который странно бродил по помещению, осматривая почти каждый уголок. Поникший и теперь абсолютно одинокий, обитатель этого храма сидел прямо возле печи, смотря, как слегка красные угли завершают свой горящий путь, медленно остывая в слегка теплой, чугунной коробке. Вдруг, остановившись прямо за спиной, всё так же не особо удивляя его и не вызывая абсолютно никакой реакции он замер на несколько секунд.
– Давай поднимайся. Нужно собираться, – проговорил он убитому событием парню, который сидел всё в той же позе и смотрел в печь. – Хрен теперь тут тебя оставишь. Только ещё больше проблем нахватаю. Давай уже, вставай, хорош сидеть. Жопу только отморозишь, – сказал уже немного громче он, хватая за верх его черного свитера. – Пошли. А то так и помрешь тут.
Рома всё так же, почти никак не реагируя и без каких-либо эмоций, встал с матрасов и просто шагал вслед за Серегой. Его ноги шаркали по земляному полу, немного разрывая, как казалось, полностью утрамбованную почву.
– У тебя тут еда есть? Собирай консервы и всё остальное, что имеется. Вещи теплые обязательно одевай. А, точно, и рясу сними, – с какой-то непонятной холодно-приятной вдруг проговорил ему Серега.
Для Ромы это было всё тем же полупустым звуком, принимать который его мозг никак не хотел.
Этому большому и теперь резкому бугаю пришлось самому всё искать за него. Он отрыл где-то в вещах отца Михаила консервы, о существовании которых Рома никак не догадывался и даже нашел там же складной нож, который сразу отдал ему. Он теперь держал в руках эту вещь, не понимая, какие эмоции он по-настоящему испытывает к этому предмету. С одной стороны это было тем, что всю жизнь казалось ему лишь кухонным прибором, а с другой стороны понимал, что, скорее всего, отец Михаил хранил его не для этих целей.
Собравшись, этот большой человек поднимался наверх, а вместе с ним, позади, немного неуверенной походкой, чуть-чуть приходя в чувство, шел худой и поникший силуэт последнего выжившего в этом храме человека. Оставлять родное место было не очень тяжело, но понимать, что с этим всем остается и отец Михаил, было куда тяжелее. Выйдя на поверхность, он ещё раз с Серегой прошел к тому, слегка примерзшему и не успевшим покрыться серым снегом, месту, где теперь навсегда покоился его наставник и второй отец. За эти небольшие несколько минут, которые они простояли у могилы, он пытался разглядеть все воспоминания, неожиданно и быстро пробегающие в памяти. Они уходили в то время, когда, как казалось, уже наступало утро. Роме всё же хотелось, чтобы вместе с ним уходил и старец. Тот самый, что дал ему ту жизнь, которой он сейчас живет.
Глава пятая
Рим: 8: 24–25 Ибо мы спасены в надежде. Надежда же, когда видит, не есть надежда; ибо если кто видит, то чего ему и надеяться?
Чем дальше они отдалялись от родных Роме мест, тем больше над ним нависала какая-то незащищенность. Казалось, что теперь ему не за кем будет прятаться, даже в темноте, и не кому будет рассказать, как его волнует что-то, что обычно не тревожит никого. Серега был, конечно, довольно не маленьким и не слабым человеком, но с ним почему-то ощущение безопасности казалось абсолютно не тем, что он привык себе представлять. Его автомат и висящий в кобуре пистолет никак не давали этому испуганному и пережившему за последние дни лишь плохие события парню понять, что всё хорошо. К тому же, если отсутствие рясы ещё можно было как-то выбросить из головы, то вот страшную легкость в области груди никак. Он трогал это место, в надежде хотя бы представить тот крест, который он не снимал, как ему казалось, никогда. Только сейчас, немного проветрив свой разум на холодном ветру, он смог хоть немного задуматься над тем, зачем же всё это было нужно этому великану? Идей так и не пришло, как и его решительности спросить об этом самого Серегу. В тот момент, когда Рома думал об этом, тот неожиданно остановил его.
– Так. Нужно кое-что разъяснить. Я тебя нашел в старом доме и ты просил помощи. Если будут спрашивать, за кого – отвечай одиночка. Всё ясно? – немного повышенным тоном спросил его он.
Тот немного покивал головой, видимо, способный согласиться сейчас со всем, что ему могли бы сказать и через несколько секунд, волнующей Серегу тишины, всё-таки проговорил – да.
– Вот и хорошо. Ах, точно, и ещё кое-что: В бога ты не веришь, если что. Все свои религиозные штучки лучше оставь при себе и держи их внутри. Высунешь – считай покойник. Поверь, всё это для твоего же блага.
Теперь его голова уже не кивала так же, как и в прошлый раз. Внутри всё перемешивалось и даже немного пыталось вылезти наружу, но только немного. Верить таким советам не хотелось, ведь он на полном серьезе ещё не понимал, как мир мог так поменяться, что за веру теперь можно будет умереть просто так?
– Есть вопросы? – спросил его тот и быстрым шагом, никак не дожидаясь ответа, пошел дальше.
Неожиданно для них обоих, из Ромы вырвалось лишь одно удивительное, правда всё тоже слово – да. К такому, на самом деле, не был готов никто. Не успев сделать и пары шагов, Серега резко остановился и, повернув лишь голову, удивительно посмотрел на него в тот момент, когда он пытался как можно дальше увести свой взгляд с этого огромного человека.
– Так. Ну и что за вопрос? Не стесняйся, задавай. Поверь, я тебе зла не желаю, абсолютно.
Он немного помялся, всё ещё обдумывая, стоит ли на самом деле спрашивать всё, что так сильно вылезало из себя или всё же не стоит? В итоге, в какой-то момент, когда ощущалось, что Серега начинает неровно дышать, Роме снова показалось, что обратного пути уже нет.
– Меня могут убить за …? – спросил он, страшно глядя прямо в глаза и давая ему понять, что он никак не хочет слышать ответ.
Тот лишь быстро пересекся с ним взглядом и сразу же отвернулся. Кажется, было ясно, что такие мысли никак не чужды этому сильному и с виду очень не простому человеку.
– Да, – резко ответил он, не желая продолжать этот разговор, и опять пошел вперед.
Теперь, для этого молодого, оказавшегося в непростой ситуации священника, было не особо просто попытаться как-то собраться с мыслями и преодолеть все эти страхи. Почему-то, словно до конца, он искренне не верил в