Создавая образ Настены, В. Распутин вступил в полемику в теми, кто искаженно трактует понятие общинности, считая, что общинность начисто отвергает личностное начало. Между тем, В. Распутин в «Уроках французского» и «Живи и помни» опровергает это мнение. Он показывает, что общинный характер вовсе не препятствует проявлению личности в ее высших, наиболее существенных качествах. Настена – наиболее органичный представитель общинности, но вместе с тем она поднимается до высшего уровня развития личностного начала. На первый взгляд тем самым она как будто противоречит сущности, самой идее общинности, ведь она совершает поступок, который многими оценивается как антиобщественный и преступный. Однако, по сути, будучи ярчайшим проявлением индивидуального, личностного потенциала, поступок Настены подтверждает незыблемость общинных требований. Община, сельский мир не отторгли Настену, а как бы вернули ее в свое лоно: «… предали… земле среди своих…», – такой финал весьма органичен, является естественным итогом всей системы художественных связей, отраженных в повести «Живи и помни» [9, с.16].
В.Г.Бондаренко анализирует образ Настёны, её самоубийство в свете основных проблем повести несколько с других позиций, с точки зрения христианской морали, и приходит к другим выводам, нежели А.Овчаренко.
В.Г.Бондаренко выделяет в повести два сюжета: «Один – мистический – о совместном Андрея и Натёны решении… И второй – о противоборстве человека – Настёны и бесчеловечной системы, обрекающей человека на гибель» [46, т.1, с.393]. Далее Бондаренко делает вывод о том, что Распутин судьбой Настёны «доказывает русскому читателю правомерность русской христианской логики. И опровергает логику всей предыдущей советской литературы, навязывающей нам жён, предающих своих мужей во имя идеи («Любовь Яровая»), детей, предающих отцов… Это был вызов системе…
Одной системе нравственных, а вернее, безнравственных ценностей противопоставлялась другая – национальная, религиозная. Это лежащее глубоко в психологии каждого человека представление об ответственности за свой род, о сопричастности и слиянности родных и близких… Настёна, как бы она ни относилась к самому факту побега Андрея с фронта, только так и могла поступить, принять, помогать, пытаться спасти. С этого момента она и стала врагом системы. Не он – Андрей, а она – Настёна бросила вызов власти, а иначе она не могла… Она же знает: «Раз ты там виноват, то и я с тобой виноватая. Вместе будем отвечать» [46, с.394-395]. Оригинальный вывод делает Бондаренко и о причинах самоубийства Настёны: «Не было навязанного всевозможными толкователями осознанного самоубийства. Было обыкновенное большевистское убийство своей жертвы за неповиновение… Настёну плотно обкладывали… Комиссары нашли занятие – устроить облаву на беременную женщину…
«С испугу Настёна кинулась …, но тут же опустила вёсла. Куда? Зачем?» Советские победили, загнали её в свой антихристовый тупик… Она ушла от комиссаров в воду. Она сбежала от лагерей, увела сына от тюремного приюта и спецприёмника. Охотились-то за ней, не думая ни о будущем ребёнке, ни о судьбе Настёны… Не пожалели комиссары женщину, ни деревенские, ни после публикации повести – литературные, все её к ответственности привлекали. Один фронтовик Максим Вологжин – понимал, что происходит жестокое бесчеловечное убийство затравленного человека… Да и земляки не дали похоронить Настёну среди самоубийц, понимали, кто виновен, кто затравил выполнявшего свой христианский долг русского человека» [31, с.396-397].
С.Н.Лебедева считает, что Распутин не только художественно, психологически мотивирует добровольный трагический уход Настёны, но и оправдывает этот шаг. «Автор показывает закономерность, неизбежность подобного финала, определённого особым складом души женщины, оказавшейся в ситуации неразрешимого для неё конфликта: долга и чувства, разума и сердца…, – подчёркивает критик. – Необходимость скрывать предательство Андрея «вывернуло жизнь Настёны наизнанку», основным в её состоянии становится чувство стыда: «Стыдно… Почему так истошно стыдно и перед Андреем, и перед людьми, и перед собой?»
Распутин вкладывает в понятие «стыд» смысл, определённый Священным Писанием: это одна из ключевых категорий, свидетельствующих о нравственном здоровье человека. Ощущение стыда, стыдливости – знак осознания человеком неправедности жизни, поступков и даже помыслов» [18, с.40].
