут, за домом, с костребом на пару, чтобы навсегда завязать твой язык. Но помалкивать нужно. Уяснил?
– Да.
– Славно. Вижу по глазам – есть вопрос, отвечу сразу: сына моего убили. Потому я здесь. Но теперь о том, что я в граде Покоя, будет знать каждый изгой и нелюдь. Если ты не скажешь, Мотылек растреплет на весь Катарсис, к пророкам не ходи.
– Понял. Я не скажу, слово даю. Изгоя.
Мы одновременно улыбнулись с Данилой.
– Дал слово изгоя, значит, сдержи.
– Гет, есть…
– Я видел уже его, – сказал пацан.
– Кого?
– Ну, Мотылька этого. Я не знал его имени, но видел один раз. Еще тогда, когда в Катарсис прибыл, в первые дни.
– Продолжай.
– Он заходил к Мирону, наверное, чтобы дары или дуру продать. Когда вышел из дома его, подошел к нам. Рассказывал какую-то историю. Не помню точно, о чем. Спросил у каждого имя, откуда, чем занимались в Коробке. Хотим ли назад вернуться. Посидел вместе с нами немного, перекусил и ушел. Один раз на моей памяти он был в граде Покоя.
Я смотрел на него, когда он вошел. А он – на меня. Не понимал, откуда знакомо мне его лицо. Кажется, он сразу меня узнал.
– Почему раньше не рассказывал об этом? – спросил я. – Сколько ты в граде Покоя?
– Вы и не спрашивали. Пришел на две недели раньше Данилы.
– Он не показался подозрительным?
– Нет, конечно. Настоящий, живой изгой к нам пожаловал. Мы все смотрели на него с открытыми ртами. Первые дни – вся эта романтика, Катарсис, нелюди, изгои, река Самсона, плод вечности… Смотрел, помню, на него, как на высшее существо нашей цивилизации. Бесстрашный. Многое знал, многое повидал. Есть чему поучиться.
– Надо бы Мирона расспросить, – сказал егерь, посмотрев на меня.
– Расспросим, будем живы, зайдем к Мирону. Не знаем наверняка, причастен он к нашему делу, Гет, или нет. Но то, что пришить хотели Мотылька, этого нам не забудут. Не поступают так в Катарсисе без серьезных на то оснований. Нехорошо это. Но хорошо, что ушел, от искушения подальше.
– Знаю, Злой, что не поступают. Если надо будет, объясним изгоям, как есть. Кому надо – поймут, кому не надо, тому и не надо. В неспокойное время – неспокойные изгои. К нему тоже вопросы имеются.
– Будем отдыхать. Дежурить будем по два часа каждый. Есть желающий на первую смену?
– Я присмотрю. Отдыхайте, – сказал Данила. – Все равно спать что-то не хочется. Разбужу тебя, пацан. Ты разбудишь Злого.
На том и решили.
* * *
– Проснись, Злой. Проснись.
Открыл глаза, увидел лицо Гета. Он был чем-то озадачен.
– Малой пропал.
– Как пропал?
– Да вот так. Пожитки и ствол здесь. Разбудил его, когда подошла его очередь. Сам лег спать. Проснулся – его нет. Прежде чем тебя будить, вышел из дома посмотреть, не отошел ли парень отлить, или приспичило, может. Только после того, как осмотрелся, начал тебя будить.
– Херово дело.
– Как в воду пустил. Пацана искать надо. Мехом чувствую, не прогуляться он пошел без пожитков по округе.
– Сначала осмотрим Волчью нору. После – двинем в сторону дома без крыши, где останавливались, после – дом Захара, – подвел итог я.
– Двинули.
– Возьму рюкзак и ствол.
– В путь, Злой, да хранит нас Катарсис. Нехорошо это пахнет, чую.
В нору мы спустились, осмотрелись. Ни парня, ни его следов. Когда покинули нору, отправились к дому без крыши, что стоял около дороги, ведущей к бывшему пристанищу Захара.
– Был он здесь.
Рядом с домом валялся нож Пикассо, рукоятка которого была обмотана белой рваниной. Запомнили оба этот экземпляр.
– Верно ли ты сформулировал свою мысль, егерь?
– Его нож.
– Знаю. Осмотрим здесь все.
К семи мы уже были в граде. Возвращались молча. Преследовало нехорошее чувство. Мирон, по всей видимости, еще спал, дверь его дома была закрыта. Я постучал. Тишина. Не услышал или сделал вид, что не услышал. Я постучал второй раз. Но уже настойчивее.
За дверью услышали с напарником знакомый голос.
– Кого это… чтоб вас… занесло…
Хозяин явно подбирал выражения.
– Поспать не дадут.
Кто?
– Злой и Данила.
– Ну, вернулись из ходки – и вернулись. Молодцы. Дуру можно и днем продать. Зачем Землекопа в такую рань будить? Совесть имейте.
– Малой исчез.
– Что значит – исчез, Злой?
– То и значит – исчез. Вернулись вдвоем.
– Вы, должно быть, шутите.
– Нет, Мирон, – сказал Гет. – Уснули втроем у