взрослый заяц-самец способен обхитрить волка, упав и притворившись дохлым, и острейшими когтями задних лап порвать любителю зайчатинки брюхо. В таких случаях волк, завывая, медленно уползал от своей добычи, готовясь отправиться в волчий ад, а зай вспрыгивал и уносился прочь. Бывают, конечно, особи уставшие, измождённые голодом, но ТОТ заяц к этой категории не относился. Я, разумеется, не волк, худо-бедно клетка нас разделяла, но зай воистину обозлился, оскалил зубы (они очень твёрдые и острые!) и, как говорят, «стал возникать». Как на грех, Дурова в этот момент была в другом помещении, а номер близился. Я схватил клетку (тяжёлая!), водрузил её на маленькую низкую тележку и принялся катить в сторону кулисы (сцена была сравнительно глубокой и широкой). И тут мой зай опять учинил бунт – стал метаться, цапаться за прутья. Я рассердился, схватил швабру (она стояла неподалеку), просунул палку и немножко наказал зайчишку. Заяц оторопел, ибо такого отношения давно не встречал, и попритих. Атут и музыка грянула. Ваш выход, заяц-барабанщик!
Третьим, точнее, третьей была мишка Маша, девочка, игравшая в спектаклях роль олимпийского медвежонка. На ней так и оставался поясок с олимпийской символикой – пятью кольцами. Так она и выступала в ревю «Имы – спортсмены!»
Машенька была хотя по возрасту и маленькой, но довольно сильной и строптивой. Отличалась она и своим рекордом: умела ходить по лесенке, довольно широкой, на ПЕРЕДНИХ ЛАПАХ! Правда, при этом она всё время недовольно рычала. Дурова мне разрешила ухватить Машу рукой за лапу и держать её так до выхода на сцену. Другую лапу держала ассистентка, которую Маша знала. Но всё равно рычание было злючным и возрастало. При этом я забыл сказать, что у Маши был намордник: зубы, несмотря на детский возраст, у медведицы были такие, что пути-дороги к хирургу могли распахнуться в любую минуту. Когда Маша устала стоять, ей дали немного походить на четырех лапах, но на сильном поводке. А я сбегал в буфет, купил несколько кусочков хлеба. Баночка с мёдом у меня была в кармане пальто: купил для себя, но решил поделиться с Машей. Открыл баночку, чуть-чуть окропил хлебные куски, растёр их, чтобы мёд распространился равномерно, и после перерыва смело шагнул к своей новой знакоми-це и дал ей бутерброды сперва понюхать. Машенька аж присела и приоткрыла ротик. Через дырку в наморднике я сунул ей сперва один ломтик, затем второй. Мишка пришла в восторг. Когда мы снова встали в один ряд, она уже не оттягивала мне руку своей лапой, а держала её довольно свободно.
Четвёртым был волк Данилка. Скажу вам честно – собак, особенно больших, боюсь: не хочется делать уколы, как делала их моя младшая тётя, которую летом куснула в спину соседская на даче собака. А тут – волк! Большущий! Без намордника!.. Но мне Дурова сообщила, что Данилка вырос среди людей, что его, совсем кроху, нашли на барже (как он туда залез?..) в московском Речном порту, что он и в лесах-то не бывал. «Ты знаешь, – таинственно произнесла Дурова, – он с первых дней всё с людьми да с людьми, маленький был, так всё время на ручках, как котик! Ты его не бойся. Можешь даже погладить!» Что я и сделал. Данилка очень дружелюбно на меня посмотрел и вякнул.
Каков же был его номер? Он играл роль… Волка из мини-спектакля «Красная шапочка». Красной шапочкой была его личная няня Лариса Мельникова. Шли они, как и положено в сказке, к бабушке, несли ей в корзиночке гостинчики, а корзиночку в зубах тащил… Данилка! Красная шапочка и её серый друг делали на полянке привал, звучала музыка из детского спектакля «Где-то, где-то по опушке, где-то, где-то по полянке Красная шапочка идёт…», а Данилка художественно и довольно музыкально подвывал мелодии.
Зал, особенно детская его половина, от восторга визжали! Ребята, конечно, сказочку читали, но такой живой сказки представить себе не могли.
Когда номер кончился, пошёл занавес (перед антрактом этот номер был последним), Дурова мне сказала: «А теперь позови за собой Данилку. Он за тобой пойдёт прямо за кулисы. Там у него в миске мясо…» Я позвал и, действительно, Данилка встрепенулся, пошёл вслед за мной, мордой потёрся о мои ноги и поспешил к миске.
Последние два мои цирковые приключения были уже в Москве, в Театре зверей. Дурову кто-то вызвал в кабинет, а следующий номер был репетиционным. А в центре номера – огромный перуанский попугай Ара. Он был очень голоден и его надо было, как сказала Дурова, «чуть-чуть прикормить». Мне были даны две тарелки: одна с печеньем, а вторая – с клубникой! О! Такое искушение для меня!.. Ара был за ногу привязан к ножке стола, но в пределах метра-полутора мог передвигаться довольно свободно. Не мешает сказать, что у себя на родине такой громадный попугай ударом клюва сбивает на землю довольно толстую ветку. Мне не очень хотелось, чтобы моя рука была так же сбита. И я стал с Арочкой разговаривать. Интонацию чувствуют почти все существа, понимают, добрые слова или злые. Мои были добрые, но я по возможности незаметно чередуя печенье и клубничку, подкармливал и себя. Ара это «усёк» и стал трясти головой, издавая какие-то воинственные звуки, примерно такие: «Ах-ха-ха-а!». Я не стал испытывать судьбу и всё, что оставалось в тарелках, отдал своему пернатому приятелю.
Но всё же самое удивительное существо, с которым я подружился, была маленькая (для слонов, конечно!) слониха-девочка Даша. Она с Дуровой репетировала на большой сцене нового зрительного зала, а в этот момент в зал пожаловала наша киносъёмочная группа. Дело в том, что в самом конце 1983 года на студии «Лентелефильм» завершались съёмки нашего документального фильма о поэтах Ленинградского фронта, о прорыве блокады Ленинграда «Сорок первый наш год призывной…». Оставалось только интервью с Александром Межировым, москвичом. Приехать-то мы приехали, а с гостиницей вышла заминка, и мы остались с тяжёлой аппаратурой, голодные и продрогшие без крыши над головой. Пока я договаривался с Правлением Союза писателей СССР, пока нас оформляли в общежитие Литинститута, надо было где-то пробыть часа два, и Дурова нас любезно пригласила к себе.
Самая молоденькая из нас, администратор, увидев Дашу, бросилась к ней, как дошкольница с криком: «Ах, какая хорошая слоночка!». Этот порыв Дурова осадила решительно и резко: «Назад, девушка! Даша очень не любит женщин. А мужчины могут подойти и даже погладить Дашу по хоботу…». Однако было поздно: Даша резко наклонила голову, пошла на администраторшу, и так ей поддала, что та улетела