и в жизни, и пользовалась огромным авторитетом везде, не прилагая никаких видимых усилий для этого.
Ко мне В. Г. относилась хорошо, была строга, но я не помню, чтобы я когда-нибудь на неё обижалась.
И как одно из самых драгоценных воспоминаний храню то, что она сказала после моего Госэкзамена в Консерватории: «Хорошо я тебя научила! Ну и ты молодец, конечно».
Трижды выезжала я с В. Г. и Людочкой Снегирёвой (Мустер) за рубеж.
В. Г. отвечала за нас, конечно — соблюдала правила «установленного протокола», но давала нам свободу и старалась «выбить» для нас какие-то совсем небольшие деньги, чтобы мы могли купить себе памятные вещи и сувениры.
Мы очень чувствовали и её заботу, и внимание окружающих к нам как к её ученикам.
Ну и, конечно, её уроки с нами, студентами.
Многие помнят, как начиная с 1968 года В. Г. добилась того, что для Консерватории купили две американские арфы — Concert Gold L&H Style 23. Две эти одинаковые арфы мы ставили друг против друга — как в зеркале — и Вера Георгиевна садилась за вторую арфу и показывала наглядно то, что она объясняла студентам и просила кое-какие приёмы копировать с её рук, а когда заданное произведение было учеником выучено — В. Г. часто садилась за вторую арфу и играла весь репертуар каждого студента наизусть в унисон с ним.
Но о том, как В. Г. занималась, у каждого её студента есть свой опыт.
Подход у неё был очень индивидуальным. Её требования профессионализма в исполнительстве (порядок в игре), тем не менее, были очень строги для каждого: никакой «отсебятины» в смысле не предусмотренных композитором ритмических отклонений, салонных «придыханий» не разрешалось. Ровность звука во всех регистрах, чистота, отсутствие «призвуков» — короче — «планка» была поставлена максимально высоко — по меркам самой В. Г.
И это сочеталось с требованием артистичного поведения на сцене плюс «не хлопотать лицом», не раскачивать арфу и быть красиво одетым (маникюр — единственное, что абсолютно не разрешалось).
Мне посчастливилось работать в группе арф в Большом Театре — в те годы, когда там блистала В. Г. в балетных соло.
Я играла с ней вторую арфу почти во всех балетах, кроме Прокофьевских, и почему-то больше всего запомнился балет Асафьева «Бахчисарайский фонтан»; в соло там были не обычные блестящие пассажи и яркие глиссандо — а лирическое очень большое соло — фактически концертный номер плюс постановка была фантастической, и две главных женских партии танцевали Уланова (Мария) и Плисецкая (Зарема).
Жаль, что этот балет не идёт в настоящее время.
Ну вот. Вспомнилось то, что было, пожалуй, самым ярким в моём общении с В. Г. Впоследствии были и другие, очень тёплые личные отношения. Но об этом мне говорить не хочется.
Дарственная надпись О. Ортенберг от В. Г. Дуловой на издании Польки М. А. Балакирева в редакции Д. Д. Шостаковича для двух арф, 1992
Помню, мы с Людой играли Польку Балакирева в редакции Шостаковича, впервые в мире — в 1971 году в Голландии. Ноты ещё не были изданы, и я переписала обе партии от руки с автографа Д. Д.
В. Г. прислала мне экземпляр, когда Полька была напечатана, в память о нашем выступлении.
Ольга Ортенберг
* * *
В выпуске «World Harp Congress Review» за зиму 2009 года[51] к столетию со дня рождения В. Г. Дуловой были напечатаны воспоминания «Памяти Веры Дуловой» — Эстер Херлитц (Израиль), Илоны Нокелайнен (Россия), Наталии Шамеевой (Россия), Карен Ворн (Великобритания).
I first met Dulova at the first Harp Congress in Maastricht, the Netherlands. A young Israeli harpist, born and bred in the former Soviet Union, Irena Kaganovsky, played in the first Focus on Youth we ever had. Irena was shivering all the time, because she was so afraid to play in front of Dulova, the number one Soviet harpist. Irena, later Dulova’s former student, became the First Harp of the Jerusalem Symphony Orchestra.
During the Congress in Maastricht, we were taken on a boat trip. Dulova suddenly opened a little suitcase on the boat and distributed slices of salami and vodka. Dulova served on the jury of one of the early Israel Contests, the third in 1965, and again in 1992. In 1992, she was keen to buy shoes and cosmetics for herself in Jerusalem. After Dulova died, we honored her memory with a public concert, which took place during the 13th Contest in Israel in 1998 and at which Kumiko Inoue and Natalia Shameyeva played.
— Esther Herlitz, Israel
[Впервые я встретила Дулову на первом международном конгрессе арфистов в Маастрихте. Ирина Вагановская, молодая израильская арфистка, которая родилась и воспитывалась в бывшем Советском Союзе, выступала среди молодёжи (Focus on Youth). Это было первое подобное мероприятие. Она ужасно волновалась выступать перед Дуловой. (Позже она стала первой арфой в Иерусалимском симфоническом оркестре). Во время конгресса мы катались на лодке, и вдруг Дулова открыла маленький чемоданчик и угостила нас салями и водкой.
Дулова была членом жюри конкурса в Израиле в 1965 и 1992 годах. В 1992 году она очень хотела купить себе туфли и косметику в Иерусалиме. После её смерти мы устроили концерт её памяти, который состоялся во время 13-го конкурса в Израиле в 1998 году [в 2001 году. — Н. Ш.] Выступили Кумико Иноуе и Наталия Шамеева.
Эстер Херлитц[52], Израиль]
Madame Dulova was teaching twice a week and very rarely anything would change. She usually came at ten in the morning and students came one after another. There were not less than ten harp students at that time. I liked being the first person to have a lesson so all of her attention and care was mine. Later there were always so many people in the harp room. It was not possible