Читать интересную книгу Друзья встречаются - Илья Бражнин

У Левиных в самом деле было невесело. Софья Моисеевна, вздыхая, укладывалась в своей каморке спать. Илюша сидел в общей комнате и тихо разговаривал с Марком Осиповичем, пересидевшим всех гостей.

Толстяк, который зашел к Левиным часов около девяти, присутствовал на вечере в качестве гостя и слушателя. Впрочем, эти музыкально-литературные бдения не слишком его интересовали. Зато с большим интересом расспрашивал Марк Осипович о Краскове: кто он такой, что делает, где служит? Илюша отвечал с неохотой. Прежние дружеские отношения с Красковым после четырехлетней разлуки не налаживались. Оба были холодны и равнодушны друг к другу. Отвечая на вопросы Марка Осиповича, Илюша говорил о Краскове как о чужом человеке. Это чувство отчужденности к прежнему другу вызвало тоскливое желание видеть возле себя подлинного друга - близкого, сердечного, постоянного. Он грустно поглядел на Марка Осиповича, но тут их беседа приняла вдруг иное направление. Марк Осипович энергично подергал себя за нос и, наклонившись к Илюше, сказал:

- Да, между прочим, я к вам от Ситникова.

- Вы? - спросил Илюша удивленно.

- Я! - ответил Марк Осипович. - И пока мы с вами тут одни, дайте сюда то, что у вас лежит.

- Хорошо! - кивнул Илюша, вставая. - Сейчас.

Он подошел к хромоногой кровати, вытащил из-под неё корзину с книгами и достал пакет, переданный ему Ситниковым на берегу реки в канун переворота.

- Странно… - сказал он, отдавая пакет Марку Осиповичу. - Я никак не думал, что именно вы придете за этим.

- А почему бы не прийти именно мне? - спросил Марк Осипович, засовывая пакет в боковой карман пиджака.

- Так просто! - смутился Илюша. - Вы раньше несколько раз у нас бывали и не спрашивали.

- Бывал и не спрашивал, - повторил Марк Осипович, выпятив толстые красные губы, - что ж тут такого? Прежде чем выпить стакан воды, и то, знаете, посмотришь на свет: не мутная ли? А разве не надо осмотреть человека и так и этак раньше, чем заводить с ним серьезные дела. И потом, у вас безопасней было хранить. Вы политики не касаетесь, кто пойдет к вам искать?

- Да, да, конечно! - согласился Илюша. - А вы давно знаете Ситникова? Вы его друг?

- Видите ли, - сказал Марк Осипович, поводя округлым плечом. По совести говоря, я его вовсе не знаю, поручение пришло ко мне стороной. Но если хотите, то да, он мне друг.

- Как же это может быть? - удивился Илюша. - Как же может быть он вам другом, если вы его не знаете?

- Как может? А что вы понимаете под словом «друг»? Человек делает то же самое, что и я, - одно дело. Это раз. А два, это то, что у нас один и тот же враг. Значит, он уже не может не быть мне другом. Как вы на это смотрите?

Марк Осипович доверительно коснулся Илюшиной руки и заглянул ему в глаза.

- Знаете, - сказал Илюша, теплея от этого взгляда, - я никогда не думал вот так о дружбе.

- Вы не думали, - проворчал Марк Осипович, берясь за свой картуз. - Вы о многом ещё не думали. Ну, как вам нравится, например, то, что сегодня делалось на пристани? Вы видели, как замучены арестованные. А сколько их гниёт в тюрьме - это вы знаете? А за что они страдают - это вы знаете? Нет? Ну так вот, когда вы соберетесь думать, то об этом подумайте в первую очередь.

- Об этом я уже думаю, - сказал Илюша тихо.

- Ну что ж, - сказал Марк Осипович ворчливо. - И это уже хорошо!

Он взялся за ручку двери и стоял с минуту - неподвижный и молчаливый. Молча смотрел на него и Илюша.

- Думаете, - сказал наконец Марк Осипович. - Думать - это ещё очень, очень мало. Надо делать!

Он сердито рванул дверь на себя и грузно шагнул через порог.

Илюша остался один. Он сидел у стола, подперев голову руками, и смотрел на протертую до ниток клеёнку. Он думал о Ситникове, о Краскове, о том, что услышал сегодня от Марка Осиповича.

«…У нас один и тот же враг. Значит, он не может не быть другом… Значит, нужно иметь врага, чтобы иметь друга? Странная парадоксальная мысль… А может быть, она вовсе не так уж парадоксальна?» Ведь чувствовал же он в Краскове друга, когда они вместе восстали против директора гимназии. А где это чувство теперь? Оно утеряно - потому что теперь у них нет общего врага. Неужели это в самом деле так?

