Читать интересную книгу Южная повесть - Антон Виричев

В разграбленном и выжженном Херцог-Нови Мстислав встретился с Косачей. Никаких эмоций, скупое крепкое рукопожатие, грустные глаза. Никакого парада. Сегодня похороны убитых. Косача взял в руки знак воеводы Котора с изображенными на нем мелкими гербами приморских городов, посмотрел на него, словно вспоминая, как он смотрелся на Георгии, и надел на Мстислава. Увиденное в городе не позволило Мстиславу долго задерживаться на своей второй родине. Родители Йованны спали в своем доме с разрезанным горлом. Черное пятно на полу стало немым упреком Мстиславу. Йованну он не нашел. Искать и что-то объяснять ей ему не хотелось. Какая-то часть его сердца умерла в эту войну. Без этой части построить новый и счастливый мир он больше не мог.

Далее следы этих людей теряются. Йованну видели в Суторине, где она ухаживала в местной больнице за вернувшимися из похода воинами. Через восемь месяцев она родила девочку. Девочка узнала об отце от этих бородатых людей, которые были слабее детей и шевелили чем-то таким, что когда-то у них было руками. Воины эти не помнили зла. Легенда о северянине, выигравшем войну с хорватами, быстро завладела умами жителей побережья. И суторинцы, и оставшиеся в живых новигородцы либо не говорили о том, что было на самом деле, либо просто предпочли забыть и верили тому, что стало расхожей притчей. Да и что рассказывать, как достаются победы, и откуда берутся чудеса. Любая легенда, если она красива, священна, не так ли?

Говорят, что, приехав в Котор, Мстислав ночь не смыкал глаз и горько плакал. Наутро он велел собрать всех воинов на площади. Перед строем он прошел в дешевой рубахе и мужицких штанах. Затем вытащил из кармана брюк свой знак и нацепил его Драгану — своему верному помощнику. Драган в ответ плюнул ему в лицо. После этого никто не видел Мстислава. Слухи о сумасшедшем, владеющим мечом словно лев клыками, который рассказывает ужасы, как он в одиночку победил турок и не сумел спасти семью своей возлюбленной, доходили до побережья в весьма искаженном и неполном виде. Общий их смысл состоял в том, что Мстислав добрался до территорий, находящихся под властью турок, и нашел отца Горана. К тому моменту Горан лежал на полу своего убежища, раскинув руки как на кресте, и рот его украшала запекшаяся кровь. На столе и на полках скита горели книги. Пришедший потушил пожар и похоронил Горана ночью на самом высоком холме. Креста и пометок он не оставил, чтобы турки не раскопали могилу в поисках драгоценностей. Пришелец этот взял на себя заботу о пастве Горана, а когда к нему снова пришли турки, он и еще два его единомышленника положили двадцать пять янычар, после чего сами обессиленные и обескровленные упали на пол. Пришедшие после пожара в ските послушники нашли только один не сгоревший лист на столе пастыря. Все остальное было усеяно пеплом и золой, дым еще поднимался струйками от вечных истин, запечатленных на бумаге и истлевших под вечным всепоглощающим огнем. На бумаге было написано по-русски, но достаточно четко, чтобы это мог понять серб: «Все ты можешь изменить, что в твоей голове, но ничего, что вне нее».

Он не узнал, что через год после его смерти родной Новгород будет взят москвичами, которые с особой жестокостью вырежут всех знатных горожан. Близких его найдут в своем доме с разрезанным горлом. Еще через семь лет Великий Новгород окончательно потеряет свою независимость. Московиты снимут вечевой колокол и повезут его в Москву. На полдороги около Валдая колокол упадет с повозки и разобьется. Из этих осколков местные умельцы научились отливать маленькие колокольчики, которые стали знамениты на всю Русь, потому как единственные звенели мелодию свободы.

А еще через два года русское войско перестоит на Угре ордынского хана Ахмеда, и Орда больше не будет грабить русские земли. Не узнал он и то, что ровно через двенадцать лет после его смерти, день в день турки захватят все которское побережье. Единственное, чего они не найдут — знака воеводы побережья. Ни на воеводе, ни где-то еще его не было. Говорят, что его украла девушка, которая выходит ночью на берег залива и зачарованно смотрит на бегущую по водной глади светящуюся лунную дорожку.

