Читать интересную книгу Слова сияния - Брендон Сандерсон

– Что это означает?

Каладин скорчил гримасу.

– Послушайте, я не хочу опять затевать спор, ладно? Я только... Пожалуйста. Давайте оставим эту тему.

– А что, если я пообещаю не сердиться?

– А у вас получится?

– Конечно. Большую часть времени я не сержусь. Я большой специалист по этой части. Почти все остальные случаи, к счастью, связаны с тобой, но думаю, что со мной все будет в порядке.

– Вы опять начинаете, – заметил он.

– Прости.

Некоторое время они шли молча, миновав по пути цветущие растения, под которыми лежал неправдоподобно хорошо сохранившийся скелет. Каким-то образом его почти не затронула вода, текущая по ущелью.

– Хорошо, – сказал Каладин. – Давайте так. Я могу представить, каким кажется мир похожему на вас человеку. Тому, кто растет избалованным, получая все, что хочет. Для таких, как вы, жизнь прекрасна и безоблачна и заслуживает того, чтобы посмеяться над нею. Это не ваша вина, и я вас не виню. Вы не сталкивались с болью и смертью, как я. Скорбь не ваш спутник.

Молчание. Шаллан не ответила. Что она могла ответить на такое?

– Ну что? – спросил наконец Каладин.

– Я пытаюсь решить, как реагировать, – проговорила Шаллан. – Понимаешь, ты только что сказал кое-что очень-очень смешное.

– Тогда почему вы не смеетесь?

– Ну, не тот вид смешного.

Она протянула ему сумку и шагнула на маленькую сухую возвышенность из камней, проходящую через центр глубокой лужи на дне ущелья. В основном земля была ровной, покрытой крэмом, но на вид эта лужа была глубиной хороших два-три фута.

Шаллан развела руки в стороны, балансируя.

– Так, давай-ка проясним, – сказала она, осторожно ступая. – Ты думаешь, что я жила простой, счастливой жизнью, полной солнечного света и радости. Но ты также намекаешь, что у меня есть темные, злые секреты, поэтому ты настроен ко мне подозрительно и даже враждебно. Ты говоришь мне, что я высокомерная, и полагаешь, что я считаю темноглазых игрушками, но когда я говорю тебе, что пытаюсь что-то сделать, чтобы их защитить – а также всех остальных – ты намекаешь, что я вмешиваюсь не в свое дело и что следует просто оставить все как есть.

Она дошла до противоположного края и развернулась.

– Подтверждаешь ли ты, что я правильно резюмировала наш разговор до этого момента, Каладин Благословленный Штормом?

Он поморщился.

– Полагаю, да.

– Ух ты, – продолжила Шаллан, – похоже, ты уверен, что хорошо меня знаешь. Особенно учитывая то, что начал разговор с заявления, что не знаешь, что со мной делать. Странное утверждение от того, кто, казалось бы, уже все для себя понял. В следующий раз, когда я попытаюсь решить, что делать дальше, я просто спрошу тебя, ибо ты, как выяснилось, понимаешь меня лучше, чем я сама.

Каладин пересек каменную возвышенность тем же путем, и Шаллан с тревогой смотрела, как он несет ее сумку. Но девушка больше доверяла нести ее вещи над водой мостовику, чем самой себе. Как только Каладин перешел на другую сторону, она потянулась за сумкой и обнаружила, что взяла его за руку, чтобы привлечь внимание.

– Как насчет такого? – спросила Шаллан, ловя взгляд Каладина. – Торжественно клянусь десятым именем Всемогущего, что не собираюсь причинять вред ни Адолину, ни его семье. Я хочу предотвратить катастрофу. Я могу ошибаться и могу заблуждаться, но клянусь тебе, что говорю искренне!

Он пристально посмотрел ей в глаза. Такой напряженный взгляд. Шаллан почувствовала дрожь, увидев выражение его лица. Этого человека вела страсть.

– Я вам верю, – сказал Каладин. – И полагаю, этого достаточно.

Он посмотрел вверх и выругался.

– Что? – спросила Шаллан, взглянув на далекий свет в вышине.

Над краем гребня выглянуло солнце.

Не над тем гребнем. Они больше не шли на запад. Опять сбились с пути, направившись на юг.

– Бездна! – воскликнула Шаллан. – Дай мне сумку. Нужно нарисовать дорогу.

Глава 71. Ночное бдение

Он нес тяжкое бремя божественной ненависти, отделенной от добродетелей, которые придавали ей смысл. Он тот, кем его сделали мы, мой старый друг. Но именно таким, к сожалению, он и хотел стать.

– Я был молод, – сказал Тефт, – поэтому многое пропускал мимо ушей. Келек, я и не хотел ничего слышать. То, чем занималась моя семья... Это не то, чем, по твоему мнению, должны бы заниматься родители, понятно? Я не хотел знать. Неудивительно, что теперь не могу вспомнить.

