пытаются ввести максимальную механизацию. Ни тот, ни другой работу не предложили.
– В Лесной службе появился новый исследователь Алан Вайс. Тебе стоит попробовать, – сказала Джин, когда я вернулась из «Толко» и рухнула на коричневый диван, купленный на гаражной распродаже.
Мы жили в одной квартире в Камлупсе – в городе синих воротничков с целлюлозной фабрики, расположенном на юге центральной части Британской Колумбии. Всего в пяти минутах езды от меня жила мама. Джин только что получила от Лесной службы контракт на год: она изучала проблемы восстановления сухих лесов из пихты Дугласа.
– Или можно оформить пособие по безработице, – буркнула я, подсчитывая отработанные недели и надеясь, что они сложатся в волшебное число, достаточное для пособия.
– Алан жесткий, но очень умный. Ты произведешь хорошее впечатление, – мягко заметила Джин.
Когда я вошла в кабинет Алана Вайса, он улыбнулся и пожал мне руку. Его впалые щеки и высокотехнологичные кроссовки подсказали мне, что он серьезно занимается бегом. Алан пригласил меня сесть за дубовый стол с аккуратной стопкой журнальных статей; перед ним лежала незаконченная рукопись. Полка была заставлена книгами о лесах, деревьях и птицах; на крючках рядом висели полевой жилет, дождевик и бинокль, ниже стояли рабочие ботинки. В этом офисе с бежевыми стенами и видом на автостоянку было уютно; чувствовалось, что здесь ведутся серьезные разговоры.
Я заметила пятно от яичного желтка на своей футболке. Если хозяин кабинета и обратил на это внимание, то не подал виду. Несмотря на внешнюю солидность, его глаза лучились добротой. Он спросил о моем опыте работы в лесу, интересах, семейном положении, долгосрочных целях. Распрямив плечи, я рассказала ему о летних подработках и работе по классификации экосистем в Лесной службе.
– Это и промышленный, и административный опыт, – заявила я в надежде, что он согласится, а это немало для человека, которому всего двадцать три.
– Проводили какие-нибудь исследования? – спросил он, пронзая меня мутно-зелеными глазами, словно за моей спиной находилась голая правда.
Он нашел зияющую дыру в моем резюме.
– Нет, но я была ассистентом преподавателя на паре курсов во время учебы в бакалавриате и как-то помогала исследователю в Лесной службе, – ответила я.
Мой голос был так напряжен, что пришлось приложить дополнительные усилия, чтобы не поморщиться.
– Что вы знаете о восстановлении лесов?
Он делал пометки в желтом блокноте. Мимо прошли лесники в зеленых штанах и коричневых рубашках; один нес лопату, другой – заплечный резервуар для воды с ручным насосом, предназначенный для тушения пожаров.
Я рассказала о пожелтевших саженцах в горах Лиллуэт и о том, что хочу понять, почему они хиреют. О том, что я не планирую возвращаться в лесозаготовительную компанию для завершения своих изысканий, речь не заходила. Я заявила, что поняла, почему следование всем рекомендациям по посадке никогда не даст ответа на мой вопрос: нельзя определить основную проблему, когда одновременно меняется множество факторов. Я сообщила, что пробовала заказывать деревца с более крупными корнями, сажала их в гумус и размещала рядом с другими растениями с микоризными грибами в надежде, что эти грибы наладят связь с саженцами.
– Чтобы решить этот вопрос, нужно разбираться в планировании эксперимента, – объяснил Алан.
Он достал с полки потрепанный учебник статистики, и я заметила, что рядом с дипломом магистра экономики лесного хозяйства Университета Торонто стоит диплом бакалавра лесного хозяйства Абердинского университета. У Алана был английский акцент, но я предположила, что в нем течет и шотландская кровь.
– Я изучала статистику в университете.
Заметив на столе награду за годы безупречной службы – золотую табличку с выгравированным деревом и его именем, я почувствовала себя такой неопытной. Алан успокоил меня, сказав, что полученные дипломы не научили его планировать эксперименты, поэтому он занялся самообразованием.
У него не было свободных вакансий, но он заверил, что весной могут появиться контракты на исследования свободно растущих насаждений, и тогда он позвонит.
Я понятия не имела, что значит «свободно растущих», и ушла, размышляя, не попала ли в тупик. Я еще не знала о новой государственной политике – избавляться от соседних растений, чтобы саженцы хвойных деревьев могли свободно расти без конкуренции со стороны окружающих нехвойных растений, которые считались сорняками, подлежащими уничтожению. Такой подход разработали под влиянием более интенсивной американской практики, которая рассматривала леса как фермы по выращиванию деревьев. А я распиналась, что саженцы должны расти рядом с гекльберри, ольхой и ивой. Какая же я идиотка, подумала я. Зачем я упомянула о маленьких пожелтевших деревцах? Он подумает, что мой мир настолько мал, что я забочусь исключительно о них. Шел ноябрь, до весны было далеко; даже если Алан решил, что я подхожу, то через несколько месяцев он забудет обо мне.
Я подала заявку на вакансию спасателя в бассейне. Если не получится, смогу претендовать на пособие, хотя отец будет не в восторге от того, что я получаю деньги от государства. В итоге я устроилась на неполный рабочий день в офис, редактируя официальные отчеты о лесах, каталась в глуши на лыжах и жалела, что нет времени навестить Келли. Но он был занят: подковывал лошадей и принимал роды у коров.
Алан позвонил в феврале. У него был для меня контрактный проект по изучению влияния прополки (удаления лишних растений) на высокогорные вырубки. Эта работа не приближала к решению интересовавшей меня проблемы, но позволяла развивать исследовательские навыки. Алан сказал, что поможет мне спланировать эксперимент и будет наставником в ходе исследования, но мне нужен помощник для работы в поле.
Я не могла в это поверить. Позвонила маме; она сказала, что в честь такого события запечет двух цыплят.
– Можно нанять Робин, – сказала она, незамедлительно приступив к приготовлению ужина и загремев кастрюлями.
Робин подменяла учителей эпизодически, и ей нужна была работа на лето.
Блестящая идея. Я сообщила новости Келли, и он воскликнул, будто бы пародируя дядю Уэйна:
– Господи Иисусе, Сьюзи! Отличные новости!
Он рассказал, что в Уильямс-Лейк холоднее, чем в заднице белого медведя, но его кузнечный бизнес идет хорошо. Еще лучше то, что у него появилась новая девушка – Тиффани.
Мы с Робин приехали в городок Блю-Ривер. Он был ближе всего расположен к месту нашего эксперимента, который предполагалось проводить в высокогорных лесах хребта Карибу к западу от Скалистых гор. Леса составляли ель Энгельмана и пихта субальпийская. Город возник веком ранее благодаря торговле пушниной и строительству железной дороги и шоссе Йеллоухед, вытеснив народ нлакапамук, который жил здесь по меньшей мере семь тысяч лет. Их переселили в небольшую резервацию, где Блю-Ривер впадает в реку