такие подробности в журнале», – заметил он. – «Да и мистера Сушкова такие родственники не обрадуют, ты права. Но они пока единственные, кого можно отправить на экспертизу ДНК».
***
Прав был папа, когда рассказывал, какая переменчивая погода бывает в Сибири. Вчера почти весь день город изнывал от жары, асфальт плавился, к вечеру похолодало, всю ночь шел дождь, временами гремел гром. Сегодня с утра небо затянуто серыми тучами, ветер треплет деревья, в открытое окно несет холодом. «Никуда не пойду, должен же у меня быть какой-никакой выходной, хотя бы полдня отдыха», – Марина завернулась в одеяло. – «Зачем идти к Галине Ивановне, когда уже есть адрес Степанова? Только ради того, чтобы узнать об отношениях Розы и Ларисы? Не все ли мне равно, какая кошка между ними пробежала? Хотя к нашему делу это не относится, но не люблю, когда что-то не сходится». Марина решительно выскочила из-под одеяла, сделала зарядку и, закусив йогуртом, отправилась на Плехановский жилмассив, где согласно схемы Евгения, проживала Галина Ивановна Петрушина.
Холодная сырая погода загнала людей по домам, на улице некого было спросить, но Марина по схеме легко нашла дом. Новый жилмассив с трех сторон теснил зеленый островок домишек, с четвертой стороны частный сектор примыкал к глубокому оврагу. «Поэтому и не снесли», – отметила Марина, шагая по раскисшей грязной дорожке вдоль заборов. Как ни старалась Марина, а туфли уже промокли. Хорошо, хоть дождь прекратился. Домик у самого оврага оказался низеньким, маленьким, да еще и разделенным на две половины. В ухоженном палисаднике цвели пионы трех сортов: белые, розовые и темно-розовые. Сейчас их ветки низко склонялись к земле под тяжестью мокрых цветочных головок и покачивались под порывами ветра, как будто хотели стряхнуть влагу. «Крыльцо не мешало бы обновить, видимо, нет мужской руки. А с соседкой живет дружно»,– подумала Марина, подходя к крыльцу. – «Между ними нет забора, и цветы одинаковые растут». Звонка на двери не оказалось, на стук никто не отзывался. Марина постучала сильнее, и дверь слегка приоткрылась, она не была заперта. Марина, поколебавшись, вошла в темные сени, а затем и в дом.
–Есть кто дома? – Тишина в ответ. – «Может, Галина Ивановна спит или заболела? Она живет одна. Слегла, а никто и не знает».
Серый день стоял за окном, и в доме с зашторенными окнами было совсем сумрачно. Стоя на пороге, Марина осматривала небогатое жилище: это была одна длинная комната с печкой, перегораживающей помещение на кухонную и спальную половины. В кухне справа под окном стоял стол, рядом висела посудная полка, возле самой двери – водопроводный кран и раковина с ведром под ней. В левом углу у двери непривычно смотрелся большой старый телевизор на массивной тумбочке. Напротив печки стоял платяной шкаф, оставляя проход, наподобие дверного проема. Глаза привыкали к слабому освещению, и Марина удивилась беспорядку: ворохом лежали на полу какие-то тряпки, книги, листки бумаги. Сердце сжалось: «Что-то случилось. Идти дальше или не идти?».
Марина медленно прошла вперед, перешагивая через вещи, чтобы взглянуть на вторую половину, где было светлее от двух окон. Слева, за печкой, стояла кровать, она была застелена и пуста. Над кроватью висела репродукция в раме, изображающая картину Шишкина «Корабельные сосны». Посередине у окна стоял небольшой старомодный круглый столик, покрытый белой скатертью с бахромой. Возле него стояли два «венских» стула и торшер с пластмассовым абажуром, а на столе – странное украшение в виде белочки из белого мрамора, сидящей на мраморном блюдце. «То ли пепельница, то ли просто безделушка». Справа в углу стоял книжный шкаф с открытыми дверцами и полупустыми полками. Часть его содержимого валялась на полу. А еще правее… Марина не поверила своим глазам. Вдоль стенки большого шкафа, на полу неподвижно лежала женщина в каком-то темном плаще или пальто, из-под которого торчали худые ноги в серых чулках и тапках. Она лежала вниз лицом, головой в дальний угол, и на полу у головы растеклась и уже засохла большая коричневая лужа…
Марина не помнила, как она оказалась в палисаднике. Коленки предательски подгибались, и она прислонилась к забору. Её била дрожь, тошнило, комок подкатывал под горло. Дрожащими руками она достала сотовый: «Господи, как милицию вызывать? Не помню!!! Ноль-ноль-два или два-ноль-два?» В памяти всплыло Петино число: шестьдесят шесть, ноль-два, ноль-два.
–Дежурный слушает.
–Мне старшину… старшину… «Господи, как его фамилия?!» – Пауза тянулась, но Марину словно заклинило. «Катя – Буйничева, а Петя – ?»
–Девушка, решайтесь быстрей, – пошутил голос в трубке.
–Петя, это ты, что ли? – жалобно спросила Марина, не веря в удачу, и мгновенно вспомнила – Кривощеков.
–Я, а кто это?
–Марина, Марина Белых, – ей заметно полегчало.
–Марина? Что случилось? У тебя такой голос…
–Я нашла мертвую женщину, – собравшись с силами, торопливо заговорила Марина. – Петрушина Галина Ивановна. Лежит в своем доме. Адрес: улица Осоавиахима… Приезжай скорей!
Петя пробормотал что-то мимо трубки неразборчиво, кажется матом, но это было для Марины не важно. Зато громко и отчетливо прозвучал его голос, голос человека, который знает, что надо делать:
–Только ничего не трогай и никого не пускай! Жди! Еду.
«Возьми себя в руки и жди», – уговаривала себя Марина, стоя у калитки. Вдруг совсем рядом раздался вопрос:
–Это ты кричала?
Марина вздрогнула, но ничего угрожающего в подошедшей к ней старушке не углядела. Та была в платочке и серой пуховой кофте, надетой на байковый халат, такой яркой красно-оранжевой расцветки, что глазам больно.
–Что случилось? Я из летней кухни видела, как ты пришла. А потом варенье закипело (жимолость вчера собрала), я стала пенки снимать. Некогда глядеть. Да вдруг слышу страшный крик от Гали.
–Я кричала? – Марина не узнавала свой голос, он по-прежнему был какой-то сиплый.
– А кто же еще? Так кричать можно только, если убивают или насилуют.
– Там женщина лежит. Мертвая.
– Боже мой! Горе-то какое! Галя еще вчера пропала, приезжали с работы её искать. А Семеновна как чувствовала. Она им так и сказала, надо в милицию, что-то случилось. Это что у тебя – телефон? (Марина кивнула.) В милицию звонила? (Опять – кивок.) Что сказали?
Пришлось отвечать:
–Приедут. Ждать. Никого не пускать.
–Ну, ты здесь стой, карауль, а я к соседкам сбегаю.
Бабулька, причитая на ходу, резво устремилась куда-то, яркий подол халата мелькнул и пропал за кустами сирени.
Марине было неуютно на хмурой пустынной улице, она чувствовала себя как потерянный в лесу ребенок. Она подумала, как далеко она сейчас от Москвы, от всех своих близких. Захотелось увидеть их родные лица. Зазвонил телефон у нее в руке. «Маша! Сестренка!» – радостно толкнулось сердце.
–Марина, у тебя все в порядке?
–Маша, а у тебя? Почему ты звонишь в семь утра?
–Мне показалось, что тебе плохо. Ты простудилась?