Долго сидел Илюша у стола в мучительном раздумье; долго лежал он с открытыми глазами в постели. А когда набежал беспокойный и тяжелый сон, то вместе с ним набежали призраки. Их вел маленький, хлипкий солдат. Бледный, исхудавший, он подступал вплотную к Илюше и, вытягивая тонкую как тростинка шею, хрипло и настойчиво повторял: «Делать надо, делать надо…»

Илюша кинулся навстречу маленькому солдату и узнал в нем Ситникова, и тогда вдруг совсем рядом раздались выстрелы, и Ситников упал на землю. На груди Ситникова проступили пятна крови. Он застонал и, повернув к Илюше белое лицо, стал повторять надтреснутым, кряхтящим голосом: «Делать надо, делать надо…» Потом он поднял руку и схватил Илюшу за горло. Илюша крикнул и проснулся. Возле кровати стояла Софья Моисеевна и испуганно шептала:

- Ну-ну, довольно. Очнись! Что ты кричишь? Ты разбудишь Даню!

Илюша приподнялся на постели и поглядел на мать. Потом упал на подушку и забормотал несвязно:

- Павел? А? Это ты? Да? Павел?

- Что ты говоришь, - застонала Софья Моисеевна, - какой Павел? Это я, сынок, я! Ляг как следует, усни!

Она взяла в руки голову сына, чтобы удобней уложить его на подушку. Голова горела как в огне.

Остаток ночи Софья Моисеевна безотлучно провела возле Илюшиной постели. Утром она послала Даньку за доктором. Доктор обещал прийти только вечером. По счастью, около полудня зашла Варя, она тотчас побежала в Больничный городок, и, вызвав отца, привела его к Левиным.

Александр Прокофьевич (так звали Вариного отца), внимательно осмотрев больного и спросив, где можно вымыть руки, направился к кухонному крану.

- Ну что? - тревожно осведомилась Софья Моисеевна, забегая вперед с чистым полотенцем в руках. - Что вы думаете, доктор?

Александр Прокофьевич вздохнул и, повернув кран, сказал угрюмо:

- Думать тут нечего, матушка. Всё ясно. Сыпняк.

Глава тринадцатая. КАК ПИШУТСЯ ДОНЕСЕНИЯ

Ситников сидел в штабе. Стрекот ундервуда гулко отдавался в стенах каюты. Ситников клевал носом, ставил кляксы и старательно счищал их с бумаги. Время от времени кто-нибудь гремел сапогами по трапу и, заглядывая в штабную каюту, торопливо спрашивал:

- Виноградов здесь?

- Нет, - отвечал Ситников, не поднимая головы от бумаги.

- А он не на «Учредителе», случаем?

- Может, и на «Учредителе»!

Человек убегал, но спустя несколько минут появлялся другой:

- Павлина нет?

- Нет.

- Где же он, черт побери? На «Могучем», что ли?

- Может, и на «Могучем».

Человек исчезал, и снова кто-нибудь бежал по трапу и кричал, ещё не спустившись в каюту:

- Товарищ Виноградов, а товарищ Виноградов!

- Нет Виноградова.

- Нет? Ну скажи пожалуйста, обида какая! Куда это он подевался? Слушай, он, может на «Любимца» съехал или куда? А?

- Может, и на «Любимца».

Ситников качал отяжелевшей головой и ставил новую кляксу. Счищал её и снова кляксил. Так понемногу донесение командующему штабом Вологодского округа подвигалось к концу. В нем Ситников сообщал, что «дела на Северной Двине аховые, но мы их понемножку образуем. Пуп, вокруг которого сейчас всё дело вертится, есть селение Березник у устья Ваги. Триста верст до него от Архангельска заморские бандиты прошли гуляючи. В Березнике стояла наша армия численностью в двадцать человек. Командующий этой армией, он же комиссар, Шишигин, член Архангельского губисполкома, - человек по всем приметам деловой, но ему не хватало для дела таких родов оружия, как артиллерия, кавалерия и инфантерия. Виноградов, выплывший из Ваги после того, как ликвидировал в Шенкурске ракитинскую кулацкую шатию, ходил в разведку со своим отрядом, но до противника не дошел, так как команда парохода (да и сам пароход), оказалась слабоватой - сдрейфила. Ругаясь последними словами, Павлин повернул назад и ударился в Котлас. Тут дело обстояло так, что кругом ни черта нет, а делать надо, а кто будет делать - неизвестно. Англо-американские и белые отряды тем временем идут вперед, и по всей Двине сильно пахнет жареным. И вот в этих-то обстоятельствах Павлин, будучи беспартийным, по-коммунистически взял в свои руки командование Северодвинским направлением до прибытия товарища, которого назначит центр. Военные грузы стал он гнать из Котласа на Вологду, вооружил корабли, выслал к Березнику два отряда из рабочих и моряков общим числом около сотни с половиной. Догнал Архангельский губисполком, который (ну, как бы это сказать?) слишком спешил на своих пароходах в Устюг. Из губисполкомовцев и служащих учреждений сколотился отряд человек в шестьдесят и из вологжан человек с полсотни. Он их отправил на подмогу ранее высланным отрядам, которые к тому времени подходили к Березнику.