— У вас, — обращается к Мухамаду, Тимур, — вся жизнь прошла в Самарканде…
— Не только моя, но и моих родителей… родителей моих родителей…
— Самарканд вы знаете как никто другой, — продолжает Тимур.
— Самарканд они знают не хуже своего дома, — вклинивается в разговор Чеку, но, встретившись с жестким недовольным взглядом Тимура, считает за благо отступить в тень.
— Самарканд и есть мой дом, — произносит, тщательно подбирая слова, Мухамад.
— Отлично. В таком случае не откажите в любезности просветить меня…
— Буду рад поделиться своими знаниями.
— Градоначальник Джамаль считает, что город не в состоянии набрать и содержать тысячу воинов…
— О, этот… кривой Джамаль! Змея с грязными руками!
— Так, как?
— Я могу вам показать в безоблачную ночь тысячу звезд на нашем небе…
— Как?
— В Самарканде не менее трех — четырех тысяч семей…
— Это все?
— Разве этого мало? Ах, да, сможет ли Самарканд содержать свою тысячу — так я вас понял, Тимур?
— Вы проникли в суть задачи.
— Самарканд разве беден?… Если потрясти наших купцов… покопаться в хранилищах… складах… по сусекам… — О… не знаю, не знаю! — качает головой, загадочно улыбаясь Мухамад. — Разве вы озабочены только этим? Вы не желаете побеседовать со своей сестрой?…
Туркан, догадываясь о том, что речь идет о ней, смущенно улыбаясь, покидает помещение.
76
И вот они вдвоем — брат и сестра.
— Ты возмужал, брат, и становишься похожим на покойного отца, — говорит Туркан.
— А ты, сестра, становишься похожей на мать.
— Значит, я постарела, да?
— Нет, для меня ты все та же. И разве в этом суть смысла нашего бытия?
— В чем же, брат?
— Главное, что мы живы и здоровы, что я хотел тебя увидеть и, слава Аллаху, мы увиделись…
— Но ты ведь приехал в Самарканд, — Туркан лукаво улыбается, — не только затем, чтобы навестить сестру.
— Да не только, ты угадала.
Подходят к задвижке с потаенным «глазком». По ту сторону стены — наши знакомые Жамбы и Фатима.
— Она все еще девочка… смеется… плачет… — говорит Туркан.
Жамбы, будто догадываясь, что в этот миг за ними зорко следят чьи–то глаза, поворачивается и притом, как бы демонстрируя перед кем–то свое очаровательное личико… Наплывает (в который раз!) видение: Жамбы, искупавшись, выходит на берег реки… А вот она, вскрикнув, закрылась платьицем… ее глаза, наполненные одновременно чувствами стыда, тревоги и чего–то такого, что испытывает девушка, осознав в себе неотвратимость тяги к противоположному полу…
— Я хочу, брат, ясности…
— Вы о чем, сестра?
— О ней, девочке… Жамбы.
— Хотел бы я ощутить эту ясность.
— Как? Как понимать ваши слова?
— Понимайте по своему, данному Аллахом, разумению, сестра.
— Мне удастся это сделать?
— Попытайтесь разуметь… попытайтесь… — молвит рассеянно Тимур, продолжая наблюдать машинально за девушками.
Там, по ту сторону стены, происходит вот что: девушки, что–то напевая и пошучивая, играют в шахматы. Жамбы иногда на секунду — другую становиться серьезной…
Тимур вдруг направляется к дверям в девичью. Туркан хватает его за руки:
— Тебе нельзя, брат!
Но Тимур неудержим. Он, ни говоря ни слова, открывает двери, на секунду — другую замирает в дверях. Девушки, напротив, в ужасе вскакивают на ноги, а подруга и вовсе убегает в боковую дверь.
Тимур останавливается перед девушкой, оба молчат, вглядываясь в глаза друг другу.
— Вы, Тимур… — прерывает Жамбы свое молчание.
Без ответа.
— Почему я здесь?
Без ответа.
— Я ваша наложница?
Без ответа.
— Я ваша рабыня?
Без ответа.
— Кто я вам?
Без ответа.
— Вы хотите взять меня в жены?
И снова — видение — воспоминание: Жамбы старается прикрыть наготу платьицем…
Тимур как будто бы собирается что–то сказать, но… сдерживается.
— Вы убили Долона…
— Кто Долон? — наконец прерывает молчание Тимур.
— Мой троюродный брат.
— И только? — Тимур берет с шахматной доски фигуру… переставляет на другую клетку.
На этот раз не осмеливается говорить Жамбы. Она полна некоего ожидания. Однако Тимур без слов, резко обернувшись, следует к выходу. Жамбы долго смотрит ему вслед — до тех пор, пока тот не исчезнет из вида. Ее, застывшую как бы в неподвижной позе, безусловно озадаченную странным визитом Тимура, застает подруга Фатима:
— Простите, госпожа, не знаю, уместно ли мое присутствие.
— О, конечно, конечно, Фатима. Мы обязательно должны доиграть партию. Садитесь…
Усаживаются за шахматы.
77
Тимур и Туркан. Тимур облачается в знакомое нам одеяние нищего, наклеивает усы, бороду и т. п.
— Я узнал, что Саллех собирался послать к отцу девочки сватов.
— Кто Саллех?
— Сын темника.
— Ты возьмешь ее в жены?
— Сие ведомо только одному Аллаху.
— Так что мне с ней делать?
Тимур накладывает на лицо последний штрих… Затем они через двор идут к воротам и Тимур — «нищий» говорит сестре:
— Вы спрашиваете, сестра, что вам делать с ней. Вот мой ответ, сестра: делайте с ней все, что делали до сих пор…
78
Тимур — «нищий» продирается сквозь толпы людей на самаркандском базаре. Останавливается у знакомой площади, на которой снова (!) возобновили свои работы плотники.
— Над чем трудитесь, уважаемый мастер, — интересуется Тимур — «нищий» у одного из мастеровых.
— Зрячий и сам видит над чем. Смотри и пошевели мозгами, божий человек, — отвечает тот нехотя. Нам некогда языками трепаться.
Откуда ни возьмись к Тимуру — «нищему» протискивается знакомый нам завсегдатай подобных зрелищ — человек в чалме с книгой подмышкой — Джафари.
— Я вам скажу, божий человек, слушайте. Вы видите перед собой помост для предстоящих казней. Есть еще вопросы?
— Казни? О, боже! Кто заслужил сию участь, апенди? И за что?
— О, я вижу, вы человек не местный… Так слушайте. Печальная участь — да, простит им Аллах за все прегрешения! — ожидает… купца Дауда сына Али и ювелира Абдельмалика. За что? — шепчет человек в тюрбане. — Говорят за сокрытие от государственного ока… богатств… и людей…
— Богатств? Людей?
— Говорят, в Самарканд прибыл посланник эмира — теперь поняли?
— И что же?
— Вот он и затеял от имени эмира все это. Он намерен собрать из самаркандцев рать… Ну, тысячу… Вот это и порождает богопротивные дела… Теперь ясно?