Читать интересную книгу Южная повесть - Антон Виричев

Однако легенды передавались из уст в уста и продолжали питать силы новых воинов. Освобождение пришло лишь в конце 17 века, когда объединенная армия венецианцев, черногорцев и герцеговинцев разгромила турок под Перастом. Венецианцы дали прибрежным городам автономию, реконструировали христианские церкви и открыли школы. После падения Венеции на которскую землю вступили австрийские войска, но после Аустерлица австрийцы поспешно покинули эту землю. Население Которской бухты стремилось к объединению с Черногорией. За это время которцы легализовали и откопали все спрятанное их предками. Среди других подобный клад, спрятанный согласно старому семейному преданию, в пещере горной гряды над Херцог-Нови одна черногорка по имени Мария и нашла. Под большим камнем лежали четыре белых крыла, а под ними лежали пожелтевшие листки, переложенные листами пальмы. Мария прочитала их от корки и до корки и еще раз подивилась, какими были ее предки. Днями и месяцами позже она нашла совпадения в своей жизни с тем, что было написано в книге о Йованне — ее далекой прапрабабушке.

Ее наблюдения легли в основу дневника. Ее дневник лег однажды на снег. Снег был кровавым. Умирающий мир сменил новый. И снег лежал на мокрой и тоскливой земле, ни единой травинки, голые стволы, поздняя осень. Земля называлась Россия. Мы расстреляли ее дневник в очередной раз. И снова не остановились. Ведь те, кто придет после нас, тоже будут спрашивать «что дальше?».

Еще в 1796 году большая часть территории Черногории стала независимой от турок. Продолжавшееся два века иго было сброшено упорными стараниями каждого из поколений черногорцев. Невидимые братства и задруги, покрывавшие словно сетью всю территорию страны, в первозданном виде сохранили понятие черногорцев о вечевом управлении и судилище. И попавшие под этот суд были обречены. Не было турка, который бы не боялся ступать на эту землю. Столь же грозное предупреждение получили и полководцы Наполеона, пытавшегося прорваться в сражающуюся с турками Сербию, чтобы лишить ее не только своей армии, но и гордости. Однако другое гордое племя преградило ему дорогу.

Воевавшая с Францией Россия в 1805 году послала в которскую бухту Стефана Санконского, русского генерала с малочисленным приданым отрядом. Санконский перешел Альпы и через австрийские земли добрался до Динарского нагорья. После встречи с архиепископом Черногории Петаром I, Санконский совершил переход к Адриатике. Расквартировавшись тремя группами в Херцог-Нови (штаб отряда находился в старой испанской крепости), Беле и Игало, Санконский начал готовить эти города к осаде. Французы надвигались и уже стояли под Дубровником.

Поддержанный черногорским первосвященником, Санконский не испытывал нужды в продовольствии и, самое главное, в солдатах. Черногорцы охотно шли добровольцами, у каждого было свое оружие и у каждого было горячее сердце. Через несколько недель Санконский понял, что с таким войском с целой армией сражаться не страшно. «Нас с русскими сто миллионов», — говорили ему на улицах. И никакие французы были не страшны. «Нас с черногорцами дай бог тысяча», — думал он и соглашался, что французов не стоит бояться.

Тем не менее, второй французский корпус разбил черногорцев под Скадаром и вышел напрямую к Котору. Тогда он назывался Каттаро: название осталось в наследство от венецианцев. Бой за древнюю крепость продолжался трое суток, французы почти полностью разрушили крепостные стены и внутренние укрепления. Черногорцы бились за каждый метр своего родного города: на каждой из узких улочек лежали трупы иноземцев, перекрещенные хлястиками от чудных квадратных ранцев. Кокарды с перьями и золотые эполеты пойдут после войны на сувениры, а сейчас лежат ненужным мусором на мертвых улицах. Черногорцы не ожидали такого стремительного марша французов и потому не были готовы к длительной осаде. Однако русский корпус на подмогу они звать не стали, да и Санконский приказал строить укрепления подле Ризана, Белы и Херцог-Нови, прекрасно сознавая, что растягивать фронт далее при имеющихся скудных резервах будет просто губительно. Говорят, что последние защитники Каттаро, отстреливаясь от французов, уходили в море. Французы выстроились на берегу в шеренгу и безжалостно в упор расстреливали черногорцев, которые пытались спастись на заранее заготовленных лодках. Им не суждено было знать, что в днищах лодок французские лазутчики проделали дыры. Медленно погружаясь, остатки черногорского войска уходили. Никто не знает, доплыл ли хоть один из них до ближайшего острова: в такой суматохе и имена-то забывают. Так и пишут потом: «неизвестный солдат».

