– Послушайте, – она еще раз пристально оглядела мужчин. – Я – графиня Волоцкая и тоже нуждаюсь в надежной охране и знатоках лошадей. Не знаю, как там у губернатора, но в оплате я вас не обижу, а одежду и питание вы будете получать бесплатно.
Братья молча переглянулись, младший что-то быстро проговорил на своем гортанном языке. Старший, кивнув, в свою очередь внимательно оглядел женскую фигурку с белеющей на голове повязкой.
– Мы будэм рады служит такой красывой и смэлой девушка, но ты должна знать, у нас другая вера и мы не можим менять ее. Дай слово, что не будэш заставлять нас смэнит ее, и тогда мы вэрно и чэстно будэм работать на тэбя.
– Не беспокойтесь! Обещаю, что никогда ни я и никто другой не посмеют вас принуждать к этому! А если так получится, что вас оскорбят или унизят за веру или по другой причине, этот человек, думаю, очень сильно об этом пожалеет!
– Нам достаточно твоего слова, графиня! – несколько торжественно произнес старший горец. – Мы уже убедились в твоей смелости и умении расправляться с врагами. Мы согласны служить тебе. – Он повернулся к брату: – Ахмет, помоги графине сесть на лошадь. – И пояснил, обернувшись к взирающим на них слугам: – Надо вэрнуться на заставу и дождаться там утра. А этих, – он кивнул на разбойников, – используем вмэсто вьючных ишаков, пускай вэщи на сэбе тянут!
– Правильно! – поддержал его Данила. – А на заставе сдадим их исправнику!
10
Теплым июньским вечером Александра Волоцкая, опираясь на руку отца, вышла из открытой коляски, в которой они приехали на праздник, устраиваемый на Троицу женой помещика Чернятина, давнего знакомого отца. Фасад старого помещичьего дома был ярко освещен свечами, горевшими в каждом окне. У парадного крыльца скопилось несколько карет и колясок, с десяток лакеев бегали взад-вперед по широкой подъездной аллее, помогая прибывшим гостям выходить из экипажей. Перед крыльцом был расстелен огромный ковер, а из окон доносилась тихая печальная мелодия старинной народной песни. Раза три в год окрестная знать, вспомнив, в каком отечестве она родилась, собиралась на подобные празднества, чтобы напитаться русским духом.
Гости, нарядившись в боярынь, витязей, княжеских дружинников, в крестьянских, обильно украшенных самоцветами кокошниках и вышитых крепостными девками сарафанах и рубахах, были напыщенны и смешны, потому как об обычаях своего народа знали немного. Несмотря на запрет говорить по-французски, большинство гостей уже набрали штрафов за забывчивость. Саша, прожившая всю жизнь за границей, успела понять, что многие ее соседи, дальше губернского города не выезжавшие, на своем родном языке изъясняются с ошибками и французским прононсом.
Девушка огляделась по сторонам. По другую сторону пруда молодые девки и парни водили хороводы вокруг ярко полыхавших костров, их звонкие голоса разносились по воде, вызывая тихую грусть и неясное беспокойство, томили душу и тревожили сердце.
Болтовня и смех гостей наполняли парк праздничным оживлением. В вечернем воздухе аромат многочисленных цветников смешивался с изысканными духами, а игриво мигающие в вышине звезды пытались соперничать с россыпью драгоценностей, украшавших уши, шеи и запястья местных барышень и дам. Бриллианты, сапфиры, изумруды, которые месяцами не вынимались из шкатулок, сверкали и переливались, подчеркивая чрезмерную пышность форм, неуклюжую походку и некоторую грубость черт большинства приглашенных на этот праздник.
За короткое время знакомства с уездным обществом Саша поняла, что здесь так же, как и в столице, бушуют ураганы страстей, гуляют вереницей сплетни. Тут есть свои герои-любовники и дамы-«вампирши», кокетки, невостребованные невесты и опытные искатели хорошего приданого. Деревенская жизнь только неискушенному могла показаться тихой заводью. Смерчи, тайфуны и подземные толчки то и дело сотрясали здешнее общество.
Саша поздоровалась с хозяевами и до поры до времени распрощалась с отцом, который вознамерился большую часть бала провести в кабинете Чернятина за игрой в вист с бутылочкой вина в придачу.
По примеру многих приглашенных, девушка осталась на довольно большой площадке на берегу пруда. Легкий ветерок шевелил кроны старых лип и ракит, тревожил ближние кусты и отгонял надоедливых комаров. Хор лягушек исполнял извечное «Славься!», в недалекой деревне брехали собаки, от воды тянуло сыростью и резким запахом водорослей. Дым костров стлался над прудом, путался в прибрежных зарослях молодого ивняка, отчего казалось, что в них бродят странные, призрачные фигуры. Возможно, русалки тоже вздумали повеселиться, но извечная девичья скромность или боязнь не позволяли им присоединиться к людскому веселью.
По берегу пруда были расставлены удобные плетеные кресла и скамейки, которые успели заполнить дамы постарше. Чуть поодаль, у небольшого деревянного помоста, сооруженного для оркестра, весело хихикали юные барышни, делавшие вид, что их совершенно не интересует выводок сельских денди, устроившихся по другую сторону настила. Александра направилась в сторону барышень, и молодые люди, тотчас оставив пустую болтовню вроде: «О! Ваш розовый сюртук, mon cher, это чересчур, но я одобряю жилет. Листья каштана! Это так свежо и оригинально!..», проводили ее долгими взглядами.
Местные красавицы тоже не преминули окинуть графиню придирчивыми взорами, с облегчением отметив, что она на сей раз слишком буквально истолковала просьбу Чернятиной. Графиня Волоцкая явилась на праздник без украшений, в простеньком кокошнике, косы перевиты всего лишь атласной лентой, сарафан, хотя и украшен искусной вышивкой, но шит не по заказу, а чуть ли не взят взаймы у собственной горничной. Правда, на ногах у нее были изящные, украшенные тиснением и стеклярусом сафьяновые сапожки, но этой чудачке ничего не стоит пожаловать на званый вечер и в лаптях.
Не обращая внимания на осуждающий шепоток за спиной, она носится верхом в мужском седле и в мужском костюме по своим угодьям в компании этих жутких абреков-черкесов. Хорошо, не догадалась и на праздник явиться в их сопровождении!
Саше действительно было мало дела до пересудов окрестных кумушек. С утра до вечера она пропадала в полях, знакомилась с состоянием дел в имении, которые, несмотря на плодородные земли и множество дополнительных промыслов, в последние годы шли хуже некуда. Конечно, сказались тут и болезнь деда, и жульничество приказчиков; ей понадобился чуть ли не месяц упорных трудов, чтобы разобраться во всей системе воровства и обмана, которую отладил управляющий Степан Глушков. Записи в окладных, оброчных и доимочных книгах велись так безграмотно, вернее, намеренно запутано, что Саше пришлось отставить в сторону все дела и за неделю, к величайшему неудовольствию и удивлению Степана, эту китайскую грамоту разгадать. Потом в кабинете хозяйки состоялся долгий разговор с ловким управляющим, после которого он, как ошпаренный кот, пронесся по коридорам барского дома, долго не мог попасть в стремя и в конце концов повел своего жеребца с хозяйского двора в поводьях. На следующий день пришел черед проворных приказчиков, и что уж такого им наговорила молодая графиня, но только назавтра в господской конюшне появились две дюжины новых лошадей, в амбарах пополнились запасы ржи, овса и пшеницы и другого добра, начиная с конской сбруи и кончая свечами и глиняной посудой.