Исраил Ибрагимов
Тамерлан
(начало пути)
Историческая повесть
Книга дает возможность ощутить художественный образ средневекового Мавераннарха (середина XV в.); вместе с тем это — своеобразное авторское видение молодых лет создателя империи Тимуридов, полных напряженной борьбы за власть, а подчас просто за выживание — о Тимуре сыне Торгая, известного в мировой истории великого государственного деятеля и полководца эмира Тимура — Тамерлана
Публикуется по книге: Исраил Ибрагимов. Тамерлан (начало пути). — Б.: ИД «Наука и образование», 2003. — 110 с.
Тираж 500 экз.
1
Начало осени… Излучина долины безымянной реки. Вдали заснеженные вершины гор. Покатый сверху курган, внизу табун коней. Окрики коневодов — пастухов.
На вершине холма сгрудилась группа юношей- пастухов, вооруженных луками, а кое–кто — и ножами. Один из них и вовсе саблей, на которую опершись, он стоит, с лукавинкой в глазах озирая товарищей… Это — Чеку Барлас, известный среди товарищей как паренек с эксцентричным, эпатирующим нравом, что дает им право воспринимать его полушутя–полусерьезно… Он шут, но когда надо — воин…
Однако на этот раз не до шуток — речь держит Долон — парень видный. Лидер.
Галдеж.
— Слово — Долону. Шпарь Долон, — это, размахивая саблей произносит Чеку Барлас.
— Заткнись, Чеку! Язык у тебя длинный. Я не прошу слова — запомните: когда мне нужно, я беру его без разрешения. Тем более без твоего придурок!
Слова Долона вызывают веселое оживление.
— Завтра на рассвете снимаемся. Уходим…
Возгласы:
— Куда?
— Зачем?
— Сардар, скажи, — Долон обращается к одному из товарищей, — говори как есть. Прочисти мозги безмозглым!
— Я только что оттуда, — начинает Сардар.
— Говори откуда! Не темни!
— Из–за Тикдага…
Все головы поворачиваются в сторону, туда, где вдали в дымке виден пик горы…
— О, там много мест, где можно справить нужду, не опасаясь, что сядет на твою голову сорока, — это опять, не сдержавшись, говорит Чеку Барлас.
Хохот. Реплики: «Ну, и как? Справил? А что сорока?»
Долон грозно надвигается на балагура — тот полудурашливо, полусерьезно отступает за спины товарищей, что вызывает снова хохот.
— Там — табуны Камарадина…
Воцаряется молчание — лица вмиг становятся серьезными.
— И стойбище там?
— Нет, но стойбище там станет следом… Через пару дней Камарадин будет здесь…
— Ну, что ясно, безмозглые? — спрашивает Долон.
— Не всё, — говорит один из юношей.
— Тебе? — обращается Долон к другому.
— Мне–то что…
— Тебе?
— А что. Так не терпится? — спрашивает робко юноша.
— Ему не терпится, свидеться с невестой… ай–ай! Как сладки сиськи Жамбы!..
— Замолчи, собака!
— Мне не ясно, — вдруг выступает вперед молчавший до сих пор юноша.
— Ему не ясно, эй, слушайте! — подталкивает юношу Чеку.
— Он сосунок. Его только что оторвали от материнской груди… Ну, что тебе не понятно? — сердится Долон.
— Мне не ясно, — упрямо твердит юноша.
— Ему не ясно, — в той же манере говорит Чеку.
— Эта земля принадлежит племени Камарадина. Это его пастбище — теперь ясно, сосунки?.. Они идут сюда и не позже третьего дня будут здесь — теперь ясно, облезлые придурки?! — сердится Долон. — Нас с ноготок, а они вооружены. Их тьма. Снимаемся — возражения не хочу слышать.
— Мне не ясно…
— Чтобы все было готово сейчас же. Пошли…
Группа обескуражено собирается разбрестись.
— Стойте! — У меня предложение, — почти с металлом в голосе выкрикивает юноша.
Люди замирают на месте.
— У него предложение, — подхватывает Чеку.
— Этот мальчик только что оставил в покое материнские сиськи. И уже — смотрите–ка! — ничуть не колеблясь, говорит юноша.
— Для чего?
— Мы высечем Камарадина, мы угоним его табун.
— Высечь Камарадина!? — хохочет Долон, за ним — остальные.
— Ты не в состоянии натянуть тетиву лука. Тетива — не твоя просранная штанина. Ну–ка, Чеку, помоги этому молокососу натянуть тетиву — пусть сначала попробует попасть…ну, во… хотя бы, в это дерево…
Чеку подходит к юноше — тот его решительно отстраняет, достает из колчана стрелу…
Хохот замирает — внимание всех, почуявших серьезность ситуации, целиком сосредоточено на действиях юноши. И лишь Долон продолжает вызывающе посмеиваться, да Чеку все еще не отступает от своей манеры подшучивать. Но вот и он угомонился, сказал:
— Он умеет натягивать тетиву!
Да так и произошло: юноша медленно, казалось, нарочно медленно, достает из колчана стрелу, медленно натягивает под пристальным взглядом товарищей лук, прицеливается в дерево и вдруг пускает стрелу прямо… в Долона — тот с хриплым вскриком хватается руками за стрелу, которая врезалась ему в сердце… и падает…
Люди в шоке. Кое–кто бросается к поверженному — у того из горла хлыщет кровь, но тем не менее он успевает сказать:
— Ты смог натянуть тетиву… со–бака!..
И умолкает.
От трупа отпрянул Чеку — закричал:
— Тимур сын Торгая умеет владеть луком! Слышите! Все слышали!
2
Тот же холм. Те же люди. Кое у кого немой вопрос к Тимуру, но он, как воды набрал в рот. Зато оживлен, как всегда, Чеку. Он причитает:
— Проклятый Камарадин! Зачем тебе нужно было убивать нашего батура, — а потом, как бы опомнившись, подходит к Тимуру, протягивает тому свою саблю.
Тимур отстраняет дар:
— Я добуду сам… — обращается к товарищам уже не юноша, а признанный верховод.
— Все умеют натягивать тетиву?
Молчание.
— Конечно, все. Я так и знал… Сейчас пойдем в Тикдаг. Все, кто умеет натягивать лук идут со мной. Остальные… Остальные гоните… табун домой… Мы нагоним через пару дней… Старайтесь гнать по руслу реки… Ясно? А сейчас жрать…. Жрать…
3
Трапеза. На дастархане — груды мяса — и только. Нюанс: юноши, точь — в точь взрослые мужчины, не дотрагиваются до пищи. Но вот большую чашу в первую очередь преподносят… Тимуру. Он, несколько помедлив, немного подумав, решительно отрезает кусочек мякоти и, откусив, передает чашу по кругу. То же проделывает он со следующей чашей… — у взрослых людей это является символом старшинства. Таким образом, в кругу товарищей как бы узаконивается лидерство Тимура. Обед постепенно превращается в веселую трапезу. По кругу — но опять же первым Тимуру — передают бурдюк с кумысом.