— Скажите мне, — к ним обратился директор. — Вы раскаиваетесь в своем поступке?
Кажется, голос самого Садата задрожал. Поговаривали, что даже он боялся Гамбита.
— Конечно! — бесстыже ухмыльнулся главный бунтарь. — А в знак своего раскаяния, чтобы уже наверняка, господин Садат, хочу преподнести вам это. Все ахнули, а я замерла, замешкавшись на секунду, как тут же меня оттеснили назад. Прямо на глазах всех Арман плюнул в лицо Садату. Это было слишком даже для него. Один из охраны немедленно ударил его палкой по спине, и Арман согнулся, но не упал. Мое сердце облилось кровью, представляя, как ему больно. Я гневно сжала руки в кулаки, стиснув зубы от бессилия. С виновников сорвали рубашки и поставили на колени.
Я отвернулась.
Проклятье! Не могу на это смотреть…
Краем глаза увидела, как к ним приблизился охранник, он крепко сжимал в обмотанной руке большую железную палку. Это определенно было выше моих сил — наблюдать за проявлением насилия взрослого к подростку да еще с такой безжалостностью на лице. Я боялась вообразить, что сейчас будет.
Каленое железо… Шеи и одного и второго уже были украшены порядковым номером, второго такого на спине Арман точно не заслужил. Не заслужил терпеть такую боль. Да что он такого сделал?! Хотел сбежать? Отсюда все хотят бежать! Это место страшнее смерти, где царила безнравственность! Кто-то был готов всю жизнь стоять вот так, на коленях, и молчать, лишь бы им не сделали еще больнее. А кто-то вроде Армана — непременно поднимается и даст отпор, будет противостоять этому проявлению несправедливости до последнего, как бы тяжело не было. Один из немногих, кто возьмет на себя эту участь и пытается изменить нашу жизнь у лучшему.
Этот парень стопроцентно без тормозов. Сорвиголова. И меня это до дрожи восхищало в нем.
— Нет! — прорываясь сквозь толпу, до самого конца, не осознавая своего поступка, я бросилась к ним, и мы с охранником едва не столкнулись.
Арман, резко обернулся, но я уже успела закрыть его. Руку прожгла дикая боль, и я была настолько ошеломлена ее силой, что не смогла даже пискнуть. Но сразу после этого ко мне стремительно подступала холодная тьма.
— Это что за цирк! Уберите ее немедленно! — голос Садата чуть ли не завизжал на всю столовую.
Сильные руки подхватили меня прямо за больное место, где я успела обжечься. Черт возьми, как же больно…
— Клешни от нее свои, сука, убери! — хриплый голос Армана, звучит прямо над ухом.
Он бросился ко мне, но сильнейший удар палкой по хребту вновь сбил его с
— Нет, не трогайте его! Нет! — я не узнавала себя в этих истошных криках.
Двое заняли позиции по обе стороны от меня и грубо подхватили за локти, Волоком, оттащив в сторону. Амбалам было плевать на мои отчаянные попытки сопротивления. Сквозь рыдания и вопль я не заметила, что кожу вновь обожгли, и на этот раз дьявольский жар, захватил каждый сантиметр моего слабеющего тела.
А затем меня поглотила агония.
Я канула во тьму.
Глава 26
АЛЁНА
Я с яростью захлопнула дневник, утирая предательские слёзы. Неужели это не роман и неужели эта девушка существовала и на самом деле, так сильно любила своего Армана, что ради него всё это перенесла, а он просто безжалостно её предал…. Внезапно из дневника что-то выпало, втрое сложенный лист.
«12 сентября»
Письмо Розе
В камере, ставшей мне и еще пятнадцати заключенным домом, я прошел к окну. На нем — прочная решетка. Встал у него и покосился на своих ребят.
Многие из них уже давно сломались, но я знал, что их к жизни. Надеюсь, очень скоро. Мне многое повелось увидеть, пережить. Наверное, самым жестоким ударом было предательства Розы и её свадьба с сыном врага, то и дело которую крутили по телевизору и всем прямым трансляциям. Но я не сдался. Наоборот. Ожесточился еще больше
— Арман, нужны еще деньги, — ко мне подошел Дан, — сам понимаешь, охрана вечно молчать не будет.
