Читать интересную книгу Дау, Кентавр и другие - И. Халатников

Я всю жизнь играл открытыми картами и считал бы непо­рядочным скрывать что-либо от Петра Леонидовича. Поэто­му, конечно, сказал, что приготовил такое письмо. Он спро­сил, кто его подпишет. Я ответил, что Анатолий Петрович Александров, Николай Николаевич Семенов, Лев Андреевич

Арцимович. И, естественно, я решил привлечь Георгия Вяче­славовича Курдюмова, а также Николая Михайловича Жаво­ронкова, который занимался организацией в Черноголовке но­вого химического института. Реакция академика Жаворонкова была весьма нетривиальна: «О! Я эту идею поддерживаю. В Рос­сии всегда был дух коллективизма, даже в деревне — деревен­ская община, это очень глубоко в русском народе. Хорошая идея, вы продолжаете традиции деревенской общины». Нико­лай Михайлович вообще был человеком доброжелательным.

Выслушав меня, Петр Леонидович сказал: «После того, как все подпишут, я тоже подпишу».

О мушкетерах

Дальше уже завертелась бюрократическая машина. Сначала вопрос решался на Президиуме Академии наук. (Насколько помню, заседание Президиума, на котором было принято ре­шение о создании Института теоретической физики, происхо­дило в день, когда был убит Джон Кеннеди.) После этого дело должно было поступить на рассмотрение Совета Министров.

Академия тогда еще не стала таким крупномасштабным уч­реждением, бюрократический аппарат был намного меньше. Организацией нашего института занимался там один человек — начальник планово-финансового управления Павел Гаврило­вич Шидловский, очень своеобразная личность. В то время руководить таким большим подразделением мог только член партии. Шидловский же был беспартийный, пожилой. Когда я приходил к нему в кабинет, то не раз заставал его поливаю­щим цветочки. В общем, могло показаться, что он немного не от мира сего. На самом деле это был человек с мертвой хват­кой. Он был постоянно связан с одним из помощников А.Н. Ко­сыгина и мог серьезно влиять на развитие событий. Он тоже загорелся идеей помочь нам создать институт.

Наконец, это было уже в 1964 г., в начале августа, раздается звонок от помощника Косыгина. В то время Совет Министров не рассматривал организации институтов численностью мень­ше 500 человек. Мы, конечно, никогда не имели в виду созда­вать институт такого грандиозного размера — эти гигантские институты неработоспособны, неконтролируемы.

В Институте Петра Леонидовича было немногим более 200 человек. Помощник Косыгина был несколько удивлен тем, что в проекте общая численность института составляла 100 че­ловек, из них 75 научных сотрудников. Вот он и спрашивает у меня: «Скажите, пожалуйста, а как обосновывается число — 75 научных сотрудников?» Я ему отвечаю: «Мы предполагаем иметь 15 секторов, и в каждом секторе по 5 человек. Если 15 умножить на 5, то будет 75». И почувствовал, что снял с его души огромный груз. Через несколько дней было подписано поруче­ние А.Н. Косыгина Комитету по науке и технике и Президиуму Академии — создать такой институт. А 14 сентября 1964 г. по­явилось совместное постановление за подписью К.Н. Руднева — председателя Комитета по науке и технике — и академика М.Д. Миллионщикова, который в то время замещал Келдыша.

К слову сказать, Мстислав Всеволодович Келдыш с самого начала оказывал нам поддержку. Он, по-видимому, неплохо разбирался в том, кто есть кто в науке, и очень переживал ситуацию, когда, став президентом, лишился возможности за­ниматься наукой. Это делало его иногда человеком агрессив­ным. Но к нам он относился доброжелательно.

Дальше возникли проблемы с моим назначением директо­ром института. Было очень сильное сопротивление в Отделе науки ЦК. Вначале даже Мстислав Всеволодович не мог пре­одолеть это сопротивление. Там не хотели даже обсуждать мою кандидатуру. Но в жизни, если у тебя есть группа единомыш­ленников, пусть небольшая, но готовая сражаться до конца, ты можешь совершить любые, даже самые маловероятные вещи. Я уже рассказывал здесь историю про маршала Тухачевского и трех мушкетеров.

На этот раз три мушкетера были и у меня, это мои три товарища: Абрикосов, Горьков и Дзялошинский. Они (об этом я узнал позже) пошли к Келдышу и сказали, что новый инсти­тут, который он так поддерживает, будет создан только в том случае, если Халатников будет директором. В противном слу­чае они в этом деле участвовать не станут.

