— Алёна! Алёна! Ты меня слышишь?
Я вздрогнула. Пришла в себя, я уже на диване. Кристинка, смотрела мультики, а Вугар сидя на диване, встревожено смотрел на меня. В его глазах читалось такое же сочувствие, как и в глазах Светланы Васильевны ко мне, что-то родное и близкое.
— Что случилось? Что, ты такое вспомнила? Ты так поменялась в лице, я думал, ты сознание потеряешь!
Я молчала. Зачем, я только вспомнила этот кошмар.
— Это из-за брата моего?
Рука Вугара легла мне на плечо, а я непроизвольно коснулась её. Это было особенное чувство, что я испытывала с ним, чувство защищённости, уюта и мне было страшно и стыдно перед собой, но в моей голове крутились такие мысли, что лучше бы он был моим первым, а возможно последним мужчиной, но не Вахид. Хотя где Вугар, военный, сын генерала и кто я.
— Всё нормально!
Рука Вугара скользнула чуть выше, слегка сжав плечо, а я испытала такую гамму эмоций, понимая, что внутри меня всё сжимается.
— За что у тебя условка? — хрипло спросил он меня.
Я смотрела в его глаза. Господи, как мне хотелось рассказать всю правду про Вахида и про то что, он за его спиной встречается с Арманом, но поверит ли он мне, ведь они же братья.
— За драку с маминым собутыльником! Вугар, я хотела тебе, кое, что сказать!
— Не помешаю?
Я вздрогнула и едва не заскрипела зубами. А вот и Вахид. Его карие глаза сверкали злым огнём, испепеляя руку Вугара, которая продолжала лежать на моём плече.
— Наерное, помешал! Где Нина?
— Её здесь больше нет, и не будет!
Вахид подошёл ко мне и не обращая внимание на Кристину, грубо попытался стащить с дивана, но Вугар оттолкнул его.
— Здесь ребёнок! Есть что сказать, выйдем, поговорим! Не трогай её! Она итак тебя боится! Посмотри на её лицо!
Я видела, как бешено на виске бьётся и пульсирует тоненькая жилка у Вахида, он был вне себя от ярости.
— Как ты себя ведёшь? Тебе всунуть ей надо? Она моя, понял????????
Я встала, и взяв Кристину повела её в комнату укладывать спать, из гостиной раздавались крики Вахида и спокойный уравновешенный голос Вугара.
Крики стихли, а я заперев комнату, уложила Кристинку спать и достала дневник, ощущая, как трясутся руки, что-то подсказывало мне, что я должна, просто обязана всё рассказать Вугару.
«21 сентября»
Проходили дни. Учеба. Серые скучные будни. В свободное время мне удавалось урывками читать о любимых героях (воспитанники детского дома надёжно прятали книги от строгих воспитателей чтобы избежать наказания с их стороны), переживала с ними все неудачи, потери и их любовь, скорее даже больше похоже на одержимую страсть.
Сегодняшний вечер не стал исключением, сидела на кровати, поджав ноги, и читала взахлеб, когда по всему зданию пронесся ужасный звук. Звук тревоги, сирена…. Это был сигнал, собиравший всех в главном корпусе, в столовой.
Мария, заплетавшая свои длинные волосы в косу, соскочила с постели.
— Что такое-то?
Я наполовину безучастно, наполовину все же встревожившись, пожала плечами. Сколько я здесь находилась, такого не слышала, только если это не учебная тревога. Но внутреннее чутье подсказывало, что на этот раз дела обстоят куда грандиознее обычной плановой подготовки к эвакуации.
Сирена не замолкала.
Дверь нашей комнаты распахнулась и на пороге материализовалась мадам
Яковлева. Ее пренеприятное, всегда ярко разукрашенное лицо выражало гримасу злости.
— Вы еще здесь? Для кого сигнал был?
Мария принялась натягивать платье.
— Мы уже одеваемся, мадам Яковлева, одну минуточку!
— Никаких минуточек! — рявкнула она. — Десять секунд, и поживее!
