Читать интересную книгу Подонок (СИ) - Леманн Анастасия

— Она болела?

— Нет, её убили, и убил твой муж!

Чашка с кофе вылетела из рук Алёны и разбилась на мелкие кусочки. В это и вправду было очень сложно поверить, что мой брат убил мою жену, но это правда было так. Я потерял её из-за его трусости и подлости. Вахид не менялся, он всегда оставался таким. Подлой сукой и трусом, который гадил, а потом сбегал, в надежде, что его прикроет влиятельный папа.

Глава 32

АЛЁНА

Кристина уже спала, а я не могла заснуть, то и дело перечитывая страницы дневника и складывая их в единый пазл. Было страшно и больно. Господи, как он мог убить её, она ведь доверяла ему, он обещал устроить её встречу с Арманом, обещал помочь. Меня всю колотило, всю трясло изнутри. Я нашла не просто её дневник, как начиналось всё, а что делал Вахид, как обещал помочь их встречам, а сам предал и её и своего брата с отцом. Открыв пухлую тетрадь, я принялась читать эту историю, понимая, что не смогу показать её Вугару

ДНЕВНИК РОЗЫ

ДЕСЯТЬ ЛЕТ НАЗАД

— Султанова, как ты все это объяснишь? Неделю в новом приюте и уже драка, да еще какая! У одной челюсть сломана, вторая с разбитой губой и вся в синяках!

Я стояла в нелепом коричневом платье перед высокой классной дамой, как она заставляла нас называть, точнее, как твердил нам кодекс.

— Оправдание, что это случайно получилось, мадам Яковлева, не подходит?

— с вялым энтузиазмом съязвила я.

Яковлева сверкнула накрашенными глазами. Ее макияж был таким ярким, что хотелось вырвать себе глаза, лишь бы больше никогда не видеть этот ужас.

— Султанова, ты поменяла множество приютов, ты не забыла? Захотела на малолетку, всю жизнь по тюрьмам, как отец, и сгнить там?

Я прикусила губу до крови. Еще одно слово о моих родителях, и я ей челюсть сломаю. Точно. Так и сделаю. И плевала я на все с высокой колокольни. Яковлева, наверное, поняла, что сказала лишнее.

— Живо иди к себе! Остаешься без вечерней прогулки и… клянусь, еще одна выходка — окажешься в боксе на неделю!

Я откланялась и двинулась к двери. Вот же старая мымра.

Бокс был своеобразным помещением, изолятором, где ты все время проводил один, подобно тюрьме. Ни книжек, ни общения, еда — скудная каша — два раза в день, и все. Жестокое обращение с детьми, с несовершеннолетними детьми и подростками. Я ненавидела своего отца за то, что он сгубил маму со своими бандитскими разборками, а сюда сдал меня, и я теперь здесь была одна, никому не нужная, росла, как сорная трава, понимая, я одна.

Мне хорошо была известна цена жизни и боли. Я знала, каково это: когда тебя ненавидят, стараются унизить, лишь бы потешить собственное бессилие, а ты маленькая и беспомощная девочка, не способная за себя постоять. Я старалась брать все удары на себя, защищая Влада. Это единственное, в чем я немного преуспела.

«10 сентября»

— Зачем ты только за нее вписалась? Яковлева же тебя реально в бокс посадит!

Мария, моя соседка по комнате, накручивала белую прядь волос на указательный палец, а я через решетчатые окна смотрела на тусклую лужайку, за ней высокие ворота и не верила, что в этом аду мне предстоит прожить еще четыре года до моего совершеннолетия. Дотерплю ли я? Не сдамся? Черт, да куда я денусь? Я не оставлю Влада и бабушку, вернусь к ним сразу, как только меня вышвырнут отсюда. Никогда и никому не дам их в обиду, стиснув зубы, буду жить ради них. А ещё, я ненавижу отца, люто его ненавижу и желаю ему только одного, самой страшной смерти.

— Она слабая, и ей только десять исполнилось, — проворчала я. — Какого хрена Лаура у нее отбирала конфеты?

Мария скептически посмотрела на меня.

— Роза, здесь не курорт, ты это знаешь! Родители Милы на острове.

— У меня их вообще нет, — пожала плечами я. — Это не повод отбирать у ребенка сладкое.

— Не все такие благодушные, как ты.

Я показала ей гримасу и подхватила полотенце.

