это наградой. Прошу вас, не обижайте меня.
Клим кивнул и сказал:
– Право же, мне неловко.
– Уважьте, Клим Пантелеевич.
– Но пусть он лучше полежит у вас. А когда я буду съезжать, мы опять вернёмся к этому разговору.
– Я не приму его обратно ни при каких обстоятельствах, – отрезал коммерсант. – Даже не знаю, как вас благодарить, – вымолвил студент. – Огромное спасибо.
– Вот и отлично. И заключение экспертов тоже непременно возьмите. Мало ли что. Жизнь непредсказуема.
– Ещё раз благодарю вас, – выговорил Клим и, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, повернулся. С книжного шкафа на него смотрела прелестная брюнетка с большими чёрными глазами.
Заметив интерес гостя, фабрикант пояснил:
– Это моя первая жена. Жаль её. Ушла совсем молодой… Покурим?
Клим достал портсигар и раскрыл его перед хозяином кабинета. Поднося к папиросе собеседника горящую спичку, Ардашев подумал: «Папасову нравится определённый женский типаж – брюнетки с восточными чертами лица и большими глазами».
– А вы ещё не осматривали дворец князя? – осведомился фабрикант и выпустил струйку сизого дыма.
– Планирую это сделать завтра.
– Вот и возьмите с собой Ксению. Ничуть не пожалеете. Ей впору водить экскурсии по Ораниенбауму. Она здесь недавно, но так освоилась, что знает каждый камень.
– С большим удовольствием.
– Что ж, тогда не буду вас задерживать. Идите к себе, отдыхайте. У вас уставший вид. Стоит вам коснуться подушки, сразу заснёте.
– Благодарю, – вымолвил Клим и затушил в пепельнице недокуренную папиросу.
Когда студент уже подошёл к двери, заводчик вдруг спросил:
– Простите, Клим Пантелеевич, можно задать вам один вопрос?
– Да, конечно, – обернулся Ардашев.
– А могу я надеяться на честный ответ?
– Безусловно.
– Вам нравится Ксения?
– Нет.
– Я так и думал, – вздохнул он. – Спасибо за откровенность.
– Доброй ночи!
Ардашев ушёл во флигель и наконец-то остался один. За этот сумасшедший день он порядком устал от большого количества людей, окружавших его. Клим долго рассматривал перстень, а потом не удержался и надел. Кольцо село на мизинец так, словно для него и делалось. Рука обрела солидный вид. Полюбовавшись подарком, он отправил украшение в коробочку. Фабрикант оказался прав: глаза слипались и безумно хотелось спать. Едва туловище постояльца приняло горизонтальное положение, как он очутился в царстве сна.
Глава 10. Дурная весть
Утро началось, как обычно, с завтрака. Елена Константиновна и Папасов почти не разговаривали друг с другом. Управляющий уехал на фабрику по какому-то срочному делу. Клим и Ксения, выпив наскоро чаю с бутербродом, поспешили поскорее покинуть дачу, пообещав вернуться к обеду. И теперь они любовались Большим Ораниенбаумский дворцом, состоящим из двухэтажного корпуса, увенчанного куполом с короной, и двух полукруглых галерей, ведущих к павильонам. Ардашев, помолчав с минуту, проронил:
– Грандиозно!
– Действительно, впечатляет, – вымолвила Ксения. – Хотя, согласитесь, всё выглядит очень просто. Меншиков особенно не мудрствовал. Первым делом он поставил деревянную избу, обшитую изнутри материей, пока сооружали главный корпус. После его постройки к нему присоединили одноэтажные галереи, развёрнутые по дуге. Они заканчиваются павильонами. В западном светлейший князь устроил церковь во имя святого Пантелеймона, а в восточном – сооружённом уже Петром III – Японская зала. При сподвижнике Петра был разбит парк с фонтанами, водопадами, оранжереями и даже зверинцем. Он делится на сады: Верхний и Нижний. Перед дворцом, как видите, обширная терраса, от которой длинный канал ведёт к морю.
– А канал тоже дело рук царского любимца?
– Точнее – дело рук девяти тысяч его крепостных. На эту работу он отвёл им всего трое суток. И они справились.
– А какова длина канала?
– Двести двадцать две сажени[46].
– С ума сойти!
– Да! Работали без сна и отдыха. Даже Пётр не одобрил подобную спешку, пожалев крестьян. Но князь стремился успеть к визиту государя, и это ему удалось. Он плыл по каналу навстречу царю, находясь в золотой лодке (её борта были обшиты золотыми листами).
– Да, я читал, что Меншиков всегда любил роскошь. Его карета имела столь шикарную отделку, что сам царь многократно пользовался ею, когда ему приходилось встречаться с высокими иностранными гостями. У Петра ничего подобного не было. В повседневной жизни самодержец предпочитал быструю езду в одноколке[47], которой сам и управлял. Однако государь всячески поощрял стремление князя к богатству, поскольку в Ораниенбауме часто проходили дипломатические приёмы, устраиваемые хозяином дворца за свой счёт. Да и сам Пётр с Екатериной нередко у него гостили.
– Верно. Покои Петра в Большом дворце намного скромнее меншиковских. Вы считаете его казнокрадом?
– Скажу так: он путал государственный карман и собственный. Справедливости ради стоит упомянуть, что князь неоднократно выплачивал жалованье воинским частям из собственных денег, когда казна была пуста. Я читал одну из его челобитного царя. Он пишет Петру, что потратил на казённые нужды – приобретение походных палаток, закупку провианта, лошадей и фуража – около ста пятидесяти тысяч собственных рублей, а потом, как выяснилось, вернул из казны уже на десять тысяч больше, но в виде земельных наделов. Существенные траты он понёс, оплачивая подкуп чиновников за рубежом, сообщавших русским посланникам разведочные данные. И Пётр об этом знал. Это Александра Даниловича и спасало. Ведь за казнокрадство и мздоимство царь крайне жёстко обошёлся с вице-губернатором Санкт-Петербурга Римским-Корсаковым, действовавшим не столько в своих интересах, сколько в интересах того же Меншикова. Его публично высекли кнутом, прилюдно прижгли язык и сослали в ссылку, конфисковав всё имущество. Так же царь поступил и с князем Григорием Волконским, генерал-майором, руководившим Тульским оружейным заводом.
– О, у вас обширные исторические познания!
– Напротив, они поверхностные, потому что я читаю только то, что увлекает. Меня почему-то совершенно не интересует период татаро-монгольского нашествия.
– А история Казани?
– Я там никогда не был. Но если бы меня занесла туда судьба, то заранее прочёл бы что-нибудь о Казанских походах Ивана Грозного. – Клим помолчал, а потом спросил: – Ваш дедушка до сих пор служит в казанском банке?
– Скорее числится там, чем служит. Ему уже семьдесят семь.
– Интересно, а как он выглядит?
– Смуглый, стройный, с густыми седыми усами и бородой. У него есть примесь татарской крови. А почему вы меня об этом спрашиваете?
– Вчера, когда ваш отец пригласил меня в кабинет, я увидел фотографическую карточку вашей mamá. Меня удивило, что она тоже была брюнеткой с восточными чертами лица, как и Елена Константиновна. Если бы я не знал, что вы дочь Ивана Христофоровича, я бы никогда в это не поверил.
– Видимо, какой-то дальний предок по маминой линии передал мне свою необычную внешность, – заметила она, а потом посмотрела на Ардашева и спросила: –