Она с грохотом захлопнула дверь. Мое тело отреагировало на неподдельную, реакцию воспитательницы быстрее, чем сознание, и вот я уже стала лихорадочно натягивать на себя вещи. Мои пальцы были холодными, слегка онемели на кончиках и покалывали, и они дрожали. Да и… С Яковлевой лучше не связываться, мегера еще та. Меня она невзлюбила с того момента, как я переступила порог этого Дома. Поэтому я лишний раз старалась не попадаться ей на глаза, не злить ее и вообще казаться незамеченной. Порой мне казалось, что отец специально приплачивал ей за все мои страдания. Пожаловаться здесьбыло некому, учителя это знали и вовсю издевались над нами, прикрываясь мерами воспитания, а на самом деле просто вымещая всю злобу, за то, что им приходится жить и работать в нашем детском доме — самом худшем их всех, не считая Острова, куда так спокойно, не дрогнувшей рукой, отправил меня папа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы с Марией быстро спустились вниз и, толкаясь в кучи таких, же, как и мы, двинулись в столовую центрального корпуса. Здесь собралось нереальное множество народу (я и подумать не могла, что приют держал такое количество детей), и дежурные учителя, завхоз, даже руководство.
Сердце тревожно сжалось. Кажется, что-то действительно серьезное произошло. Я пыталась пробиться сквозь вереницу девчонок и мальчишек и понять, что творится в самом эпицентре, но все было тщетно — не только я порой поддавалась порывам любопытства.
Прямо в центре зала стоял директор нашего детского дома. Высокий, худой, с неприятным орлиным лицом.
— Итак, все в сборе! — прогремел его низкий голос. — То, что сегодня произошло, вышло за все допустимые рамки не только нашего детского
Дома, но и всех остальных! — он обвел сощуренным взглядом толпу малолетних зевак, медленно вбирая в себя воздух. — Двое пытались сбежать… — выдержал драматичную паузу. — Пытались сбежать из места, приютившего вас, давшего вам крышу над головой, кров и пищу! Такой дерзости, чтобы кто-то проник ко мне в кабинет и украл ключи от моего автомобиля, я еще не встречал! — директор отпустил сухую, короткую усмешку, скорее даже ухмылку. — Не могу не признать, эта дерзость на миг вызвала во мне восхищение, но! Оно длилось ровно миг. Сей поступок не останется безнаказанным, — морщинистое лицо мужчины слегка вытянулось и отбросило на нас недобрую тень. — Мир за пределами Дома куда более жестокий. За подобную «шалость», — сморщился, — вас могут с легкостью лишить жизни. Вы понимаете? — директор рассмеялся, и
Мария прокомментировала мне на ухо: «У него точно не все дома». А затем смех резко прекратился. — Нет. Вы не понимаете… Не поймете, пока не увидите собственными глазами последствия собственной глупости. Но я хочу показать вам, что ждет каждого из вас, кто посмеет покинуть приют до своего совершеннолетия, особенно с таким несносным образом!
У меня почему-то замерло сердце. Мне было так наплевать, что говорил
Садат — наш главный. Словно рыба об лед, в моей душе билось нехорошее предчувствие, посылая тревожные звоночки к разуму. Часть меня догадывалась, кто был одним из тех правонарушителей, что так взволновали Садата.
На середину зала наша охрана вывела двоих. Я поднялась на цыпочки.
Сердце ухнуло. Я не ошиблась. Это были Арман и один из его друзей.
Меня тут же трясло, будто я подверглась стремительно развивающейся форме Болезни. Ноги сделались ватными, уши заложило, и перешептывания вокруг утонули под толщей нахлынувшего шума. Я пыталась осмыслить, что вдруг стало твориться с моим телом. Почему, почему все внутри так болезненно сжалось от того, что Гамбита накажут?..
— Арман и Дан! Твою же мать! — громким шепотом вещал Дин.
Я выдохнула и, расталкивая толпу, начала пробираться в первые ряда, несмотря на то, что Мария тянула меня за руку. Зачем я это делаю? Зачем? В голове крутилась одна и та же мысль, что задуманное директором будет лишено характеристики в значении «мягко, безопасно». Этот Дом — ад, как и весь наш мир, но мы… мы все еще дети. Чем больше я думала об этом сейчас, тем сильнее понимала, что никак не могла допустить этого. Ведь он… Ведь Арман… он буквально ночью спас меня от Яковлевой, пусть и подкалывал, но был добр.
Оба держались ровно, если не нагло. Полнейшее спокойствие, особенно
Арман. Излучая ауру победителя, он обвел всех нас забавляющимся взглядом и остановил его на Садате.