В это же время произошло «историческое событие»: 14 ок­тября состоялся знаменитый пленум ЦК, на котором сняли Никиту Сергеевича Хрущева. Среди обвинений против него, которые излагал Суслов, было и разрушение связей с Акаде­мией наук. На следующий день после этого пленума Отдел науки ЦК затребовал мое дело. (Опять корреляция с истори­ческим событием.) В конце концов в начале 1965 г. согласие было получено, и я был назначен директором института.

«Если дети женятся, то не советуются с родителями...»

Приведу здесь выдержку из протокола № 134 Заседания Ученого совета Института физпроблем 26 января 1965 г.

1. О соревновании пожарников.

М.П. Малков сообщил о решении райисполкома по поводу соревнования пожарников. Итоги довольно значительные. Снесено много сараев и деревянных гаражей. В соревновании участвовало 200 команд. Первое место заняла Калужская ТЭЦ. ИФП занял 3-е место и получил кубок 3-го разряда.

2. О назначении И.М. Халатникова директором Института теоретической физики АН СССР.

П.Л. Капица сообщил, что в пятницу 22 января Президиум АН СССР принял историческое решение о назначении И.М. Халатникова на уготованный ему пост.

М.С. Хайкин высказал пожелание, чтобы по этому поводу И.М. Халатникову был дан золотой шеврон.

П.Л. Капица продолжил, что директором быть нелегко, а ор­ганизовать институт еще труднее. Таких институтов мало, это второй институт в Союзе. В Киеве организуется аналогичный. Есть еще Институт Бора в Дании и институт в Японии. Теоре­тический институт начал создаваться полтора года назад. Тео­ретики обратились к Н.Н. Семенову. Последний спросил мне­ние П.Л. Капицы, который отнесся сочувственно к этой идее. Если дети предпринимают решительные шаги в своей жизни, например, женятся, то они не советуются с родителями. Это традиция. Каждую новую организационную форму надо ис­пытать. Особенно эту. Ведь теоретикам ничего не нужно, кро­ме письменного стола. Создать такой институт так же легко, как и потом... (пауза). Когда-то Галилей сам был и теорети­ком, и экспериментатором и сам делал приборы. А в середине прошлого века теоретики стали самостоятельными. Еще Мак­свелл и Рэлей экспериментировали. А сейчас происходит даль­нейшее деление, намечается 3-я фаза — конструкторы. В бу­дущем они будут играть такую же роль, как и научные работники. Почти все крупные установки требуют большой конструкторской работы: ускорители, телескопы, радиотеле­скопы. Конструкторам надо не только иметь хорошее инженер­ное образование, но и понимать проблему, т.е. быть физиками.

При этом они будут равноценными членами коллектива. Если бы у нас не было сильного конструкторского отдела М.П. Малкова, то не было бы и гелиевого ожижителя на 250 л в день. Это оказалось возможным, потому что конструкторы работа­ют вместе с нами и понимают наши задачи. Следует ли наш коллектив разделить на три части или лучше объединение по проблемам? У нас в стране есть разделение в области ускори­телей. Есть специальное учреждение у Комара. А американцы решают проблему иначе. У них конструкторы работают в на­учно-исследовательских институтах и дают задачи промыш­ленности. Лучше, когда они работают вместе с физиками. У нас это получается хуже и медленнее, так как наша промышлен­ность неповоротлива в отношении специальных заданий. С.П. Капица хотел передать конструирование своих ускорите­лей Комару. Но получилось неплохо и со своими конструкто­рами. С теоретиками дело обстоит не так ясно. Л.Д. Ландау несколько раз предлагалось организовать отдельный институт, и он каждый раз отказывался. На каждого теоретика нужно 5-6 экспериментаторов, чтобы он решал их задачи. У нас были разные случаи. Иногда наши теоретики работали вместе с на­шими экспериментаторами. Так было с промежуточным со­стоянием сверхпроводников, которое исследовал А.И. Шальников, опираясь на теорию Л.Д. Ландау. После открытия сверхтекучести Л.Д. Ландау дал теорию. Теория генерации и обнаружения второго звука в гелии была построена Е.М. Лифшицем, а потом В.П. Пешков его нашел. И.М. Халатников нашел объяснение температурному скачку между гелием и твердой стенкой. А.С. Боровик-Романов и И.Е. Дзялошинский обнаружили много интересных явлений в антиферромагнети­ках. Были и случаи, когда такой координации не было. Харь­ковские теоретики нашли через 30 лет после открытия объяс­нение линейной зависимости сопротивления от магнитного поля. А.А. Абрикосов построил всеми признанную теперь тео­рию сверхпроводников второго рода, которая оказала большое влияние на развитие эксперимента в других странах. Гальваномагнитные явления исследовали наши экспериментаторы вместе с харьковскими теоретиками М.Я. Азбелем и И.М. Лифшицем. Важно, чтобы люди были связаны, не обязательно что­бы они работали в одном месте.