Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Переведя дух, Казаринов до боли в суставах сжал в руках телефонную трубку, а когда увидел, как огненный вал снарядов накрыл квадрат аэродрома, где находились служебные помещения и откуда еще выбегали люди, на какую-то минуту почти теряя самообладание при виде огненного буйства, давал все новые и новые команды.
— Товарищ лейтенант! — стараясь перекричать раскаты взрывов, кричал на ухо Казаринову сержант-связист. — Они хотят вывести из-под огня машины с боеприпасами… Вон, прямо за капонирами…
— Капитан!.. По машинам с боеприпасами!.. Левее ноль-ноль два, прицел больше один… Беглый!.. Огонь!..
Когда начали рваться машины со снарядами — бойцы присели. Казаринов, которого шатнуло назад воздушной волной, обнял левой рукой березку, встал на колени, не отрывая взгляда от горящего аэродрома.
— Сержант, посчитай, сколько самолетов горит?
— Больше тридцати, товарищ лейтенант!
— Ты слышишь, Максимыч, горит больше тридцати самолетов! Сколько: осталось снарядов?.. Тогда дай еще по «рамам»! Эти гадины притаились на отшибе… Две стервы поднялись в воздух. Я только сейчас их заметил. Взлетает третья… Ты это учти… Повторяю: две «рамы» взлетели и взяли курс в твою сторону… Перенеси огонь правее — ноль-ноль семь, прицел больше пять! — Захлебываясь, Казаринов бросал и бросал в трубку команды. — Капитан!.. Ты никогда не увидишь такого зрелища!..
Огненно-рыжие фонтаны начали подниматься и в правом дальнем углу аэродрома — это одновременно загорелись три «рамы», заревом огня осветив ряды «фокке-вульфов».
— Сержант! — Казаринов толкнул в бок связиста. — Пошли кого-нибудь из своих, пусть снимут с поста у будки двух моих ребят, Солдаткина и Иванникова. Мы свое дело сделали. Нам нужно уходить. — И снова закричал в трубку: — Максимыч, дай на десерт по бензоцистернам. Я их только что заметил. Левее ноль-ноль девять, прицел больше три… Беглый!.. Огонь!..
Три вспыхнувшие одна за другой бензоцистерны разлились волнами огня, и глухое эхо взрывов покатилось над вершинами деревьев:
Григорий не заметил, как рядом с ним очутились Солдаткин и Иванников. Их лихорадило.
— С ума сойти, товарищ лейтенант!.. Я считал!.. Подожгли: тридцать четыре самолета, это на земле… Два сами напоролись друг на друга в воздухе. — У Солдаткина зуб на зуб не попадал. — Уничтожены четыре машины со снарядами, пять цистерн с горючим… А людей!.. Не сосчитать…
Григорий опустил руку на плечо Солдаткина.
— Для одного этого стоило родиться, Николаша!
Капитан Осинин сообщил, что снаряды кончились и что над огневой позицией батареи кружат две «рамы» и на вспышки орудий бросают бомбы. Есть раненые, двоих убило.
— Ну что ж, капитан… — уже несколько охолонув, бросил в трубку Казаринов. Глаза его заливал пот. — Срочно уходим. Встречаемся, где условились. В случае чего — сообщи командиру полка и в штаб имена и фамилии всех, кто со мной был. Связь обрываю.
Три последних снаряда, упавшие на аэродром в конце артналета, разорвались на взлетной дорожке, почти перед самым носом выруливающего на взлет «юнкерса». Словно споткнувшись обо что-то невидимое, самолет задымил и остановился. Казаринов и бойцы видели, как из него выскочили три человека. Спасаясь от взрыва и огня, закрыв голову руками, они кинулись в сторону леса, прямо на корректировочный пункт, где расположился со своими бойцами Казаринов.
— Может, прихватим живьем, товарищ лейтенант? Если, конечно, выйдут за шлагбаум? — Иванников показывал в сторону бегущих к будке летчиков.
— Не до них. Если выйдут на нас — срезать из автоматов! Приготовиться!
Словно предчувствуя беду, которая ждала их в лесу, летчики свернули влево и скрылись в земляном капонире.
— Связь сматывать будем, товарищ лейтенант? — спросил сержант.
— Некогда. Конец кабеля спрячьте в кусты!
Рядом с Казариновым, окружив его кольцом, стояли Иванников, Солдаткин, Хусаинов, сержант Плужников, три бойца из боевого охранения и связисты.
— Все в сборе?
— Все, — ответил сержант-связист.
Казаринов взглянул на часы. Половина второго. Близился рассвет.
— Здорово, товарищ лейтенант! — прокашлявшись от глубокой затяжки самосадом, проговорил Иванников.
— Что здорово?
— Отмолотились за двадцать минут.
— Не обольщайтесь. Это пока цветики. А сейчас запомните: пункт сбора полка — опушка леса, что севернее деревни Высочаны. Будем двигаться лесом. Если попадем в ловушку — отстреливаться до последнего патрона! Моим заместителем назначаю Иванникова. — Казаринов посмотрел в сторону Иванникова, который от такого доверия смутился: в группе был сержант. — Ясно, Иванников?