Потеря Каттаро сделала положение на адриатическом побережье критическим для русских войск, и в марте 1806 года в Которскую бухту была направлена эскадра адмирала Сенявина. Адмирал высадился в Херцог-Нови, который избрал своей ставкой. Здесь же расположился царский военный трибунал. Встреча Сенявина в порту была шумной и праздничной. Санконский выстроил свой немногочисленный корпус на набережной. За русскими войсками стояли местные жители. Среди них, вытянувшись на цыпочках, чтобы хоть что-то увидеть из-за широкоплечих высоких рыбаков, стояла официантка прибрежного ресторана в Зеленице Мария. Среди сходивших на берег моряков был молодой капитан брига Николай Ярохин.

Ниже приводятся дневники, составленные им по возвращении из адриатического похода и, видимо, попавшие в руки царской охранки при обысках после 1825 года. Дневник переписывался начисто, судя по всему с черновиков, коими стали путевые заметки самого капитана и записи его возлюбленной. В ходе обыска у капитана также была изъята некая венецианская книга, начинавшаяся с подробной карты Которской бухты и содержащая многочисленные ссылки на венецианские названия прибрежных городов. На первый взгляд она очень походит на справочник путешественника, на второй — на одно из запрещенных изданий «Хазарского словаря Даубманнуса 1691 года», который, по преданию, как только кто-то брался читать, умирал, не добравшись до конца книги. Тем не менее, жандармы были люди весьма грубые и неохочие до чтения, а тем более не знали иностранных языков, и поэтому венецианская книга свободно пролежала в архивах полиции. Из нее, правда, были сразу же изъяты пальмовые листы, которыми она была переложена, отчего бумага стала постепенно разрушаться, изъеденная солью. Однако в силу выше обозначенных причин никому до этой книги и дела не было. Итак, дневник капитана Ярохина.

Марта 15-е. Год 1806 от Р.Х.

Вчера так устал, что был не в силах написать и полстроки. Просто упал на отведенную мне в углу на втором этаже кровать и уснул. Как мне сказал хозяин сегодня с утра, ночью я бредил стеньгами и ружьями, кричал «пли!» и «лево руля!». Судя по его недовольному виду, кричал громко.

Извинившись, с утра понял, что в толпе встречающих потерял одну запонку. Подплывая к Которской бухте, меня поразила природа. Невысокие горы торчали из-под густого лесного покрова, то там, то тут вырастали маленькие прибрежные деревеньки со своими рыже-красными черепичными кровлями. Белые каменные домики приветливо смотрелись на фоне утреннего отлива и легкой дымки. С первого взгляда кажется, что на этой земле никогда не было и никогда не будет больше войны, однако впечатление это ложное. Мы прошли знаменитую крепость Мамулу, которая не раз спасала Котор от турок, но так и не спасла. В Мамуле высадилась рота приданных нам артиллеристов: они помогут, если турки или французы надумают запереть нас в бухте.

На побережье города, куда мы пристали (кажется, его называют Кастель-Нуово, это по-итальянски, здесь еще недавно были венецианцы), было людно. Генерал Санконский, командующий местным русским корпусом выстроил все войско на плацу набережной. Наш бриг шел вслед за флагманом, и многое было не видно за его широкими парусами.

Когда мы пришвартовались, я был поражен: у Санконского под командованием было менее восьми сотен бойцов. Еще более я был удивлен, что большая часть из них — это местное ополчение, судя по всему, ни на что ни годное. Потеря Каттаро в этом свете уже не казалась предательством местных жителей и генерала. С такими силами ему было не удержать и Кастель-Нуово.

Спускаясь по трапу, я увидел приветливые лица местных мужчин: они все смыслят в судоходстве, многих из них я встречал на торговых путях, да и потом моряк моряка…. Более старые промышляют рыболовством. Сегодня хозяин уже угостил меня своим уловом, я думаю, что стоит и самому выйти в море с командой — половить этой вкусной рыбы.

Больше всего меня поразили женщины. В отличие от наших матерей, они словно не стареют и сохраняют молодость и бодрость духа до самой старости. Молодки улыбаются и так искренне нас приветствуют, что я даже опасаюсь, как бы не оставить здесь свое сердце. Прав был отец, когда советовал найти себе жену в России и быть спокойным за ее верность и свою душу. Я встретился взглядом с одной черногоркой: у нее отчаянно черные глаза и правильные черты лица. Овал лица, изящный прямой нос, тонкие губы, хрупкая шея, точеная грудь… Тело ее прекрасно. Я снова поднял глаза, но не нашел ее в толпе. Мне показалось, что, разводя солдат, я еще раз наткнулся на ее платье взглядом, но в следующее мгновение ничего не увидел. Может, это просто видение, но мне до сих пор кажется, что ее улыбка где-то рядом.