— Кто это?
— Младший Стауб. Предупреждаю, он ничего в этом не смыслит.
С натянутой улыбкой она подошла к мужчине лет тридцати, который отчаянно подавал ей знаки. Антонен несколько минут провожал ее взглядом: забавно было наблюдать, как она соблюдает светские условности. Эта роль ей весьма подходила, но еще пикантнее она выглядела, когда в джинсах и куртке, с надвинутым на глаза козырьком кепки, обрушивала бурю упреков на нерадивого ученика.
Услышав шум мотора коляски Бенедикта, Антонен направился в другую сторону. Ему нужно было зайти в раздевалку наездников, чтобы сменить шлем. Конь Стаубов был поставлен в пятый забег. Пришло время забыть о Макассаре.
* * *
У Жана Стауба был великолепный вкус, и он без ложной скромности его демонстрировал. Похоже, в ресторане «Каскад», куда он привел Аксель и Бенедикта, Стауба достаточно хорошо знали и не обратили его внимания на то, что едва пробило семь часов, то есть для ужина еще несколько рановато.
Вволю порадовавшись замечательному выступлению своих лошадей, он перешел к другим темам и долго говорил о путешествии в Нью-Йорк, о своих делах, о своем проекте в Японии. Он обращался преимущественно к Бенедикту, не замечал своего сына и улыбался Аксель всякий раз, когда встречался с ней взглядом.
Когда беседа стала затягиваться, Ксавье воспользовался этим и сообщил, что он обдумал компьютерную программу, предназначенную для тренеров. Для Аксель его слова прозвучали как гром среди ясного неба. Она напомнила, что ей это неинтересно, но он отбросил возражения беспечным жестом.
— Когда она будет доработана, вы ее опробуете, а затем, обещаю, уже не сможете без нее обойтись! Только мне нужно уточнить, что именно вам нужно.
— Она только что сказала тебе, что ни в чем не нуждается, — оборвал его Жан.
Он смотрел на сына с явным раздражением.
— Ты здесь не для того, чтобы подписывать договор, — добавил он. — Ешь утку, она остывает.
Уязвленный Ксавье сухо ответил:
— Мне уже не двенадцать лет, папа!
После неловкой короткой паузы Бенедикт вернулся к беседе.
— Для моего поколения эти компьютерные штуки совсем не понятны, однако я убежден, что они полезны. По крайней мере, что касается практического применения. В конце концов, от машин требуется только экономить наше время.
— Машина — это ваша память, к тому же безошибочная, — воодушевленно продолжил Ксавье. — Она освобождает вас от картотек, записных книжек, блокнотов, но главное — от забывчивости! Одним-единственным щелчком вы можете все отобразить на экране. Карьеру лошади, ее предков до двадцатого поколения, самый незначительный насморк, начиная с рождения… Вы можете руководить лечением животных, выписывать счета владельцам за пансион, за хранение соломы и овса…
— Хорошо, довольно, все понятно, — вздохнул Жан. — Ты просто не понимаешь, что тренер скаковых лошадей не работает, уткнувшись носом в экран, и что никакая статистическая кривая не заменит интуиции. Не так ли, Бенедикт?
Его тон показался Бенедикту несколько фамильярным, к тому же он не выносил, когда говорили за него.
— Одно другому, конечно, не помешает, — сказал он спокойно.
Оправдывать сына означало противоречить отцу. Снова установилась тишина, еще более тягостная. Жан повелительным жестом велел метрдотелю подать счет.
Когда они оказались возле машин, Ксавье предложил Бенедикту свою помощь и, разумеется, получил отказ.
— Я справляюсь сам, спасибо! Если хотите, можете положить мою коляску в багажник.
Аксель показала, как она складывается, и подошла вместе с Ксавье к задним дверям «альфы».
— Простите, что из-за меня накалилась атмосфера, — пробормотал он.
Вопреки ожиданию Аксель тихо ответила:
— Позвоните на следующей неделе. У меня будет больше времени, чтобы ответить на ваши вопросы.
Она закрыла заднюю дверцу, улыбнулась и подошла к Жану, который разговаривал с Беном, наклонившись к дверце. Ксавье услышал, как она произнесла несколько вежливых слов благодарности. И пока она устраивалась за рулем и медленно трогала машину с места, он следил за нею взглядом.
— Какая муха тебя укусила? — сквозь зубы процедил отец. — А я-то поверил, что ты предложил составить мне компанию в Лоншаме бескорыстно! Вообразил, что ты наконец заинтересовался лошадьми! Но нет, ты думаешь только о своем идиотском компьютере, о своих делах…
Ксавье пожал плечами и достал из кармана пачку сигарет.
— Ты снова куришь эту гадость? Лучше бы перешел на сигары, это не так вредно.
— Второй раз говорю тебе, папа: я уже не мальчишка.
— Но еще и не взрослый!
— Вот как?
— Ты даже не способен заработать на жизнь. Это я оплатил те занятия, которые ты хотел. Инженер! Если бы я знал, что, занимаясь своим ремеслом, ты будешь голодранцем, я бы не хлопотал.
— Какие хлопоты? — усмехнулся Ксавье. — Ты не пошел ради меня ни на какие жертвы, насколько я знаю. Уверяю тебя, я зарабатываю на жизнь — даже если и не в твоих масштабах.
— Что ты говоришь!
Остановившись перед роскошным «мерседес-купе», последним писком моды, Жан играл ключами, подбрасывая их на ладони. Ксавье достаточно хорошо знал отца, чтобы догадаться, что он ищет ссоры.
— Я пройдусь до метро, — решил он.
— Мы посередине Булонского леса. Иногда я спрашиваю себя, о чем ты вообще думаешь! Давай садись.
— Нет, спасибо. Приятного вечера, папа.
Из слишком частых стычек стало ясно, что между ними нет ничего общего, никаких точек пересечения.
— Подожди секунду! — остановил его Жан. — Перед тем как ты исчезнешь, я хотел бы кое-что уточнить. Оставь малышку Монтгомери в покое, хорошо?
— Ты можешь выражаться более определенно?
— Да, могу. С одной стороны, она милашка, с другой — это лицо, оказывающее мне платные услуги. Не надо охотиться в моих угодьях.
Он всегда хвастался перед сыном своими победами, даже не предполагая, что Ксавье охотно избежал бы такого рода откровенности.
— Твои угодья, услуги тебе, — повторил он ироничным тоном. — Ты действительно потрясающе выражаешься! Желаю тебе спокойной ночи.
Он удалился, не особенно торопясь, чтобы не получалось, будто он сбежал. Вечер был теплым, звездным, и в лесу еще оставалось много машин. По странной иронии судьбы Ксавье и впрямь оказался в таком месте, где не было ни автобуса, ни метро. Ему пришлось пройти всю дорогу от ипподрома в направлении Отей, и только тогда он достиг Парижа. То была бы приятная прогулка днем, но куда менее привлекательная в темноте. И зачем только он принял приглашение отца, брошенное сквозь зубы! А почему вообще оказался в Лоншаме? Его никогда не привлекало зрелище соревнующихся лошадей, хотя в конце концов оно оказалось более увлекательным, чем он предполагал. Во всяком случае, главным побуждением была вовсе не продажа компьютерной программы.