— Это ваше лицо? — спросил голос, но теперь это был уже совсем другой голос, он стал старше и пугал ее, и она откуда-то знала, что у голоса яркоголубые варяжские глаза. Почему-то она не смогла ответить. — Конечно же, ваше. Вам снился сон… всего лишь страшный сон… но сейчас вы проснетесь… назову вас по имени, и вы проснетесь… Вы не будете помнить ничего, что здесь было… Этого нет… этого никогда не существовало… только сон… страшный сон… который вы уже забываете, как любой сон…
— …без него ничего не выйдет… как не вовремя…
— … слышит…
— … она спит уже…
— … те какой риск… ее нельзя оставлять…
— …прослежу…
— Алина!
Она проснулась и открыла глаза в поликлинике, сидя на стуле… Сон… страшный сон… страшный, но сон…
Она очнулась и открыла глаза в запахе хлорки, перед раковиной с подтекающим краном, глядя в зеркало на свое побелевшее, испуганное лицо. Свое лицо. Вне всяких сомнений.
Сон… поликлиника…
Перед тем, как она проснулась в поликлинике, было что-то еще. Между тем сном и этой явью. Откуда взялся этот голос?
Она вытащила из сумочки скомканный платок, развернула его и посмотрела на бумажку. Поморщилась, потом попыталась развернуть, но это было сложно — бумажка слиплась и стала скользкой — липкий лоснящийся комок. Коекак Алина все же сделала это, надорвав маленький бумажный квадратик в нескольких местах, и уставилась на сделанную в центре быструю небрежную надпись.
Эля. 783240
У нее никогда не было знакомых по имени Эля. И этого телефона она не знала…
Конечно! Потому что это была не ее бумажка! Она… скорее всего, она выпала из кармана того человека в белом костюме, который пытался сделать ей укол и которого она ударила по ноге, — выпала, когда они сцепившись, катались по полу. Конечно!
Она зажмурилась и внезапно вспомнила все. Словно до сих пор она находилась в комнате без окон, погруженной в беспроглядный мрак, и вдруг кто-то вошел и включил яркий свет. Она вспомнила приборы и мониторы. Вспомнила провода. Руки и ноги, привязанные к кровати. Зеленую ширму. Лицо человека, просунувшегося между занавесей. Просторное помещение. Голоса, крики, грохот. Бьющегося мужчину с разноцветными глазами и людей, пытающихся его успокоить. Светлоголубые варяжские глаза, аккуратную постриженную седую бороду обернувшегося к ней пожилого мужчины. Вспомнила его голос. Вспомнила каждое слово, услышанное в этой комнате. Вспомнила, как скорчившись на полу и уже теряла сознание, непослушными пальцами сминала бумажку и засовывала ее в ухо, яростно заталкивая как можно глубже из последних сил. Бумажка была очень важна. Чтобы помнить. Чтобы помнить… Это был ключ, который не только открывал запертую кемто дверь, но и обнаруживал ее существование. Ведь нельзя войти в комнату, у которой нет двери.
Алина открыла глаза и быстро закатала оба рукава. Внимательно рассмотрела свои руки. Нет, ничего, но и не удивительно — они позаботились, чтобы не осталось никаких следов. Только немного побаливало запястье левой руки — словно от легкого растяжения. Кажется, оно начало болеть именно в пятницу. Тогда Алина подумала, что могла растянуть себе руку в трамвае или на работе… да мало ли где. Такой мелочи можно просто не заметить.
Она растянула себе руку, когда в приступе безумной животной паники волокла за собой кровать, к которой было привязано ее запястье.
— Господи, — прошептала Алина, глядя на свою руку. Потом снова посмотрела на себя в зеркало, провела пальцем по щеке, тронула кончик носа. Закрыла и открыла свои зеленоватокарие глаза. Облизнула губы. Это было ее лицо. Это — и только оно.
Она вытащила из сумочки телефон и набрала Женькин номер. Подруга ответила не сразу, и ей пришлось прождать почти двадцать секунд.
— Да, Алюня! Ты еще у врача?
В трубке громко играла музыка, и голос Женьки был едва слышен. Алина напрягалась, изо всех сил пытаясь придать голосу спокойный тон и не заорать.
— Жень, в прошлую пятницу, когда я тебе позвонила… у меня был нормальный голос?
Женька удивленно помолчала, потом сказала:
— Ну да. Голос как голос. Простуженный слегка. Только это было не в пятницу, а в среду. В пятницу ты Тамилке звонила и сказала, что выйдешь после обеда. А что слу…
— Как в среду?!
— Ну так. Тебя ведь два дня не было — на среду у тебя выпал выходной, и утром ты мне позвонила и сказала, что заболела, и попросила подменить в четверг. Я хотела зайти, но ты отказалась, сказала, что будешь отсыпаться. Потом звонила тебе несколько раз, но ты не подходила к телефону, а мобилку отключила.
Алина потерла лоб.
— Вот как, значит? Я скоро буду… Ладно, пока.
Она отключилась прежде, чем удивленная Женька успела еще что-нибудь сказать, и позвонила Тамиле. Та схватила трубку сразу же, но судя по ее разочарованному голосу, ждала совсем другого звонка.
— Привет, слушай, сегодня я никак не смогу выйти, я…
— Я и не прошу. Помнишь, я звонила тебе в прошлую пятницу?
— Ну да. И что?
— В моем голосе тебе ничего не показалось странным?
— А при чем тут твой голос? Я же с твоим приятелем говорила.
— Моим приятелем? — изумилась Алина.
— Ну да. Он позвонил с твоего телефона и сказал, что тебе надо с утра к врачу, и ты выйдешь после обеда.
Алина оцепенела.
— Да?
— Да. Лапсик, у тебя проблемы с памятью? Или с приятелем?
— А ты не поинтересовалась, почему он звонит, а не я?
— Ну. Он сказал, ты в душе. И вообще, вся занята. Слушай, мне позвонить должны, так что…
— Больше он тебе ничего не говорил?
— Нет, сразу отключился.
— А какой у него был голос?
— Мужской! — сердито сказала Тамила и положила трубку. Алина посмотрела на дисплей телефона, потом швырнула его в сумочку и ударила ладонью по грязной бледножелтой стене.
— Сволочи! — выкрикнула она со слезами. — Какие же вы сволочи!
Это был не сон.
Вернее, не совсем сон.
Боком привалившись к стене, Алина тихо заплакала, чувствуя обиду и глубочайшее отвращение. Ее использовали — просто взяли и использовали, как вещь. Вывернули наизнанку ее мозг, забравшись в самые потаенные уголки — те, о которых и сама она страшилась вспоминать, те, о которых никто не знал. Внимательно и тщательно покопались в том, что ей было дорого. Это было омерзительно. Это было еще хуже, чем изнасилование.
Она вспомнила о выстроенных в круг бледнозеленых ширмах. Несомненно, за ними лежали все остальные — все, кто был вместе с ней в особняке. Значит, они существуют. Значит, они не умерли — Виталий, Олег, Жорка, Света, Ольга… И Лешка и Евсигнеев тоже живы. Они все существуют. Они все настоящие, как и она сама. С ними проделали то же самое, для них создали этот особняк, этот мирок… посадили их туда и наблюдали, как они грызутся между собой, строят догадки, веселятся, подозревают, любят и убивают друг друга. Как за рыбками в аквариуме. Только… как можно наблюдать чьито сны?..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});