Валентин Распутин не раз говорил, что он рассчитывал оставить Настену в живых и не думал о таком финале, который есть сейчас в повести. «Я надеялся, что как раз у меня покончит с собой Андрей Гуськов, муж Настены. Но чем дальше продолжалось действие, чем больше жила у меня Настена, чем больше страдала от того положения, в какое попала, тем больше я чувствовал, что она выходит из того плана, который я для нее составил заранее, что она не подчиняется уже автору, что она начинает жить самостоятельной жизнью».
Она и сейчас живет самостоятельной жизнью, давно выйдя за границы повести и оставшись в читательском сознании одним из лучших и сложнейших женских образов современной мировой классики.
ВЫВОДЫ ПО ВТОРОЙ ГЛАВЕ:
1. Анализ женских образов в творчестве Валентина Распутина мы построили на основе классификации Н.Н.Старыгиной, применённой ею к женским образам, созданным в литературе XIX века. Старыгина всё многообразие женских образов к трём типам, исходя из учения о душевном устроении человека: это «обыкновенные» женщины, в образах которых воплощён тип безгрешной по естеству женщины; «страстные» женщины, в образах которых воплощены христианские представления о «страстном» человеке; «женщины на перепутье» – женщины, находящиеся в состоянии перехода от противоестественного к естественному душевному складу.
2. Исходя из понятия «естественный» человек, применённого В.Влащенко по отношению к героям Распутина, являющихся воплощением двух начал: нравственного и животного, – мы условно разделили распутинские женские образы на две группы: «естественных» героев, у которых в характере доминирует духовно-нравственное начало, «обыкновенных» людей, праведников, и героев, у которых постоянно идёт внутренняя борьба нравственного и эгоистического начал – таких героев, по определению В.Влащенко, мы условно назвали «простыми людьми» (а по классификации Н.Старыгиной, это люди «на перепутье»).
Первую группу составляют распутинские старухи, вторую – героини более молодые, ещё постигающие мир во всей его сложности, начиная от Настёны Гуськовой до героинь последних произведений писателя: Пашуты, Тамары Ивановны, Егорьевны.
3. Мотив истинных ценностей жизни Распутин связал именно с образами своих героинь, олицетворяющих доброту, милосердие, совестливость, одухотворенность, преданность земле и отчему дому. Эти образы во всём их разнообразии и самобытности есть художественное воплощение представлений писателя о русском национальном характере в его современном состоянии.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Из проведённого нами анализа произведений В.Г.Распутина можно сделать следующие выводы:
1. При анализе литературоведческой и методической литературы было установлено, что женские образы являются одной из центральных доминант русской литературы XIX-XX веков, а тема женской судьбы является «сквозной», одной из самых актуальных и древних тем русской литературы, она активно развивается и сегодня.
2. Валентин Распутин, являясь представителем «новой деревенской прозы», одним из самых авторитетных писателей современности, мучительно ищет ответы на самые острые вопросы, поставленные нынешней жизнью, в первую очередь через обращение к образам женщин, которым отведена роль «несущего» в конструкции повествования. Это, прежде всего, относится к образам распутинских старух, праведниц, для которых жизнь – это неукоснительное следование заветам предков, главными из которых являются нравственность, добро, чувство дома, семьи, а также активная деятельность во имя ближнего или общего блага, умение любить и сострадать.
3. В последних произведениях Распутина уже нет привычных старух-праведниц, а есть другие женские образы, сообразные с современной ситуацией: Пашута из рассказа «В ту же землю…», Тамара Ивановна, Егорьевна – образы более сложные, противоречивые, «женщины на распутье», которые ищут себя, ищут свой путь к Свету из Тьмы.
4. Не только постоянное обращение Распутина к образу русской женщины, но и непреходящее восхищение ею даёт основание утверждать, что «душа русского человека жива». Валентин Григорьевич Распутин – «сбережитель», «сохранитель» и спаситель этой души…, – точно подмечает В.Ганичев, – оказалось, что стыдливые, безропотные и чистые старухи, все эти Анны, Дарьи, Насти, Алёны стали на пути Зла и Бесстрашия.