…Внутри было сухо и душно. Раскалённый воздух сушил глотку, по конечностям растекалась слабость, мышцы деревенели, сковывая движения. Последние не имели смысла — шагать было просто некуда. Здесь пахло пылью и нафталином, как в старом сундуке, скрипящую крышку которого давно никто не приподнимал. А может быть и вообще не заглядывал внутрь. Однако только тут можно было чувствовать себя в относительной безопасности. Вдали от благ и утех, вне суеты и призрачных идеалов, за граню переваривающегося в собственном соку мира. Убежище хоть и выглядело жалким, но под действием усилия воли, шаткие стены буквально на глазах обретали бетонную твердь. Невидимая крышка обрастала слоями гранита, тут же превращаясь в монолитную глыбу, наглухо запирающую единственный проход. Казалось, должен придти страх… Но его нет и в помине. Лишь слепая уверенность в том, что выжить иначе — нельзя. Лишь только тут, в спичечном коробке своего собственного подсознания, куда нет доступа ордам изнывающих от наживы тварей.
Нет, убежище не защищало от возведённого в ранг бога чудовища — оно отгораживало от тех, других, что изначально прикидываются друзьями, силясь втереться в доверие. Для того чтобы просо скомкать коробок.
…Над подъездом — мгла. Она спускается с неба, сплетается в тесный клубок, наслаивается слой за слоем, путается, нарушая стройные ряды марширующих, попутно растягивая и обрывая отдельные нити разноцветного камуфляжа. Всеобщий сумбур постепенно перерастает в полнейший хаос, образуя танцующую меж дворов воронку. Она плавно изгибается раструбом к небу, продолжая втягивать внутрь себя, всё новые и новые ряды участвующих в шествии — тем всё равно: плетутся, как зомби. Тела уронили наземь чёрное семя — их миссия выполнена. Пора уходить, оставив мир очередным поколениям. Тем тесно, и они ох как не желают оставаться заточёнными в оковы. Им нужен простор, оперативное пространство, дабы двигаться дальше. Их жизненный цикл очень короток — без спешки не обернуться, оттого и возникает повседневная суета. Внутри неё очень удобно маскировать совершённые действия, оставаясь как бы ни при чём.
Исход продолжается.
Мглу рассекает луч белого света. Он настолько ярок, что обжигает сознание, буквально на газах превращаясь в адское пламя, от которого невозможно заслониться. Это вовсе не обещанный путь в рай и блаженство — жгучий поток увлекает прямиком в ад. Туда, где прогнившие души превращаются в пепел. Остаётся только терпеть, в надежде, что всё быстро закончится. Но кошмар только начался. Поток света трансформируется в твёрдый металл, недальновидное скопление оказывается заточённым в кристаллическую решётку. На протяжении всей своей жизни праведники страшились сдерживающих оков. Уз. Цепей. Но те так никуда и не делись. Они прикидывались светом и добродетелью, на деле оказываясь совершенно иными. Убежать невозможно! Прутки клетки слишком прочны, чтобы удалось их так просто разогнуть. Вслед за раскалённым светом налетает что-то ещё — длинное и извивающееся. Оно пышет жаром, плюётся окалиной и жутко рычит. Затем останавливается, на границе света и тьмы, начинает протяжно вздыхать, отхаркивая серу. Это и есть бог современного человечества. Он щёлкает эфемерным пальцем, и свет тут же меркнет. Оседает поднятый ветром мусор.
Начавшийся дождь смывает последние следы растянувшейся на века трагедии.
Огни в небе отступают, чтобы вернуться завтра.
2.
Умка приоткрыл один глаз, навострил уши. За стеклом что-то шелестело. Звук был слабым — каким-то нерешительным, — словно в своей липкой паутине шелестел недовольный паук. Пластиковые стеклопакеты еле уловимо вздрагивали, силясь подавить натиск чего-то неизведанного, настырно лезущего из уличной темноты. Происходящее мало забавляло: скорее настораживало, отгоняя неразборчивым пинком зыбучие сны. Тени метались по кухне, отскакивали от равнодушных стен, сбивались шипящей гурьбой где-то в районе смердящего помойного ведра.
Нестерпимо хотелось пить.
За громадой порождающего холод шкафа предсмертно жужжала муха. Крик отчаянной мольбы вознёсся к общему хору приглушенных звуков.
Умка заворчал.
Муха была обречена. Она делилась своим страхом, со всей сопутствующей гаммой эмоций, на которую только способно примитивное мушиное сознание. Это была самая настоящая агония: липкая и навязчивая, как ловчая сеть палача. Её нельзя просто так стряхнуть с крыльев и с размаху шлёпнуть о бетонный пол — подобная опция попросту не действует. Бежать тоже некуда, да и нечем. Осталось просто смириться. Смириться, как это делают все обречённые на скорую гибель, и ожидать небытия.
Умка жалобно заскулил, закинул передние лапы на сумеречный подоконник. Пригляделся. В балконные стёкла ударялись редкие капли дождя. Влага медленно стекала по прозрачной поверхности, искажая тени. Недостроенная соседняя многоэтажка изогнулась, на вроде спины обозлённого кота… Всё обстояло как-то не так. Иначе, чем раньше. Перемены пугали. В первую очередь те, что закрались в голову. Непостижимым образом Умка понимал, что что-то происходит… Он не мог определить, что именно. Но чувство было знакомым, навеянным воспоминаниями о прежнем хозяине. Правда, потом — тьма. Всеобъемлющая и всепоглощающая, из которой не дано выбраться.
Где-то далеко за горизонтом полыхнула зарница.
Умка заворчал. Соскользнул с подоконника, судорожно замотал головой, в отчаянной попытке избавиться от мельтешащих в голове теней. Он помнил, что именно последние были всему виной. А ещё шёпот на человеческом языке — или на не человеческом, но принадлежащем разумному существу, — отдающий команды. Команды, что подчиняли волю. Тогда он превращался… Превращался… Нет не то — что-то спускалось в него.
Снова истошно завопила муха: теперь уже явно в последний раз. Умка знал это…
(…он знал, как кричат перед смертью…)
…но не знал, откуда знал! Он просто чуял бездну, которая поселилась в этих стенах совсем недавно. Причём про неё знали все, но упорно игнорировали, не желая говорить открыто. В головах новых хозяев тоже что-то сидело, не позволяя здраво мыслить. Оно питалось их мыслями, как паук мушиными потрохами.
Умка остановился у закрытой двери, осторожно приподнялся на задние лапы, коснувшись когтями ручки. Из приоткрытой пасти послышался неестественный стон, словно пёс пытался что-то сказать. Так он и стоял, смотря в мутную поверхность дверного стекла, за которой тоже что-то застыло…
3.
Марина проснулась ближе к утру. Поначалу она пыталась не спать и вовсе, однако из этого мало что вышло: лекарство сделало своё дело. Женщина резко открыла глаза, уставилась в потолок, прислушалась к ночным звукам. Ничего. Рядом мирно посапывал муж, за окном шелестел дождь; не считая их двоих, комната была абсолютно пустой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});