- О боги! — громко воскликнул Эвбулид. — Когда же закончится эта жатва?!
- Эх, Афиней! - ответил ему кто-то из проснувшихся рабов. — Кончится жатва — начнется пахота, потом надо сеять, опять пахать, а там и новая жатва подоспеет... И так вся наша жизнь, будь она трижды проклята!
Конец первой части
Часть вторая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1. Золотая клетка
Прошло полгода с того времени, как бывший раб Луция Пропорция Прот, поделив с царем восставших рабов Сицилии Евном сокровища Тита Максима, стал одним из богатейших жителей Тавромения.
Он купил за бесценок дом в самом центре столицы Новосирийского царства, не такой роскошный, как дворец Ахея, но все же с множеством комнат, атрием и, как он мечтал, со статуей-фонтаном во дворе.
Каждый день к нему приходили высокопоставленные гости: начальник кинжала Серапион, военачальник Клеон с братом Комманом, другие члены Совета царя или сумевшие быстро и ловко разбогатеть бывшие рабы. Бывал у него и бывший афинянин Фемистокл, который каждый раз напоминал ему о долге перед своей родиной и ее царем – базилевсом Атталом.
Иногда появлялся сам Евн, принявший тронное имя сирийских царей - Антиох. Он возникал в доме, как правило, неожиданно — ласковый, веселый, с быстрым, обжигающим взглядом.
Для того, чтобы угощать всех этих гостей, а также поддерживать чистоту в залах и комнатах, увешанных пурпурными коврами, уставленных золотой и серебряной посудой Тита, Прот купил несколько рабов из числа сицилийцев, которые не примкнули к движению Евна-Антиоха.
Так в доме появились Сарды, Фраки, Геты и даже один Герм — рослый германец с косматой черной бородой.
В первые дни Прот чувствовал себя неловко, когда эти люди кланялись перед ним и называли его господином. Он не разрешал назначенному надсмотрщиком илирийцу Протодору, подаренному ему самим начальником кинжала царя Серапионом, прикасаться к ним даже пальцем. Но, после того, как подававший во время пира вино Сард, неосторожно опрокинул кувшин и несколько алых капель пролилось на белоснежный хитон гостившего у него Евна, перепуганный Прот вызвал надсмотрщика и приказал строго наказать раба.
С тех пор его слугам стало житься ничем не лучше, чем в доме своих бывших господ. Не было такого дня, чтобы плеть Протодора не свистела над спиной очередного несчастного у столба наказаний.
Сам Прот все больше и больше входил во вкус своей новой жизни. Он не стал менять данное отцом Луция имя на свое истинное — Дейок или более значительное, как это сделали несколько бывших рабов, а теперь преуспевающих господ, ставших из Сиров и Тавров Каллистами, Асинкритами, Викторинами1.
Имя Прот — то есть, первый, главный, — вполне его устраивало. Он надеялся, что оно приведет его в Совет, а там, как знать, может, и на одну из самых почетных должностей, окружающих царя. Ведь, если уж на то пошло, думал он, то и самого Евна избрали не только благодаря его магическим трюкам, но и в немалой степени из-за имени, (Ев – значит, «благой»), веря, что оно является залогом их непобедимости и счастливой жизни.
И все - таки Прот скучал. Днем он обходил лавки со своими товарами, и вместе с нанятыми торговцами подсчитывал прибыль, вечерами пировал с кем-нибудь из Совета под музыку и танцы молодых эллинок, а по ночам просыпался и долго смотрел невидящими глазами в темноту, потому что ему снился Пергам и старые, возможно уже умершие, родители. Тогда весь этот дом, ковры и вазы казались ему золотой клеткой, которой его окружил Евн.
Выход был, и о нем напоминал Фемистокл…
Эллин убежденно говорил, что ему нужно немедленно расстаться со всем своим богатством, отдать его до последнего обола Евну, и тот незамедлительно даст ему римскую трирему, которая в считанные недели доставит Прота в Пергам,
- Ты должен предупредить свой народ и базилевса о грозящей опасности! — твердил Фемистокл, но Прот невозмутимо (он не боялся эллина, потому что проник и в его тайну – тот оказывается любил римлянку Домицию, отправленную в виде исключения с Сицилии в Рим) каждый раз отвечал:
— Ты просто завидуешь мне, моему богатству! А что у тебя? Ведь у тебя ничего нет, раб, и то только один, твой земляк Афиней-Клеобул, которого ты выкупил у Евна! А я? Что буду я делать в Пергаме совсем нищим? Или ты предлагаешь мне, чтобы я через месяц-другой продал там себя за долги в рабство и стал таким же, как мои Сарды и Фраки?
