Читать интересную книгу Дядя самых честных правил 4 - Александр Горбов

Книга заблокирована

class="p1">Я притронулся пальцами к щеке. Действительно, вся в крови, уже начавшей подсыхать.

— Благодарю.

Пока я приводил себя в порядок, Шувалов приказным тоном заявил:

— Вот что, Урусов. Никуда пока не уезжай. Посиди на своей квартире, почитай книжки неделю-другую, романы там французские. Я тебя вызову, как время придёт.

— Разве я не должен уехать в ссылку?

— Ты не умничай, доумничался уже. Делай что велено и помалкивай о сегодняшнем вечере. Понял?

Я кивнул. Спорить с этим человеком, любимцем императрицы и братом начальника Тайной канцелярии, было чревато проблемами.

— Вот и молодец. Подожди тут, тебя отвезут.

И он пошёл к выходу. Уже у двери обернулся и хмыкнул:

— А Берлин ты ловко взял, шельмец. Хвалю, так и надо воевать.

Через десять минут за мной явился лакей и вывел из дворца к карете. Домой я ехал один, без сопровождающего офицера. И чуть-чуть сожалел, что сейчас мне не попался тот наглый хлыщ. С удовольствием бы застрелил его на дуэли!

* * *

У меня образовалась масса свободного времени. Первым делом я написал длинное письмо с описанием своих приключений и отправил в Злобино.

Во-вторых, я нормально отоспался. Походная армейская жизнь меня порядком утомила, а здесь была нормальная постель, чистые накрахмаленные простыни и никаких побудок. Красота!

Портного я вызвал на дом. Он окончательно подогнал новый мундир, а заодно пошил парочку партикулярных костюмов. Пусть лежат до времени, пока меня не спровадят в отставку.

Кижа я отпустил «гулять в пампасы». Мертвец заслужил немного развлечься, да и столичных шулеров давно никто не щипал. Тем более мне с его «прогулок» капает хороший процент.

Побездельничав день-другой, я взялся за чтение, как советовал Шувалов. Только не глупых французских романов, а дневников Бернулли. Не зря же я их всё это время с собой возил.

* * *

Всё-таки Иоганн Бернулли был гений. А я дурак и полный профан в сложной механике: взялся рассуждать о магических движетелях, не разобравшись в предмете. Как говорится, всё уже придумано и посчитано до меня.

Хочешь простой в обслуживании двигатель? Строй паровую машину. Знаки с Печатью греют воду, пар толкает поршень в цилиндре, шатун вращает колесо, сбоку охладитель со Знаком. Вот схема и расчёт на отдельном листе. С управлением справится любой дурак, но расход эфира просто колоссальный.

Есть схема посложнее: Знаки нагревают и охлаждают один цилиндр попеременно. Выглядит круто, эфир расходуется экономнее, но управляющая схема требует сложной наладки и постоянного обслуживания.

Венцом технической фантазии Бернулли стал двигатель, чьё жалкое подобие я сделал для кресла княжны Вахваховой. Ножки-поршни толкают кривошипно-шатунный механизм, вращается вал, управляющая схема немного сложнее, чем применяется для механической лошади. Бернулли расписал несколько страниц, чтобы вывести зависимость между размером «ножек», их количеством и мощностью двигателя. Одна беда — для производства таких машин требуются сложные станки, нормальные подшипники и обученные механики.

Я был в полном восторге от всех этих выкладок. От них до промышленной революции — один шаг! Только начать строить, хоть паровые машины, и производство сделает качественный скачок. Да и «самобеглые» кареты, если взяться за них серьёзно, могли бы уже ездить по всей Европе. Почему Бернулли не опубликовал эти записки? А его сын, Даниил Бернулли, вообще спрятал дневники и отказался показывать кому-либо.

Мне вспомнилось, что лет пять назад Даниил Бернулли получил от авалонских купцов огромную премию якобы за расчёт водяного насоса. Вот только купцы эти были торговцами механическими конями. Уж не было ли это взяткой, чтобы затормозить прогресс? Механо-лошадиный заговор? Может быть, очень может быть. Но если Европа не желает идти вперёд, надо в России попробовать сделать паровую машину и протолкнуть её уральским промышленникам. Если получится, могут открыться очень заманчивые перспективы.

* * *

На третий день от технических изысканий меня оторвало письмо.

— Вашбродь, — в комнату заглянул Васька, — там лакей явился. Говорит, записка для вас.

— Зови.

Вошёл лакей, надутый, будто французский министр, вручил мне конверт из толстой бумаги и объявил:

— От его сиятельства графа Разумовского Алексея Григорьевича. Велено дождаться вашего ответа, ваше высокоблагородие.

— Подожди снаружи, будет тебе ответ.