Сигзил кивнул в своей спокойной, но в то же время выводящей из себя манере. Азианин многое понимал. И заставлял языки развязываться. Так нечестно. Ужасно нечестно. И почему Тефт оказался с ним на дежурстве?

Они сидели вдвоем на камнях недалеко от ущелий к востоку от лагеря Далинара. Дул холодный ветер. Сегодня вечером сверхшторм.

«Он вернется раньше. Конечно же вернется».

Мимо пробежал крэмлинг. Тефт бросил в него камешком, направив к ближайшей трещине.

– Я не понимаю, зачем тебе вообще выслушивать все эти вещи. От них никакого толку.

Сигзил кивнул. Штормовой чужеземец.

– Ну, ладно, – продолжил Тефт. – Видишь ли, это был своего рода культ. Его последователи называли себя Предвидящими. Они... В общем, они считали, что если у них получится найти способ вернуть Несущих Пустоту, то Сияющие рыцари тоже вернутся. Глупо, да? Вот только им было многое ведомо. Разные вещи, которые они не должны бы знать, например, на что способен Каладин.

– Вижу, тебе тяжело рассказывать, – произнес Сигзил. – Может, сыграем еще одну партию в мичим, чтобы побыстрее провести время?

– Ты просто хочешь заполучить мои штормовые сферы, – огрызнулся Тефт, наставив палец на азианина. – И не произноси это слово.

– Мичим – название игры.

– Это священное слово, а никакую игру нельзя называть священным словом.

– Там, откуда пришло это слово, в нем нет святости, – ответил Сигзил, явно раздраженный.

– Но мы же не там, ведь правда? Называй ее как-нибудь по-другому.

– Я думал, она тебе понравилась, – проговорил Сигзил, собирая разноцветные камешки, которые использовались в игре. На них требовалось делать ставки и прятать их в груде камней, при этом самому попытаться угадать те, что спрятал соперник. – Эта игра основана на умении, а не на угадывании, поэтому она не противоречит воринским постулатам.

Тефт наблюдал, как Сигзил собирает камешки. Может быть, лучше просто проиграть все сферы в штормовой игре. В кармане Тефта снова водились деньги, и это не шло ему на пользу. Ему нельзя доверять в денежных вопросах.

– Они считали, – произнес Тефт, – что люди скорее проявят свои способности, если их жизням будет угрожать опасность. Поэтому... они подвергали жизни опасности. Слава ветрам, членов своего культа, а не какого-нибудь невинного постороннего. Но и само по себе это было плохо. Я наблюдал, как люди позволяли сталкивать себя с утесов, как их привязывали, и свеча медленно сжигала веревку до тех пор, пока та не обрывалась, а сверху на них обрушивалась скала. Было страшно, Сигзил. Ужасно. Никому не стоит видеть такие вещи, особенно шестилетнему мальчику.

– И что ты сделал? – тихо спросил азианин, крепко затягивая завязки на мешочке с камешками.

– Не твое дело, – ответил Тефт. – Не знаю, зачем я вообще тут с тобой разговариваю.

– Не кипятись, – сказал Сигзил. – Я понимаю...

– Я их сдал, – выпалил Тефт. – Лорд-мэру. Он устроил большой судебный процесс. В итоге всех казнили. Никогда не мог этого понять. Они представляли опасность только для самих себя. Их наказанием за угрозу самоубийства стала смерть. Что за чепуха. Мне следовало найти способ им помочь...

– Твоим родителям?

– Мать умерла в том приспособлении для дробления камней. Она действительно верила, Сиг. Что они есть у нее, понимаешь? Способности. Что если она будет на волоске от смерти, они проявятся, и она спасется...

– И ты наблюдал?

– Шторма, нет! Думаешь, они позволили бы ее сыну увидеть такое? Ты с ума сошел?

– Но...

– Зато наблюдал, как умер отец, – произнес Тефт, устремив взгляд в сторону равнин. – Его повесили.

Мостовик покачал головой и начал рыться в карманах. Куда же он сунул ту фляжку? Повернувшись, он заметил еще одного сидящего неподалеку парня, вертящего в руках, как это часто бывало, маленькую коробочку. Ренарин.

Тефт не одобрял всей той чепухи, которую нес Моаш, желавший свергнуть светлоглазых. Всемогущий определил каждому свое место, и кто мог ставить под сомнение его решение? Уж точно не копейщики. Но в каком-то смысле принц Ренарин вел себя так же неправильно, как и Моаш. Они оба не знали своего места. Светлоглазый, который хотел присоединиться к Четвертому мосту, был ничем не лучше темноглазого, который болтал всякие глупости про короля. Парень не вписывался, даже если другим мостовикам он, по-видимому, нравился.