Согласно результатам астрономических наблюдений, производившихся в течение пяти месяцев, долгота Ново-Архангельска равна 135°33′18″ з., а его широта — 57°2′57″ с. Склонение магнитной стрелки составит 27°30′ в. Следовательно, мыс Эджкомб расположен под 136°49′ западной долготы, то есть примерно на 20' западнее, чем показано на карте Ванкувера. Такую же разницу мы обнаружили при определении долготы Сан-Франциско. Я полагаю, что Ванкувер нанес на карту весь описанный им американский берег на 20' восточнее его фактического положения. Полученные нами данные более точны, ибо они представляют результаты многократных наблюдений, тогда как Ванкувер производил свои наблюдения на борту находящегося в движении судна.
Прикладной час [264] порта Ново-Архангельск в полнолуние и новолуние, выведенный как среднее из многократных наблюдений, составляет 0 часов 30 минут, а наибольшая высота прилива здесь равна 16 футам.
Глава XI. Калифорния и русская колония Росс
Как я уже упоминал в предыдущей главе, мне было разрешено провести зиму 1824/25 г. в Калифорнии и на Сандвичевых островах. Капитан Лазарев, которого я сменил, также предполагал на обратном пути зайти в залив Сан-Франциско, врезающийся в побережье Калифорнии, чтобы запастись там свежей провизией перед плаванием вокруг мыса Горн. Однако ему пришлось дожидаться почты из Петербурга, которая прибывает в столь отдаленные пункты нашей огромной империи лишь один раз год. По непроезжим сибирским дорогам ее доставляют весной в Охотск, а отсюда осенью переправляют морем в Ново-Архангельск.
Обеспечив все необходимое для предстоящего нам пребывания в Ново-Архангельске, а также подготовив судно к плаванию, мы 10 сентября 1824 г. вышли в море. Попутный северный ветер быстро понес нас к югу, к берегам плодородной Калифорнии. Плавание протекало благополучно. Оно не было отмечено никакими любопытными происшествиями, если не считать того, что под 40° северной широты мне впервые довелось наблюдать редкое зрелище — борьбу двух противоположных ветров.
В течение нескольких дней дул довольно сильный южный ветер. Вдруг на севере появились облака, и по движению воды стало заметно, что приближается не менее свежий ветер с севера. Катившиеся навстречу друг другу волны неистово бунтовали и пенились, но между ними пролегла нейтральная полоса шириной около 50 саженей, тянувшаяся с запада на восток до самого горизонта. Здесь наблюдался полнейший штиль, и даже самый слабый ветерок не бороздил гладкой, как зеркало, поверхности океана. Через некоторое время победа осталась за северным ветром, и он погнал перед собой нейтральную полосу по направлению к нашему судну.
До сих пор мы находились в зоне действия южного ветра, а теперь попали в полосу штиля; наш корабль не мог продолжать свой путь, хотя и спереди и сзади бушевали сильнейшие ветры. Это редкостное явление продолжалось примерно четверть часа. Наконец нас подхватил северный ветер, и мы быстро понеслись к цели.
25 сентября мы находились уже весьма близко от мыса, названного испанскими моряками мысом Королей [мыс Рейес]. Недалеко от него расположен залив Сан-Франциско. Однако густой туман, господствовавший в это время года у калифорнийских берегов, скрывал от нас берег. Только утром 27 сентября туман рассеялся, и мы увидели желанный мыс. Он представляет собой довольно высокий, лишенный всякой растительности холм, обрывающийся к морю черной скалистой стеной. По внешнему виду данный холм отнюдь не оправдывает своего названия. В 10 часов утра мы обогнули этот Королевский утес на расстоянии 3 миль. Здесь мы заметили чрезвычайно сильный прибой, порожденный быстрой сменой двух стремительных морских течений. Волны со слепой яростью бились о подножие равнодушного к их неистовству монарха.
Ширина пролива, ведущего в большой и прекрасный залив Сан-Франциско, составляет всего половину дальности полета пушечного ядра. Над проливом господствует крепость Св. Иоахима, расположенная на высокой скале на его левом берегу. Мы увидели, что над крепостью развевается республиканский флаг. Последнее означало, что и эта, самая северная, колония Испании уже не признает власти метрополии. Мы заметили также несколько кавалеристов и толпу народа; все они, казалось, с напряженным вниманием следили за быстрым приближением нашего судна.
Когда мы подошли на расстояние ружейного выстрела, часовой схватил обеими руками длинный рупор и запросил нас, какой мы нации и откуда прибыли. Его грубый окрик, пушки, направленные на фарватер, маленькое войско, стоящее под ружьем, в том числе находящаяся в боевой готовности кавалерия, наконец, переданное нам требование салютовать крепости — все это могло создать впечатление, будто комендант властен помешать входу в гавань даже военного судна.
Президио (крепость и правительственная резиденция) в Сан-Франциско
Рисунок художника Л. Хориса
Однако мы были до некоторой степени осведомлены об истинном положении. Дело в том, что покоящаяся на скале крепость Св. Иоахима — самая миролюбивая на свете. Ни одна из ее пушек не годится для точной стрельбы, а ее гарнизон может вести лишь словесные сражения. Все же я из учтивости приказал салютовать крепости, надеясь таким путем обеспечить нам более радушный прием. Каково же было мое удивление, когда на наш салют не последовало никакого ответа! Представитель коменданта, вскоре прибывший из крепости, разъяснил мне эту загадку: он попросил дать им немного пороху, чтобы они могли надлежащим образом ответить на мое приветствие.
Как только мы бросили якорь, весь гарнизон вышел из крепости, как обычно оставив ее без всякой защиты, и расположился на берегу вместе с другими любопытными. В эту гавань суда заходят чрезвычайно редко, и поэтому наш корабль вызвал здесь почти такое же удивление и восхищение, как на островах Южного моря. Я послал на берег лейтенанта Пфейфера, поручив ему официально доложить коменданту о нашем прибытии и одновременно обратиться к нему с просьбой помочь нам пополнить запасы свежей провизии.
Сам комендант дон Мартинес Игнасио, имеющий чин лейтенанта кавалерии, был вызван на конгресс в столицу Калифорнии Монтеррей. Его заместитель, секунд-лейтенант дон Хосе Санчес, принял моего посланца с большой сердечностью. Он сохранил обо мне самые дружеские воспоминания с той поры, как я посетил эту гавань на бриге «Рюрик». Дон Санчес был тогда честным и бравым унтер-офицером, а в настоящее время, при республиканском правительстве, достиг офицерского чина. Он доказал мне свое расположение, обещав оказать нам всемерную помощь, в том числе позаботиться о незамедлительной присылке фруктов, овощей и свежего мяса.