Я покрутил конверт в руках. Да уж, неожиданно. Чего желает от меня давний фаворит императрицы? Не на дуэль же вызвать, в самом деле. Распечатав конверт, я принялся читать коротенькое письмо, написанное каллиграфическим почерком.

Нет, драться со мной он не желал. Наоборот, приглашал следующим утром приехать на «дружеский завтрак на лоне природы» в его усадьбу Знаменка. Обещал и карету за мной прислать, и душевную атмосферу в тёплой компании его гостей.

Провокация? Не могу сказать с уверенностью. Или он хочет посмотреть на меня как на диковинку? Не каждый день, знаете ли, увидишь цареубийцу.

Минуту подумав, я написал ответ: благодарю, согласен, приеду. В самом деле, чего я теряю? Развлекусь, посмотрю на высшее общество, может, заведу полезные знакомства. А если начнут провоцировать — вызову на дуэль. В любом случае, это лучше, чем маяться в четырёх стенах.

* * *

Я снова ошибся, поддавшись подозрительности и паранойе. Никто подначивать, дразнить и тыкать в меня пальцем не собирался. На меня даже особо не смотрели, будто не зная, кто я такой. Десяток дам и кавалеров разных возрастов обсуждали за завтраком придворные сплетни, девиц, только что вышедших в свет, и новинки европейской литературы. О политике и войне никто не обмолвился даже словом.

В разговорах я особого участия не принимал. Больше слушал, чем говорил, подмечал людей, запоминал некоторые детали придворной жизни. Не уверен, что эти знания мне пригодятся, но на всякий случай делал «заметки».

Между делом я обнаружил к себе интерес со стороны одной особы. Юной и миленькой девицы с удивительно умным взглядом. Она посматривала в мою сторону, прислушивалась, когда я говорил, но делала это очень тактично. Если я правильно расслышал, звали её Екатерина Романовна.

Кстати, кормили на этом «дружеском завтраке» не особенно вкусно. У меня в Злобино повар гораздо лучше готовит. А вот кофий у них был отличный, чем я и воспользовался в полной мере.

После окончания застолья ко мне подошёл Разумовский.

— Константин Платонович, я собираюсь прогуляться вокруг пруда. Составите мне компанию?

— Да, конечно, Алексей Григорьевич.

Ну, вот мы и добрались до главного — для чего Разумовский и прислал приглашение.

За нами тактично никто не пошёл, хотя заинтересованные взгляды бросали. Я украдкой разглядывал фаворита Елизаветы: несмотря на возраст, а ему было уже лет пятьдесят, всё ещё статный красавец. Но одной внешности было мало, чтобы столько лет находиться подле императрицы, и у Разумовского имелось кое-что ещё — спокойствие, скромность и особенная доброта во взгляде. И главное, как я слышал, он не ввязывался в интриги при дворе, держась в стороне от политики.

Первые десять минут мы прогуливались молча, пока не скрылись от досужих взглядов за деревьями.

— Вы сильно огорчились приёмом у Елизаветы Петровны? — начал разговор Разумовский.

— Как вам сказать, Алексей Григорьевич, — я усмехнулся. — Рассчитывал я на совершенно другое.

— Имели полное право, — Разумовский кивнул. — Вы поступили единственно верным способом при Кунерсдорфе. Эту войну требовалось закончить как можно скорее.

— Матушка-императрица так не считает.

— Это политика, друг мой, — он взял меня за локоть и доверительно сбавил голос: — Ваше награждение вызвало бы некоторые осложнения. К тому же Елизавета не одобряет… кхм… смертей. За всё время царствования она не приговорила к смертной казни ни единого человека.

Я пожал плечами. По мне, вырванный язык и ссылка на каторгу ничуть не лучше отрубания головы.

— Многие при дворе одобряют ваши действия, Константин Платонович. А взятие Берлина так и вовсе считают настоящим геройством. Вот, возьмите это.

Разумовский вложил мне в ладонь тяжёлую коробочку. Я опустил взгляд: золотая табакерка с крышкой, украшенной бриллиантами.

— Алексей Григорьевич, я не могу это принять.

— Нет-нет, даже не думайте отказываться. Считайте это подарком не от меня, а всех восхищённых вашим подвигом. Этого мало, чтобы вас отблагодарить по-настоящему, уж поверьте.

— Алексей Григорьевич…

— Никаких отказов! Ордена вы ещё получите, а табакерку можете смело пустить в дело.

Я усмехнулся. Ордена? Ага, догонят и ещё раз наградят.

— Зря сомневаетесь. Вы молоды, смелы, решительны — случай не приминет вернуть вас ко двору. А опала — это ерунда, уж поверьте мне.

В конце концов я согласился взять у него подарок. Оставлю на память об этой войне и как напоминание о неблагодарности монархов.

— Я хотел попросить вас об одолжении, Константин