С этим парнем я был знаком еще с детства. Нас вместе швыряли из приюта в приют, наказывали и избивали. Когда произошла облава, он так же был рядом со мной. В прочем, как и все те, что сейчас терзались в этой камере в специальной тюрьме, которую создали такие, как Генерал и отец Розы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не вопрос, деньги будут, — сказал я. — Все будет, дружище. Нам главное добраться до моста.
Другой парень — Сэм — округлил глаза. Я его тоже очень давно знал.
— Посмотри на них, Арман… Многих неделю не кормили и там все больны, ни лекарств бл. ь, ни еды!
Я прищурил глаза.
— Ты сдаешься?
Сэм вжался в стену, поджал белые губы и покачал головой.
— Куда ты — туда и я, — найдя в себе силы, чтобы подняться, клятвенно произнес он. — Так было всегда. Так и останется. Не сомневайся в моей верности тебе.
Я подошел к нему и хлопнул по плечу.
— Знаю, брат, знаю. Иди к ублюдкам, скажи, что деньги будут вечером.
Сэм кивнул и скрылся в глубине камеры. Дан взглянул на меня.
— Я тоже не сомневаюсь, Арман. Просто если не они нас грохнут, то убьет голод или дикие звери в местности!
Я ответил ему гулким молчанием. Они все были до чертиков напуганы происходящим с ними. Никто не ожидал, что Роза сдаст нас отцу с генералом, а сама благополучно выскочит замуж за его сынка, и переметнется на их сторону. Ее поступок подорвал все, во что мы свято верили. Многие батальоны разгромлены, как и надежда многих. Кто-то окончательно сломался, а кто-то, как я и мои парни, закалился и идет дальше. Мы не остановимся.
— Ты хочешь сгнить заживо здесь?
Дан судорожно затряс головой.
— Конечно, нет! но нас ничтожно мало по сравнению с ними…
— Мы всю жизнь к этому готовились, обратной дороги нет, Дан!
Он оперся о стенку, больше ничего не сказав, но во взгляде, который все еще покоился на моем угрюмом лице, я видел недосказанность. Он не решался задать мне некоторые вопросы, на которые я до сих пор непредсказуемо реагировал.
— Если ты хочешь узнать про нее, то можешь не переживать, — проговорил я, злобно оскалившись. — Я лично оторву ей голову. Я убью ее.
Дан сохранял молчание. Сказанные мною слова отдавались в голове многослойным эхом, проносились по телу буйствующими волнами. Я старался не произносить ничего подобного вслух, желая оставить мысли о ненависти к Розе при себе. Это было настолько сокровенным и причиняло мне колоссальную боль, что, делясь с кем-то, я испытывал уязвимость.
— Да, я убью ее, — с нажимом повторил я, так как чувствовал недоверие
Дана. — Но тронуть ее могу только я, и умрет она лишь от моих рук.
Дан горько усмехнулся, подняв взгляд на потолок.
— Ты ее любишь, поэтому не тронешь. Не простишь, но убить не сможешь.
Я заиграл желваками.
— Плохо ты меня знаешь.
Он сполз по стене, присев на корточки.
— Если ты этого не сделаешь, то моя рука не дрогнет. Будь уверен, Арман.
Из-за нее погибла Мария.
Я сделал шаг вперед и замер.
Что, черт возьми, я собирался сделать? Ударить его? Нет. Я не поступлю так.
Дан прав. Роза заслужила быть убитой им, но… он не посмеет, так как я не позволю.
Этой предательнице предстоит увидеть в лице своего убийцы меня. Никого другого. Не раз думал, как она умрет, как когда-то погиб и я. Умер в тот же миг, когда узнал имя предавшего. Я, мои друзья, многие люди — мы были так близки к тому, чтобы нанести достойный удар по генералу и его людям и столь ненавистному отцу Розы. Мы были в шаге от масштабного плана по уничтожению нынешней власти и установлению демократии. Но затем все рухнуло с легкостью карточного домика.
Быстро и незначительно. Словно не было никакого плана.
Я коснулся пальцами решетки, сжал ими прутья. Они такие же холодные, выкованные из железа, как и я.
— Розу никто не тронет, — сквозь зубы процедил я. — Я не бросаю слов на ветер, Дан. Она умрет от моих рук, и эта тема закрыта.
Сделал глубокий вдох, на секунду плотно сомкнув веки. Тут же увидел до боли родной образ. Почему она до сих пор является мне, мучает своей ангельской красотой и заставляет сердце колотиться с чудовищной скоростью?