Приложение

Дотошный северянин на этом месте, безусловно, обратится к автору с вопросом «и это все?», «а где мораль, в чем смысл?» или «что сталось с остальными героями?» или «зачем так много загадок осталось неразгаданными, столько обещаний — невыполненными, столько желаний — непроизнесенными». Северянин хочет знать, что случится далее, быть абсолютно уверенным в будущем, все движения рассчитаны, все ходы прописаны, надо убедиться, что все украдено до нас. Северянину хочется знать, что он угадал, что он прав, и уже машинально он спрашивает, «что потом?», как будто не понимает, куда катится мир. Вероятно, будущее не дает им ответа на все их вопросы, а те ответы, которое оно дает, ему лучше было бы оставить при себе, по крайней мере, до того дня, когда всем этим бедам суждено случиться.

Может быть, потому северные романтики столь полны безнадежности и столь могучи по силе духа и тела, а южане — столь молоды и пропитаны нежностью. Который раз повторяя заученный сюжет, который Вы могли бы придумать сами, я готов написать еще пару страниц, чтобы повесть казалась красивее, а автор — понятнее. И, тем не менее, если вы ощущаете себя южанином — все, что написано далее, можно не читать. Просто отложить книжку, перелистать до страницы с названием «За обложкой» и еще раз подивится, сколько же можно лить воду мимо кувшина.

Вероятно, на этом месте и должна кончиться южная повесть. И, тем не менее, пока она писалась, наступила зима. А я так люблю снег, когда он только ложится на мокрую и унылую осеннюю землю. Умирающий мир меняет новый, чистый и светлый. Еще через пару-тройку месяцев, кашляя и становясь слепым от белого безмолвия, я буду проклинать эту зиму и холод. Я буду ждать весны так, как будто это даст мне силы жить снова, хотя врачи будут говорить об авитаминозе или весеннем обострении язвы. Я буду ждать лета, чтобы хоть на секунду, закрыв глаза или взметнув уставшие слезящиеся глаза к великому голубому, ощутить себя на юге. А пока я люблю снег. Его крупные хлопья и ласковое щекотание на щеках, превращающееся от нашего тепла в слезы. Слезы о том, что никто не может разделить с тобой этого восхищения? Может быть, так мотив будет угадан правильно. И тогда один человек на свете поймет, почему эта повесть продолжается.

Хорошо, скажу я. Я знаю, я более чем уверен, что я не один, кто любит этот снег. И более чем уверен, что будет весна. И еще я уверен, что та история на теплом которском берегу никогда не закончится, как никогда не закончится жизнь. Вы помните, что это значит? Нет? Тогда вернемся к повести.

Самым неожиданным образом история эта получила свое продолжение, оказавшись однажды записанной на бумаге неизвестным пиитом. В стране, два века прожившей под властью турок, было уничтожено более половины населения. Те, кто не был убит, умирали от голода и непосильного труда. Женщины рожали детей от турецких воинов, а мужчины подвергались насильственной стерилизации. И, тем не менее, на всем которском побережье рождались мальчики и девочки, которые говорили на сербском и не говорили на турецком. Они вырастали и создавали семьи, воспитывая новое поколение воинов. Пытаясь избежать продажи на невольничьем рынке, они уходили добровольцами в европейские и славянские армии, где слыли хорошими солдатами и меткими стрелками. Легенда о Мстиславе и Йованне относится к периоду первого турецкого завоевания. Написана она, скорее всего, в Суторине на венецианском наречии. Это и спасло ее от уничтожения, поскольку турки регулярно проводили обыски в домах которцев, выбрасывая на улицу и сжигая все книги и бумаги, написанные на сербском языке. Учиться писать и читать на сербском считалось преступлением, ведущим к смертной казни. Пытаясь заставить местных жителей забыть о своих героях и славных былых временах, турки хотели вырастить новое поколение уже покорных им людей.

Однако легенды передавались из уст в уста и продолжали питать силы новых воинов. Освобождение пришло лишь в конце 17 века, когда объединенная армия венецианцев, черногорцев и герцеговинцев разгромила турок под Перастом. Венецианцы дали прибрежным городам автономию, реконструировали христианские церкви и открыли школы. После падения Венеции на которскую землю вступили австрийские войска, но после Аустерлица австрийцы поспешно покинули эту землю. Население Которской бухты стремилось к объединению с Черногорией. За это время которцы легализовали и откопали все спрятанное их предками. Среди других подобный клад, спрятанный согласно старому семейному преданию, в пещере горной гряды над Херцог-Нови одна черногорка по имени Мария и нашла. Под большим камнем лежали четыре белых крыла, а под ними лежали пожелтевшие листки, переложенные листами пальмы. Мария прочитала их от корки и до корки и еще раз подивилась, какими были ее предки. Днями и месяцами позже она нашла совпадения в своей жизни с тем, что было написано в книге о Йованне — ее далекой прапрабабушке.