Глава тюрьмы наклоняется снова к Джамалю — тот коротко что–то шепчет. Глава тюрьмы обращается к Чеку:
— Почему ты здесь?
— Я с приятелем гулял по базару и тут…
— Гуляли?
— Свидетель Аллах — гуляли…
Слова Чеку встречены дружным и довольно продолжительным смехом.
— Ты полагаешь, тебя взяли по ошибке?
— Именно так: по ошибке. Вы проницательны, господин повелитель.
Снова смех.
— За арбузы и дыню забыли заплатить?…
— О, вы всевидящие и всезнающие люди — да, забыли! Забыли — чертова память!..
Веселое оживление.
— Сотню изделий из высококачественной самаркандской глины разбили! Может быть тоже по ошибке!?
Вперед выступает знакомый торговец, он плача говорит:
— Видит Аллах, они разорили меня.
— Не беспокойтесь, господин горшечник, я восполню ущерб.
Повелитель города снова что–то шепчет главе тюрьмы.
— Ты погубил двух лучших воинов повелителя — тоже нечаянно?
— О, у вас, всемилостивый повелитель, замечательные воины! Двое? Вы сказали «двое»? Клянусь, я не хотел их убивать… Они сами… споткнулись и …
— Хватит лжи! — рявкнул глава тюрьмы. — Прикуси свой грязный язык!
Повелитель города дает знак главе тюрьмы — шепчет и тот, смирив гнев, обращается к Чеку:
— Где содержится девица Жамбы? Ты знаешь, что ее разыскивает родной племянник нашему всемилостивому — да поможет его деяниям Аллах! — повелителю Самарканда — лучшему из лучших городов нашего солнечного Мавераннахра?
— Я несчастный бродяга — да покарает меня Аллах! — а потому ни о какой девушке… Ж…амбы… не слышал… но в нашем Кеше много добрых слов говорят о всемилостивом повелителе Самарканда.
Повелитель что–то шепчет снова — в который уже раз! — главе тюрьмы — тот жестом подзывает лопоухого.
— Говори, как назвал нашего… всемилостивого?
Лопоухий мнется.
— Говори!
— У меня не поворачивается язык — да отсохнет он! — произнести это богопротивное слово…
— Говори! — наконец–то, минуя посредничество, как бы взрывается повелитель Самарканда.
— Он…он… Назвал нашего… всемилостивого, богоугодного повелителя… э… кривым…
— Так и назвал? — спрашивает тюремщик.
— Он… «кривой Джамаль»… Клянусь, это его слова!
Тут происходит следующее: повелитель встает, показывая этим, что на этом дело Чеку закончено — идет к выходу. За ним шумно устремляются другие. На миг–другой задерживается глава тюрьмы, дает знак работникам камеры допросов — один из них понимающе кивает головой, идет к угольям, достает оттуда раскаленный железный стержень…
62
Снова — мрачный, темный коридор. Вдали, словно светлячки — огоньки. Это — удаляется с факелами свита повелителя. За кадром жуткий вопль. Ясно: «допрос» Чеку продолжается….
63
А вот он, Чеку, собственной персоной стоит перед вершителями его судьбы. Глава тюрьмы в окружении других работников тюрьмы зачитывает приговор:
«… За богопротивные деяния, выразившиеся в обмане, воровстве, нанесении ущерба верным Аллаху и законопослушным гражданам, а также великому Самарканду, убиение двух славных воинов гвардии повелителя, человека без доброго рода по имени Чеку сына барласовца из Кеша, приговариваю к заточению сроком на 5 дней в зиндан, а по истечении 5 дней — лишению языка, а затем и головы…»
Чеку выслушивает приговор молча…
64
Чеку по знакомому нам темному пещерообразному коридору подводят к зиндану… С грохотом открывают решетчатый люк… опускают лестницу. Шурф высотой метра 3 сверху освещают факелом — предстает перед нами картина отнюдь далеко не из приятных.
— Ну, что? — издевательски спрашивает глава тюрьмы.