— Я предлагаю тебе остаться человеком! — также неизменно заканчивал разговор Фемистокл. — Чтобы ты не стал, в конце концов, таким же мерзавцем, как твой бывший хозяин, отравивший своего кредитора, согласившийся убить твоего царя, а тебя самого выбросивший на остров Эскулапа!
Шли дни, недели, месяцы, и опасения Фемистокла понемногу стали сбываться.
Прот, для которого не было других примеров в своей рабской жизни, кроме Луция, постепенно перенял многие его привычки и становился все более похожим на своего бывшего господина. Сначала робко, а потом все смелее он стал заниматься подлогами, лжесвидетельствами против своих конкурентов в продаже вина и хлеба, которого он закупил в неслыханном количество. С рабами он говорил, цедя слова сквозь зубы, и уже не стеснялся отвешивать тяжелые оплеухи за малейшие провинности.
Совесть уже не мучила его по ночам. Он стал понемногу забывать о той опасности, которая грозила Пергаму.
Евн, Серапион и Клеон одобряли образ его жизни. Фемистокл уехал вместе с Ахеем в Мессану, проверять, как восстанавливаются ее полуразрушенные стены, и Прот вовсе забыл о долге.
Дни по-прежнему текли в праздности и развлечениях. И вдруг однажды по городу пронеслась весть: сменивший нерешительного Флакка, новый консул Кальпурний Пизон неожиданным штурмом захватил Мессану и со всей консульской армией двинулся на Тавромений. Весь гарнизон Мессаны, во главе с военачальником Ахеем, погибли, оставшиеся в живых несколько тысяч человек были распяты на крестах.
Новость эту принес, чудом уцелевший Фемистокл, который теперь стал самым желанным гостем во всех знатных домах столицы.
Не смог побороть в себе искушения, чтобы не пригласить его и не узнать всех подробностей взятия Мессаны, а главное, разузнать, так ли уж велика опасность, и перепуганный Прот...
2. Беглец из Мессаны
Даже дома Прот застал Фемистокла в полном вооружении. Грудь его защищали дешевые, но надежные в бою против копий и стрел бронзовые бляхи. С пояса в ножнах, едва не доставая до пола, свисал длинный сарматский меч. Рука и шея его были перевязаны, но держался он твердо и, как всегда, увлеченно спорил со своим единственным рабом о проблемах рабства на земле. Со стороны это выглядело даже комично.
- Все люди делятся на тех, которые рождены для того, чтобы быть свободными, а другие – рабами! – наседая на своего господина, доказывал Клеобул, называвшийся так только в доме Фемистокла. – Вот ты, например, мог смириться внутренне с тем, что ты - раб?
- Нет! – подумав, уверенно, сказал Фемистокл. – Никогда!
- Вот видишь! Этим, а еще высокой культурой и образованностью, мы, эллины, и отличаемся от варваров!
- Не знаю… - с сомнением возразил Фемистокл. – Пока я был рабом и делил с ними эргастулы и общую постель, я видел, что многие из них в душе оставались свободными людьми… А некоторые были умнее и образованнее многих греков, которых я знал в Афинах…
Прот кашлянул, давая понять, что он здесь.
Увидев его, Фемистокл сразу же повел разговор о Мессане.
—Я никогда не видел римлян такими яростными и кровожадными! — сказал он, и лицо его исказилось недавними воспоминаниями. — Когда я крикнул их центуриону, зачем он добивает пленных, ведь из них еще могут получиться рабы, он сказил мне: "На наш век еще хватит провинций и новых рабов! А ваше царство мы вырвем с корнем, по цветочку, по травинке, и ни одна рабская душа не останется здесь в живых! "Я был крепко связан и не мог ответить ему достойным образом,— покачал головой Фемистокл.— Наутро меня должны были распять!
—Как же тебе удалось бежать? — прошептал смертельно побледневший Прот.
—К счастью, у одного из моих товарищей при обыске не нашли нож,— объявил грек. — И нам удалось развязать веревки. Но до Тавромения я добрался только один. По всем
окрестностям уже действуют отряды Кальпурния Пизона. Они вылавливают сторожевые посты и тут же либо распинают их, либо просто сжигают на кострах. Но все это мелочи по сравнению с тем, что было в Мессане! Кровь наших братьев текла там такими потоками, что невозможно было бежать по улицам, не поскользнувшись на ней. Настоящее подземное царство сделал из города этот Пизон, и по достоинству занял в нем трон самого Аида!
—Что же теперь с нами будет? — с мольбой уставился на Фемистокла Прот.
— То, что мы заслужили своей беспечностью и бездействием! — жестко ответил грек. — Смерть — кому на крестах, кому в огне. Но ты еще можешь спастись и спасти других.