Князь молча отвел свою руку, остановился пристальным и долгим взглядом на красивом лице жены и, порывисто встав с места, отошел к открытому окну, в которое вместе с мертвым блеском белой ночи врывались отрывочные звуки умиравшего дня.
Где-то далеко звучали струны гитары, откуда-то неслась заунывная русская песня, где-то как будто плакал и жаловался кто-то, и все это сливалось с тихим шумом молодой листвы, колеблемой ночным ветерком.
Несвицкому, недалекому, безличному и скорее ничтожному, нежели дурному, казалось несправедливым почти враждебное отношение к нему молодой жены. Он сам от жизни требовал немного и за другими не признавал права широких и резких требований. Обширные горизонты были не по нем. Он весь свободно укладывался в тесные и узкие житейские рамки.
VIII
В НОВЫЙ ПУТЬ
Тихо и однообразно потекла жизнь молодой княгини Несвицкой, упорно желавшей держаться особняком от всех знакомых и всевозможных развлечений.
В последних не было недостатка.
На первых же порах все полковые дамы гостеприимно принимали молодую княгиню в свой кружок, все первые приехали к ней с визитом, не дожидаясь, чтобы она сделала им обычные в этих случаях визиты, и эта исключительная любезность скорее оскорбила нежели порадовала молодую женщину. Она увидела в ней нечто покровительственное, нечто такое, что ставило ее в исключительное положение и как будто намекало на ее недавнее прошлое, а это было самое больное место в ее и так уже сильно наболевшей душе.
Ее только чрезвычайно обрадовал визит ее посаженного отца, великого князя Михаила Павловича, простершего свою милостивую любезность до того, чтобы лично навестить ее на ее прихотливом, но небогатом новоселье.
Несвицкий, вообще гордившийся женой, высоко поднял голову после великокняжеского визита, но вызвал этим против себя серьезное негодование товарищей.
— Знал я, что наш Несвицкий не умен, — покачивая своей крупной головой, заметил добродушный Борегар, — но таким круглым недоумком я его все-таки не считал! Ведь он положительно нос задрал и чуть не два пальца подает при встрече с тех пор, как у него великий князь чай пил.
— Господа!.. Борегарди-то из терпения вышел, значит, уж действительно мочи нет, — рассмеялся Ржевский. — А что Несвицкий, как говорится, истинный недоумок, так это не подлежит ни малейшему сомнению!..
— Да, — разразился Тандрен своим веселым, заразительным смехом. — У нас, в пажеском корпусе, был старый дядька. Ты помнишь его, Урусов?.. Терпением он был одарен поистине изумительным и, как мы, бывало, ни нашалим, он все молчит и только своими саженными плечами пожимает… Но когда маленький граф Тышкевич, бывало, примется шалить, старик выходил из своего обычного хладнокровия и, разводя руками, изрекал: «Это уже сверх положенного!» Диапазон у старика был широкий, горизонт для пажеских шалостей был обширный, и удивить его способно было только то, что превышало эту широкую мерку и хватало сверх положенных им широких границ. Так и Несвицкий!..
— Он, слышно, и с женой живет не в особенном ладу? — заметил Урусов.
— Ну не глупец ли он? — откликнулся Борегар. С такой красавицей-женой и не поладить! Да я бы с нее пылинки сдувал.
— Да, чертовски хороша! — покачал головой Мурашов. — Я таких и не видывал!..
— У вас там, в провинции, небось, таких и не бывает? — рассмеялся Борегар.
— А на что они нам? — откликнулся бывший армеец. — Мы с такими и обходиться не умеем… Ненароком еще на беду в руках переломится!
Все рассмеялись.
— А знаете, господа, фаворит-то ведь все кругом да около похаживает, — рассмеялся Тандрен. — Третьего дня был у полкового командира и прямо от него к Несвицкому прошел, да только самого дома не было, а княгиня попросту не приняла его.
— Молодец бабенка!
— А он что к ней? С авансами? — рассмеялся Ржевский. — Да неужели же не успел в своем деле? Ведь, бывало, всегда своей цели добивался!
— Однако вот с княгиней Несвицкой не многого добился! — подмигнул Урусов.
— Подождем, увидим! — заметил Ржевский. — Толцыте и отверзется!
— А с чего это великий-то князь Михаил Павлович ей лошадь верховую прислал?
— О, все, что он делает, делается им без всякого расчета, просто из внимания, а насчет женщин он у нас — рыцарь без страха и упрека.
— Именно без страха и упрека, — вмешиваясь в разговор, заметил красный офицер в форме Измайловского полка, но задолго до этого вошедший в помещение летнего офицерского собрания, где происходила приведенная беседа.
— А, Трубецкой! Тебя откуда принесло? — приветливо протягивая ему руку, крикнул Борегар.
— Был в Петербурге, завтракал на Миллионной у француза. Угощал Бетанкур: он только что вензеля на погоны получил, так спрыскивали!..
— И везет же этому Бетанкуру! — пожал плечами Урусов. — Ничего особенного он собой не представляет, а вот подите же, во «флигеля» попал!
— Ему Нарышкина-старуха покровительствует, а он через графиню Гендрикову не только флигель-адъютантские аксельбанты, а фельдмаршальский жезл раздобудет, если захочет. Молодая императрица исполнит каждую просьбу… ну, а императрицыно желание в нашем благословенном отечестве — закон!
— Ну, не очень-то закон! Да вот слышали вы последнюю новость?.. Знаете, кто вновь приближен к государю?
— Кто еще? — с любопытством откликнулся Борегар.
— А тебя, Борегарди, хоть и хлебом не корми, только новость тебе сообщи, да главное поигривее.
— Не мешай! — отмахнулся толстяк. — Говори же, Трубецкой, говори… рассказывай!..
— С начала начинай. «В некотором царстве, в некотором государстве», — посоветовал Тандрен.
— Будешь ты знать свое место, фендрик? — с напускным нетерпением крикнул Борегар. — Слово сказать толком не даст, но все сунется. Да ну же, Трубецкой! Говори, что ли?
— А сам угадать не можешь?
— И не могу, и не хочу!.. Чего я буду себе голову ломать?..
— Ну ладно, скажу!.. Только, чур, если что выйдет, я ничего не говорил и никого из вас даже не видал!..
— Ну вот еще!.. Что ты, со шпионами, что ли, разговариваешь?..
— Ну-с… Внимание…
— Ну-с — по-немецки рех! — дурашливо вставил Тандрен.
— Фендрик!
— Молчу… молчу!..
— Трубецкой, ты станешь говорить или нет? — произнес Борегар.
— А если нет? — задорно рассмеялся красивый князь Трубецкой, двоюродный брат молоденькой фрейлины Нелидовой.
— Если нет, так я нанесу тебе какое-нибудь оскорбление и вызову тебя к барьеру…
— Как? Ты же оскорбишь да ты же и к барьеру вызовешь?.. Это что за новые порядки?