крышей вниз, а «лексус», набрав скорость, с силой толкнул ее к самому барьеру, едва не закрутив волчком.
— Черт бы их побрал! — прошипел я и, привстав с сиденья, наклонился над приборной доской.
Я так далеко подался вперед, что кисти моих рук, просунувшись сквозь разбитое ветровое стекло, легли на капот. Стараясь твердо держать руку, несмотря на то, что мелкие осколки впивались мне в кисти и лицо, я сделал еще три выстрела, целя в салон «лексуса».
По-видимому, я в кого-то попал, потому что «лексус», дернувшись, оторвался от машины Джея, и его бросило поперек левой полосы. Машина стукнулась о барьер под последним из желтых плавников, стукнулась сильно, так, что ее накренило в сторону, а затем качнуло назад, и тяжелый золотистый корпус, подпрыгнув, опустился багажником вперед на разделительную линию перед нами.
— Давай назад! — крикнула мне Энджи, крутя баранку «челики» вправо и стараясь избежать столкновения с багажником «лексуса», маячившим перед нами.
Золотистая машина наплывала на нас сквозь тьму. Энджи обеими руками вращала руль, я же пытался сесть на место.
Мы не преуспели — ни она, ни я.
Когда мы врезались в «лексус», тело мое очутилось в воздухе. Пронесясь над капотом «челики», я шлепнулся на багажник «лексуса» и тут же, не снижая скорости, как дельфин в своем прыжке, грудью врезался в мокрую, в капельках воды пополам с осколками стекла гальку покрытия. Я услышал, как справа от меня что-то грохнуло о цемент с такой силой, будто ночь раскололась пополам.
Плечо мое стукнулось о покрытие, и в ключице что-то хрустнуло. Я покатился по земле, перекувырнулся и опять покатился. Правой рукой я крепко держал пушку, и она дважды выстрелила, между тем как небо надо мной стало вращаться, а мост качнулся и осел.
Движение мое прекратилось, когда я зацепился за что-то окровавленным, вопящим от боли плечом. Левое плечо мое одеревенело и одновременно словно обвисло, я был скользким от крови.
Но правой рукой я все еще мог сжимать мою пушку, и хотя бедро, на которое я приземлился, казалось мне наполненным острыми камешками, ноги были целы. Оглянувшись, я увидел, что дверца «лексуса» со стороны пассажира открыта. Машина была от меня метрах в десяти, а ее багажник был намертво сцеплен с покореженным носом «челики». Я стоял пошатываясь, а из «челики» со свистом хлестала вода, по моему лицу струилась вода, смешавшаяся с кровью, — густая, как томатная паста.
Справа от меня, на другой стороне, затормозил и встал черный джип, и водитель что-то кричал мне, но слов его за шумом ветра и дождя не было слышно.
Не обращая внимания на его крики, я переключился на «лексус».
Из «лексуса» выкарабкался, приземлившись на одно колено, Недотепа; его белая рубашка была красной от пропитавшей ее крови, на месте правой брови зияла рваная дырка. Я заковылял к нему, в то время как он, помогая себе дулом пистолета, попытался встать с колена. Ухватившись за открытую дверцу, он смотрел, как я приближаюсь, и по тому, как прыгал его кадык, я понимал, что он борется с тошнотой. Он бросил неуверенный взгляд на пистолет в своей руке, потом перевел взгляд на меня.
— Не надо, — сказал я.
Он опустил глаза ниже, поглядел, как откуда-то из его груди хлестала кровь, и пальцы его крепче сжали рукоять пистолета.
— Не надо, — повторил я.
«Пожалуйста, не надо», — думал я про себя.
Но он все же начал поднимать пистолет и, мигая от дождя, глядел на меня в упор. Короткое тело его покачивалось, как у пьяного.
Я дважды выстрелил ему в грудь, в самую середину, прежде чем он успел оторвать пистолет от бедра, и он шлепнулся о машину, округлив рот в подобие какого-то робкого овала, словно собираясь спросить что-то. Он хотел было схватиться за открытую дверцу машины, но рука его скользнула в переднюю щель. Его тело начало крениться вправо, локоть заклинило в щели, и так он и умер — полуосев на землю, зажатый, как в тиски, дверцей машины, с невысказанным вопросом, запечатлевшимся в глазах.
Я услышал какой-то прерывистый звук и, поглядев через крышу машины, увидел мистера Кушинга, наводившего на меня поблескивавший ствол. Он целился, крепко прищурив глаз, обхватив курок костистым бледным пальцем. Он улыбался.
Потом из середины его шеи вдруг вырвалось пухлое красное облачко, тут же залившее воротник его рубашки.
Он нахмурился и потянулся рукой к шее, но прежде чем рука коснулась шеи, он упал вперед, ударившись лицом о крышу машины. Автомат, скользнув по ветровому стеклу, нашел свое пристанище на капоте. Длинное худое тело мистера Кушинга наклонилось вправо и исчезло за капотом машины, мягко шлепнувшись о землю.
За ним из темноты вынырнула Энджи с пушкой, все еще протянутой в его сторону. Капли дождя с шипением падали на все еще горячий ствол; в темных волосах Энджи поблескивали стеклянные крошки, лоб и переносицу пересекали тонкие, как лезвие бритвы, царапины, но в целом она вышла из аварии, пострадав меньше, чем пострадал Недотепа или же я.
Я улыбнулся ей, и она ответила мне усталой улыбкой.
А потом она поглядела через мое плечо:
— Господи Иисусе, Патрик… Господи…
Я повернулся и увидел то, что так грохнуло, когда меня выбросило из «челики».
«3000 JT» Джея лежал в пятидесяти метрах от нас вверх колесами. Большая часть кузова оказалась за смятым ограждением, и первым моим чувством было изумление, что машина не свалилась с моста. Задняя часть машины находилась на мосту, но две трети ее зависли над пустотой; машину удерживали от падения лишь крошащийся цемент и два покоробленных металлических кольца. На наших глазах передняя часть машины опустилась чуть ниже в пустоту, и зад ее приподнялся над цементной опорой. Стальные кольца скрипнули.
Кинувшись к ограждению, я встал на колени, чтобы посмотреть на Джея. Он висел вниз головой, пристегнутый к сиденью поясом безопасности. Его колени оказались возле подбородка, а голова чуть ли не касалась днища машины.
— Не двигайся, — сказал я.
Он скосил глаза в мою сторону:
— Не волнуйся. Двигаться не буду.
Я посмотрел на ограждение. Скользкое от капелек дождя, оно вновь издало стонущий скрип. По ту сторону ограждения виднелась узкая полоска цементного основания — удержаться на нем мог разве что ребенок, да и то еще не достигший четырехлетнего возраста, но сидеть сложа руки и ждать, пока опора увеличится, я не мог. Под полоской цемента была лишь пустота — черная дыра пространства — и вода, тяжелая и жесткая,