и разносились по всему древесному туловищу, укрепляя его и прорастая зелеными иголками до самой верхушки.
Ребята прятали свой ужас в ногах, осматривая место с разных сторон. Они вели себя как туристы. Марку казалось, что это позволяет им отстраниться от всего, что они видят и чувствуют. Чуть позже он заметил, что и сам ходит по кладбищу туристом, осматривая его как достопримечательность. Он не мог впустить это место в себя, хотя все эти сосны, мох, песок выглядели и пахли роднее, чем что-либо еще. Может, именно поэтому ему и остальным было так трудно.
Марк закинул голову назад. Небо темнело, и ветки пропадали в нем. Эта картинка застыла у него перед глазами на месяцы и годы, и он вглядывался в уходящий свет и силуэты, толком не понимая, что ищет. Ночь покалывала щеки, ноги сыро мерзли через подошву. Ему казалось, что он никогда не найдет утешения. Что оно недостижимо. А оно было прямо тут, над ним. Он просто пока не был готов его принять.
Они покурили у машины, забрали с собой бычки и поехали обратно. Каждый что-то ощущал и пытался это выразить.
Это важно было увидеть.
Ужас, конечно.
История такая штука.
И от этих слов внутри что-то рвалось, потому что они были неточными и не давали выйти этому чему-то наружу. В город парни вернулись в полной тишине. Улицы вспыхнули электрическими огоньками. Тени столбов и заборов намертво прибило к асфальту и земле. Здания казались коробками. В общем, стало как-то жутковато, и все решили расходиться по домам.
Хочешь выпить? — спросил Марк Колю.
Слава богу. Конечно.
В следующий раз Марк сел за руль, чтобы отвезти Колю в аэропорт. Оказалось, что у него почти нет веселых песен на телефоне, один депресняк, как сказал Коля. Тому всегда хотелось праздника и радости. И дело не в том, что он весь такой позитивный. Коля не умел справляться с разрушительным. Когда до Марка дошло, что это значит, ему стало тоскливо. Ведь, получается, однажды Коля не сможет справиться с ним и пропадет из его жизни.
Солнце било в глаза. Марк щурился и терпел, потому что козырек закрыл бы небо, на которое ему почему-то очень хотелось смотреть. Он почти не видел дороги. Та выгорала светлыми пятнами и дымила тяжелым золотым воздухом. Машину толкало потоками воздуха от проносящихся фур. Марк с Колей много говорили и смеялись. Это было самое близкое к счастью, что Марк за долгое время испытывал. Неудивительно, что это чувство казалось ему переоцененным.
Марк, ты счастлив? — всегда спрашивала Леся после перерыва в общении.
Вопрос вводил Марка в ступор. Это как позвонить рыбе и спросить, как полет. Лесю каждый раз огорчали его ответы.
О чем задумался, сказал Коля.
Марк стал сочинять забавный ответ, но ничего толкового в голову не приходило. Он просто пошевелил улыбающимися губами и так ничего и не сказал. Будь на месте Коли кто-то другой, Марк бы нашелся. Черт, как же обидно его терять.
Пока Коля жил у Марка, они много говорили о всяком. Марк расспрашивал его, каково это — быть геем. Он ожидал услышать страшные истории: как Колю притесняют, как тот страдает от того, что не может открыто ходить по улице, держась за руки со своим парнем, и тем более целоваться у всех на виду. Марк много об этом думал, пытался поставить себя на место Коли. Из тех мыслей и выросли все эти картины. А Коле было норм.
Руки потеют, когда долго держишься, сказал тогда он. Это мерзко.
Прости, что все это спрашиваю. Можешь сказать, чтобы я заткнулся, если хочешь.
Нет, все нормально. Обычно всем интересно другое.
Что?
Подробности про жопу и секс.
А, сказал Марк. Ему тоже стало очень интересно про все это узнать. Но как теперь спросишь.
В школьные времена Коля носил странную прическу — короткий, торчащий во все стороны ирокез. Ребята почему-то увидели в этом подсолнух и так его иногда и называли. Он и правда всегда искал тепла. Даже в Питер поехал за европейской зимой.
Коля работал там дни напролет либо за барной стойкой, либо в цехе, где они варили пиво и сидр. На работе он никому про себя не рассказывал, потому что не видел в этом смысла. Как не видел смысла рассказывать родителям, хотя был уверен, что они его примут. Иногда он ездил по городу, развозил пивные бочки и бутылки по барам. Ему нравилось различать вкусы в напитке, нравилось рассказывать об этом людям, объяснять, чем отличается один сорт от другого. Это занятие занимало большую часть его нынешней жизни, но, хотя он получал удовольствие, иногда этого было мало. То и дело ему становилось одиноко, и чего он только не делал, чтобы это исправить.
Он искал партнеров в «Тиндере». С одним из них встретился за кустами в парке. После они пошли гулять и забрели в Казанский собор. Колю всегда смущали золото и вычурность православных церквей. Да и сама идея бога, сына, мифов о них и спин-оффов. Вселенная «Марвел» в этом плане казалась ему интереснее. Он медленно шагал с тем парнем мимо икон, алтаря и фресок. Коля еще ощущал на себе его тело, слышал на его шее аромат одеколона, перемешанного со сладковато-кислым запахом зелени, запачкавшей штаны и ладони. Они терялись за колоннами, искали взгляда друг друга и не говорили ни слова. Коля только слышал его шаги и шорох куртки.
Я хочу провести с тобой всю жизнь, сказал ему Коля пару часов спустя.
Это так не работает.
Однажды тот парень просто оделся, ушел и больше не возвращался. Коля не мог ему написать в соцсетях — парень везде его заблокировал, — поэтому переводил по рублю на его карту и добавлял в комментарии к переводу их общие приколы. Тот так и не отреагировал.
Коля боялся остаться один навсегда. Вечерами, когда ложился спать, он слышал, как соседи сверху ругаются, а потом занимаются сексом. Судя по другим звукам, у них была собака и маленький ребенок. Женщина порой надевала высокие каблуки и разгуливала в них по всей квартире. Мужчина, кажется, много пил или просто был быдлом, потому что говорил с интонацией тупого жестокого человека. Иногда у них что-то громко падало, и Коле казалось, что кто-то кого-то убил. Он даже проверял, не приехали ли к парадной полицейские или скорая помощь.
Но Коля завидовал этой семейке сверху. Их безумие и тяга к насилию лишний раз напоминали: он настолько одинок,