— Я в душ.

Направившись по длинному коридору в душевую, я все никак не могла избавиться от грустных мыслей. Настроения не было никакого, здесь не разрешались свидания с родными, только за примерное поведение и не более раза в год, что мне, конечно же, не светит. Прошло несколько месяцев с тех пор, как Влада забрала бабушка, а я уже сгораю изнутри от тоски. Все ли у них в порядке? Хорошо ли они кушают? Я еще долго не смогу увидеться с ними, и это вгоняло меня в депрессию.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В такие моменты я искренне ненавидела родителей. Маму за то что покинула меня и отца за то что сдал меня сюда

Мне неизвестно,

Жив ли он и если жив, то я надеялась на то что он скоро сдохнет. Туда билет в один конец. Нет писем, телефонов, ничего. Знаю, бабушка сильно тосковала. Может быть, к лучшему, что Влад не знал родителей.

Я не смогла бы выдержать и его боль.

Ради чего все было? Ради хорошей жизни? Из-за этого отец полез в криминал, предав меня, брата и маму.

Глава 33

10 сентября Арман

Я касался ее губ своими губами, брал вновь и вновь, чувствовал дикий жар во всем ее теле. Знал, что Розу будут искать, что ей еще оставалось два года жить в детском доме, но больше не мог жить, тем более зная, что за стенами приюта, когда я выйду, то не увижу ее несколько лет. Не зароюсь в эти черные, как смоль, волосы, не буду терзать искушающие, сладкие губы. Не растворюсь с ней в этом сладострастном тумане.

Спустя час она сидела на моих коленях, а я курил и смотрел в распахнутое окно. С некоторых пор Десятая колония славилась нижайшим уровнем жизни среди остальных коммун в горной местности. Все изменилось, усугубившись, после того, как люди этой колонны решили положить конец устоявшимся законам существования

Нового Мира и поддержали восстание несколько лет назад, чтобы показать, что они тоже являлись людьми и не заслуживали подобного скотского обращения.

Когда был положен конец мятежу, жители Десятой превратились в ничтожеств и отбросов еще больших, чем были прежде. Всеми, отвергнутые, избегаемые, ненавидимые.

Они превратились в обычных боевиков с оружием, к которым собирался прибиться и я.

— Что дальше?

Тихий голос Розы заставил меня затушить сигарету и притянуть девушку к себе поближе. Не верилось, что нам приходилось жаться по углам, словно преступникам. Не было возможности отрыто выражать свои чувства, держать ее за руку и сжимать в своих объятиях. Целовать. Наслаждаться близостью и знать, она только моя.

— А дальше, маленькая, — провел подушечкой большого пальца под ее нижней губой, облизывая свои пересохшие от сумасшедшей жажды впиться в приоткрытый, пухлый ротик напротив, — мы переберемся в большой город. Уедем в Москву или Питер. Останемся там на какое-то время, — я наклонился вперед, оставляя засос на ее лебединой шее. — Подтянутся наши ребята — и будем решать.

— Меня будут искать, ты же знаешь, — с огорчением вздохнула Роза.

Она убрала руки с моих плеч, чтобы собрать и перекинуть на одну сторону свои мягкие, немного разлохмаченные волосы. Роскошные, шелковистые на ощупь и сногсшибательно длинные. Она безуспешно пыталась пригладить их, но они непослушно становились дыбом, отчего она фыркала и бурчала ругательства себе под нос. Я готов был сутками наблюдать за этой сценой и не переставать улыбаться, как какой-то умалишенный.

— Тебе нечего бояться, когда ты со мной, — заверил я, убрав улыбку с лица.

Она поджала губы. Ей было неуютно и страшно, несмотря на всю браваду, которую она излучала, чтобы не вызывать у меня лишнего беспокойства. Причина во мне. Не могу сказать, что идея связаться со мной была самой правильной в ее жизни. Не буду отрицать, что я действовал эгоистично, притягивая Розу к себе.

Будущее со мной означало для нее идти против остального мира. Быть на стороне, которая всегда будет обозначаться, как неверная, знаменующая неприятности и катастрофы для «блага» нашего общества. Чушь собачья, но разубедить столь огромное количество людей — задача не из простых.

В конце концов, Розе пришлось сделать сложный выбор между мной и семьей, её отцом, который в своё время пожертвовал её матерью, а теперь делал тоже самое с ней.