— Ясно, товарищ лейтенант.
Не успела группа Казаринова пройти и километра по лесной дороге, по которой она час назад двигалась к аэродрому, как где-то впереди и справа, казалось, совсем близко, начали рваться тяжелые бомбы.
— Бросают на наших батарейцев, сволочи. — Казаринов дал знак всем остановиться.
А вскоре цепочка бойцов, впереди которой шел Григорий, свернула с наезженной лесной дороги влево и тропинкой двинулась на северо-восток, туда, где, но расчетам лейтенанта, километрах в десяти от аэродрома, должна была находиться деревня Высочаны.
ГЛАВА XI
Не успел Дмитрий Александрович переступить порог квартиры и снять плащ, как Фрося с бумажкой в руках принялась перечислять фамилии тех, кто в течение дня звонил академику.
Казаринов молча кивал головой.
— Еще кто?
— Орлов.
— Какой Орлов?
— Не сказал. Сказал только фамилию.
— Кто еще?
— Толоконников из Ленинграда.
— Этому отвечу завтра письмом. Все?
— Еще Дроздов. Три раза звонил.
— Дроздов? Подождет! Прочитаю не раньше октября. Так и скажи этому водолею, если будет звонить. — Снимая ботинки, Дмитрий Александрович продолжал бранить доцента Дроздова, который две недели назад упросил академика неофициально, по-товарищески, не оговаривая сроков, просмотреть его диссертацию, но при этом не сказал, что она в двух объемистых томах. — Больше никто не звонил?
— Еще этот самый… генерал Сбоев.
— Сбоев?! Володька?.. Уже генерал? Вот чертяка! И что же он сказал?
— Сказал, что хочет повидать вас. Дело-то уж больно важное. Свой телефон оставил, позвонить просил.
— Эх, Володя, Володя, — тяжело вздохнул Казаринов. — Жаль, отец не дожил до твоего генеральского звания.
Дмитрий Александрович прошел в кабинет и позвонил Сбоеву. Телефонную трубку взял дежурный по штабу. Представившись, фамилию свою он произнес скороговоркой, что разобрать было трудно. Однако, услышав фамилию Казаринова, дежурный сразу оживился и соединил Дмитрия Александровича со своим начальником.
Голос у генерала Сбоева, как и у отца, был грудной, раскатистый. Шесть лет назад, при последней встрече на даче у Казаринова, Владимир Сбоев был еще майором. Весь вечер он, горячась, доказывал: летчиком нужно родиться.
— Разрешите доложить, товарищ генерал: на проводе академик Казаринов.
Не скрывая волнения, Сбоев сказал, что сейчас у него идет важное совещание и что, если можно, он очень хотел бы повидаться с Дмитрием Александровичем, и как можно быстрее.
— О чем ты спрашиваешь, голубчик! Всегда рад! Когда ты сможешь? Сегодня? Во сколько? Так давай!.. Чего тянуть-то? Я тысячу лет тебя не видел.
— После девяти вечера — устраивает? — звучал в трубке сдержанный басок генерала.
— Вполне, товарищ генерал. И напоминаю: время сейчас военное, во всем должна быть точность. Жду! — Казаринов положил на рычажки телефона трубку, встал и потянулся. «Странная вещь — люди. Некоторые одни м лишь своим видом вызывают в душе тайный протест, желание бросить в лицо: «Сгинь!», к другим тянешься душой, как подсолнух к солнцу. Они греют, светят, излучают добро. Хотя бы этот Володька Сбоев. Ведь ничего общего. А вот когда вижу парня — перед глазами как живой стоит его отец. Такой же мятежный, искренний, с прозрачно-светлой душой… Или взять этого… Дроздова… Нашел же момент подсунуть мне диссертацию. Когда я получил письмо от Григория. Видите ли, какая оказия — был у моего внука пионервожатым. И ведь не забыл, каналья… Начал даже умиляться, восторгаться его ребяческими талантами, честностью… Нет, Дроздов, ты сер, а я, приятель, сед… Диссертацию твою я прочитаю, но скажу о ней то, чего она стоит…»
Видя, что дверь кабинета открыта, Фрося вошла без стука и поставила на журнальный столик бутылку холодного боржоми. При виде Дмитрия Александровича, сидевшего в глубокой задумчивости в мягком кресле, она забеспокоилась:
— Уж не простыли ли?
— Нет, Фросенька, я совершенно здоров. Не выходит из головы вчерашняя бомбежка. Ведь это надо… Первая бомба упала прямо на родильный дом. Естественно, возите пожар. В ночной темноте мишень лучше не придумаешь. На этом не успокоились: сделали еще несколько разворотов и все бомбы сбросили на горящий родильный дом.
- Седьмой - Харуки Мураками - Проза
- Рози грезит - Петер Хакс - Проза
- Вдовий пароход - Ирина Грекова - Проза
- Дочь полка - Редьярд Киплинг - Проза
- Зачарованные камни - Родриго Рей Роса - Проза