— Рай! Сам Аллах был бы рад вкусить его плоды. — отвечает дерзко Чеку.
— Не богохульствуй — иди! — подталкивают заключенного в спину. — Иди в свой рай! Ха–ха–ха. Ты заслужил его! Ха–ха–ха. Доволен!?
Чеку на дне зиндана, лестница тотчас же убирается.
— Доволен! — кричит Чеку снизу под лязг захлопнувшегося сверху решетчатого люка. — Я в раю!.. Я в раю!.. Я в раю!.. — еще некоторое время слышится голос заключенного…
— Собака! — слышится голос главы тюрьмы в темноте…
— Очень скоро развяжется у него язык. — Он, запомните мое слово, заговорит иначе, — говорит кто–то другой из тюремщиков.
— Будет рад, — хихикает третий, — рассказать об этой девушке… Ж… Ж.
— Жамбы. — подсказывают ему.
— Поздно. — снова слышится в темноте на фоне удаляющихся вдали факелов. — Расскажет — не расскажет. Итог один: в…ж-жик! И — язык в руках палача — в…ж-жик… головы нет…
Последние слова главы самаркандской тюрьмы вызывает угодливый хохот тюремщиков.
— … А девку найдем… обязательно разыщем… и без этой собаки!..
65
Ночной Самарканд. Силуэты зданий на фоне звездного неба. Едва уловимые очертания улочек, переулков. А вот знакомый двор сестры Тимура. Звуки: вдали — окрики стражников, неподалеку — стрекотанье цикад!.. В одном из маленьких окон полощется неяркий свет…
66
Знакомая комната в доме сестры Тимура — Туркан. За небольшим дастарханом — Мухамад, трое воинов, в том числе приятель Чеку. Неподалеку, склонив голову, но обостренно слушая полуночников, стоит Туркан. В углу комнаты прямо на полу спит мальчик Хамид. Полуночников мы застаем в момент принятия решения.
Так и есть.
— Итак, одному из вас надо срочно ехать в Кеш. Два дня хорошего хода туда, два — назад. Приговор Джамаля может отменить только эмир Казанган — надеюсь никто не станет оспаривать это, — говорит Мухамад. — Ехать следует немедленно.
— Немедленно?
— Нет, нет, не сейчас — дождемся утра, город распахнет ворота — тогда и в путь.
— Я готов! — заявляет приятель Чеку.
— Не ты, нет, — Мухамад задерживает взгляд на втором воине. — Готов ли ты оправдать наши надежды?
В ответ воин кладет в поклоне себе на сердце руку…
67
До Самарканда не более одного дня пути. На берегу безымянной речушки на отдых расположился со своим отрядом в 2–3 сотни воинов Тимур. Время обеда, который, разумеется, сопровождается всеобщим весельем. Приподнятое настроение и у Тимура. Он во главе самого почетного, как и подобает, дастархана. Тут же свой весельчак, шут, он же фокусник Абдукерим.
Обед мы застаем где–то на исходе его. Внимание этой группы (в том числе и Тимура) обращено именно к шуту. Он держит в руках ломоть мяса, который на глазах людей вдруг исчезает. Тогда шут, «горько» причитая («Кто лишил меня обеда? — Аллах свидетель, я только — что держал его в руках, готов был насладиться, наполнить пузо — и вот его нет!.. и т. д.»), стоя шарит вокруг, залез за пазуху соседу — тщетно. По — прежнему причитая и проклиная, он залез за пазуху второму соседу и под взрыв хохота извлек искомый ломоть мяса. Однако, придя в себя, не удержался сосед и со словами «Над кем изволишь шутить, поганый ублюдок? Надо мной, сотенным!?» вскакивает, выхватив саблю. Возбужден и шут. Перебранка, в которой трудно отличить сходу серьезное от наигрыша, вот–вот грозит вылиться в настоящий конфликт. Конец этому кладет Тимур. Он хлопком ладони об ладонь призывает «противников» успокоиться. Воцаряется тишина.