Александр Юрин
В лапах страха
Большую часть своей сознательной жизни некоторые из нас пытаются понять, почему всё именно так, а не иначе… А так же кому именно принадлежит наш внутренний голос, ведь, порою, тот озвучивает поистине невообразимый ужас!
Оглядываться страшно, потому что ОН уже притаился за плечами…
Сегодняшней ночью с неба упала звезда — хорошая примета
(народная поговорка).
Светка нерешительно склонилась над столом. На ощупь отыскала выдвижной ящик, замерла.
Она чувствовала возбуждение: слюна сделалась вязкой, а грудь затвердела. Однако под этим эфемерным возбуждением таилось что-то ещё, что девочка была не в силах охарактеризовать нормальным человеческим языком. В сознании возникла голова, вернее её верхняя часть с широко раскрытыми глазами, смотрящими буквально в упор, отчего Светке сделалось не по себе.
Внезапно глаза обрели четкость и подмигнули шокированной девочке.
«Ты кто?» — спросила Светка и машинально выдвинула ящик.
Половинка головы нахмурилась.
«Зачем ты пришёл?»
«Он не может говорить», — прозвучало от холодильника, и девочка резко вскинула голову.
На фоне окна колыхалась невысокая ростовая фигура.
«Кто вы?»
Фигура вновь качнулась.
«Нас нет. Соответственно — мы никто».
Половинка головы утвердительно кивнула.
«Я сошла с ума? Или умерла?..» — спросила Светка, сжимая ладонь в кулак.
«Ты — на развилке. Тебе выбирать путь».
«Выбирать?»
Половинка головы снова кивнула.
«Я запуталась», — призналась Светка.
«Я знаю, — фигура приблизилась. — Потому мы здесь».
«Что вам нужно? Откуда вы?»
«Мы — всюду».
«Как это?»
«Мы — из недр сознания. А оно — повсюду».
«Вы мои «тараканы»?»
«Возможно».
«Чего вы хотите?»
«Развеять твои сомнения».
«Как?»
Фигура нависла.
«Он безумен, — кивок в сторону половинки головы. — А я мертва».
Светка ошалело уставилась на фигуру.
«Так не бывает…»
«И всё же: мы изнутри тебя. Мы — это ты под гнётом сомнений».
«Но как?!»
«Ты породила нас и теперь должна выпустить».
«Я не уверена, что хочу этого».
«У тебя нет выбора».
«Выбор всегда есть!»
«Только либо я, либо он», — фигурка указала на половинку головы; та недовольно сморщилась.
«Почему он такой?»
«Он безумен, а потому закрыт ото всех. Его забывают, хотя он жив… И он исчезает».
«Но ведь ты тоже живая!»
«Нет. Смотри».
Фигурка наклонилась к Светке, и та поняла, что видит своё лицо… Это было оно — Лицемерие. И оно и впрямь было мертво: кожа на лице покрылась трупными пятнами, пустые глазницы излучали холодную муть, застывшие губы крошились от каждого нового слова, обнажая сгнившую плоть и чёрные зубы.
Светка застыла в ужасе, не в силах что-либо сказать. Это был бред! Самый обыкновенный бред! Вот только было неясно, как именно от него можно избавиться…
Половинка головы нахмурилась.
«Мы не бред. Да, мы нечто… Но это нечто порождено здравым рассудком».
«Ты читаешь мои мысли?»
«Я — нет. Только он».
«Тогда как ты догадалась?»
«Я — это он, он — это я. Мы — это ты».
«Нет».
«Да. Смотри», — Лицемерие вытянуло руки и продемонстрировало застывшей Светке изрезанные запястья.
Девочка подалась назад, но только больно стукнулась затылком об стену. Однако Лицемерие снова придвинулось.
«Ты ведь думаешь об этом».
Светка с сомнением посмотрела на изуродованную кожу, рассечённую до самых костей, на переплетения обрезанных сухожилий, на тёмные пятна гнили и следы разложения.
«Нет… — прохрипела она. — Нет».
«Да».
Светка отрицательно затрясла головой. Лицемерие стремительно схватило её за руку, отчего девочка чуть было не вскрикнула.
«Тсс, — прошептали хрупкие губы, — в твоей квартире завёлся монстр. Ты ведь не хочешь, чтобы он нас услышал?..»
Светка отрицательно затрясла головой, совершенно не понимая, с чем именно ей пришлось столкнуться в данную минуту. Что это: паранойя, галлюцинации, действительно бред? Может отходняк от успокоительного?.. А что если это и впрямь — безумие?
Половинка головы усердно закивала.
«Что это?»
Светка вздрогнула и посмотрела на сжимаемый в собственной ладони нож.
Лицемерие улыбнулось.
«Я… не знаю… — прошептала Светка, ощущая, как начинает гореть кожа в том месте, где с ней соприкасается мёртвая плоть. — Отпустите меня, пожалуйста!»
«У тебя появились эмоции».
Девочка кивнула.
«Я больше не буду».
Лицемерие отдёрнуло руку. Раздался звон металла; все с интересом посмотрели на выпавший из Светкиных пальцев нож.
«Плохая примета, — заметило Лицемерие, на что половика головы утвердительно кивнула. — Что-то придёт».
«Уходите», — попросила Светка, с трудом преодолевая накатившую дурноту.
Половинка головы расстроилась.
«А как же выбор?» — Лицемерие отстранилось, превратившись в очередную тень.
«Я хочу жить!»
Половинка головы обрадовалась.
«Как он?» — спросило Лицемерие.
«Нет! Как все!»
«Сегодня всё изменится. В твоей голове нет больше грани. Сознание треснуло. Обратного пути нет. Мы не можем уйти. Тебе придётся выбирать».
«Но я не хочу!»
«Поздно».
Накануне вечером
1.
В Рязани смеркалось.
— Ну вот и приехали, — Глеб припарковал серую «десятку» на пустынной стоянке за домом и, не глуша мотор, откинулся на спинку. — Как мы себя чувствуем?
На заднем сиденье вздохнули — как-то совсем уж по-человечески: с утратой и невосполнимым горем. Глебу сделалось не по себе, однако он всё же совладал с эмоциями и медленно протянул руку между спинками кресел. Дрожащие пальцы уткнулись в гладкую шерсть, а вниз по запястьям разлилось липкое, ни с чем несравнимое ощущение трепета — леденящий страх перед кем-то более сильным, способным на непредсказуемую жестокость.
«Дурь, честное слово, — и Глеб потеребил за ухо притихшего на заднем сиденье бультерьера; пёс качнул головой и в очередной раз с присвистом выдохнул, наполнив салон невыносимым запахом псины. — Не может же он и впрямь догадываться о том, что произошло… Тем более осознавать это. У него и души-то нет. Одни инстинкты».
Треугольные, близко посаженные, отчего немного раскосые глаза упёрлись в Глеба, будто пёс и впрямь был в курсе всех недавних событий, да и мыслей человека. Зверь попытался облизаться, но клыки зацепились за кожаные ремни намордника и недружелюбно клацнули у носа Глеба. Мужчина невольно отдёрнулся, зацепив локотком руль, — прозвучал сигнал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});