В нем Лонге упоминает о том, что пожениться Марксу и Женни долгое время мешали старые предрассудки, ибо Маркс был евреем. Маркс обвинил Лонге в подтасовке фактов, утверждая, что подобных предубеждений никогда не существовало (скорее, в подтасовке следует винить самого Маркса, потому что подобные предубеждения существовали наверняка). Его раздражало и множество других деталей, поскольку их наверняка подхватила бы вся европейская пресса. Он практически обвинил своего зятя в том, что тот порочит память Женни, написав Женнихен: «Лонге чрезвычайно обяжет меня, если впредь не будет упоминать моего имени в своих сочинениях» {5}.
Николаю Даниельсону Маркс сообщил, что собирается заняться вторым томом, так как хочет посвятить его Женни {6}. Однако в это же время Мейснер сообщил, что планирует опубликовать третье издание первого тома «Капитала», а это, по обыкновению, требовало обновления предисловия и внесения Марксом других исправлений {7}. Новость сразила Маркса. Он не имел никакого реального интереса к первому тому. Удивительно и нехарактерно для него: он принял решение внести как можно меньше изменений, а все остальное предоставить Мейснеру {8}. Это ярче всего продемонстрировало семье и друзьям, как сильно он потрясен потерей Женни. В былые годы он ни за что не позволил бы публиковать свое детище без долгих консультаций и переписки. Теперь казалось, что его это вообще больше не волнует.
Врач настаивал, чтобы тот поехал на юг, например в Алжир, чтобы поправить здоровье, но Маркс был абсолютно не готов к приключениям и вместо Алжира поселился на острове Уайт, который они с Женни называли раем, когда жили здесь 7 лет назад {9}. В викторианских семьях было принято, чтобы дочь — как правило, младшая — оставалась в семье, чтобы ухаживать за пожилыми родителями {10}. Маркс, Ленхен и Энгельс полагали вполне естественным, чтобы Тусси посвятила себя своему отцу. Однако это требование самопожертвования поступило как раз в тот момент, когда Тусси только-только обрела самостоятельность в поступках. И хотя она очень любила своего отца, меньше всего на свете ей хотелось играть роль сиделки. Тусси полагала, что отец решил заставить еще одну женщину из своей семьи посвятить свою жизнь ему, — и отказалась. Она рассказывала Женнихен, что чувствовала себя эгоисткой, потому что любила отца больше всех на свете, но все же «мы, каждый из нас, как бы там ни было, должны прожить свою собственную жизнь… сложно, но как я ни пыталась, я не могла подавить мое желание попробовать сделать что-то. Шанс обрести независимость очень соблазнителен» {11}. Ее бунт дорого стоил.
Женнихен, чья попытка жить независимо была печально короткой, пыталась убедить отца, что Ленхен позаботится о нем лучше, чем Тусси {12}. Однако Маркс настаивал, чтобы Тусси сопровождала его, и 29 декабря они вместе выехали из Лондона, чтобы невесело встретить Новый год. Погода отражала их настроение: ураганный ветер обрушился на остров и выл всю ночь; ночи были холодными, небо — свинцовым, дождь лил, как из ведра. Кашель Маркса усилился. В письме Лауре он говорит, что Тусси почти ничего не ест, страдает от нервного тика и бессонницы.
Она почти все время проводила за чтением, или писала, «совершенно очевидно, что она находится здесь со мной только из чувства долга и считает себя мученицей, идущей на самопожертвование» {13}.
Маркс понятия не имел, почему так страдает его дочь. Тусси же писала Женнихен, что близка к полному нервному срыву: за прошедшие две недели она едва ли спала 6 часов. Те же страхи она описывает в письме своей подруге Клементине Блек, которая рассказала обо всем Долли Мейтланд и Эрнесту Рэдфорду. Встревоженный состоянием Тусси Догберри-клуб отрядил делегацию к Ленхен, но она не могла уехать из Лондона, и потому на остров Уайт отправилась Долли Мейтланд. Собственно, только ее приезд и открыл Марксу глаза на то, что его дочь больна, и он немедленно разозлился на Тусси за то, что она рассказала все друзьям, а не ему. Тусси парировала, что опасалась его упреков насчет того, что она болеет в ущерб семье, либо того, что он начнет заботиться о ее здоровье, и ни то, ни другое ни к чему хорошему не приведет.
«Чего не понимают ни папа, ни доктора — так это того, что страдания мне причиняет постоянная тревога. Папа говорит, что я должна «отдохнуть» и «набраться сил», прежде, чем начинать что-то делать, и не видит, что «отдых» — это последнее, в чем я нуждаюсь, а «набраться сил» я могу, лишь обретя четкий план своих действий — а не сидя на месте и ожидая неизвестно чего… Меня сводит с ума то, что я сижу здесь, пока мимо, возможно, проходит мой последний шанс что-то сделать».
Тусси все еще надеется чего-то добиться собственными усилиями — и все чаще чувствует, как «тикают часы». В этом месяце ей исполнилось 27:
«Я уже не настолько молода, чтобы позволить себе попусту тратить время на ожидание — и если я не попытаюсь что-то сделать в ближайшее время, вскоре и пытаться будет незачем» {14}.
Она описывает себя так: она «не настолько развита, чтобы жить исключительно интеллектуальной жизнью», но и «не настолько глупа, чтоб сидеть и ничего не делать» {15}.
Тусси хотела, чтобы Женнихен спасла ее, — и Женнихен это сделала. Теперь она была матерью семейства, жила вдалеке, четверо сыновей требовали непрестанного внимания, но тем не менее она нашла в себе силы и желание терпеливо выслушивать своих ссорящихся родных в Англии, советовать и направлять их. Первым делом она написала Лауре, изложив позицию Тусси. Лаура и Тусси после долгого перерыва встретились у постели умирающей матери, стараясь делать вид, что помирились {16}. Напряженность между ними никуда тем не менее не делась, и Женнихен, сидя в Аржантее, пыталась выступить в роли посредника между сестрами, постараться примирить их — ведь они жили в 10 минутах ходьбы друг от друга. Она написала Лауре, что боится за Тусси, что та тяжело больна — и частично винила в этом ее долгую и до сих пор не разорванную помолвку с Лиссагарэ:
«Как бы там ни было, скорее согрешили против нее, нежели согрешила она, и ее стоит пожалеть. Хотя я думаю, что здоровье ее станет препятствием, но все же убеждена, что лучшим способом взбодрить и укрепить ее было бы — дать ей возможность попытать свои способности на сцене. Только работа, тяжелая работа сможет вернуть покой ее душе и тот комфорт, который она утратила из-за неудачной привязанности» {17}.
Затем Женнихен написала отцу. Это письмо не сохранилось, но Маркс почти сразу же написал Энгельсу, и в этом письме явственно читаются отголоски письма дочери. Он пишет, что хочет освободить Тусси от обязанностей своей компаньонки и сиделки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});