Делай, чего страшишься, и страх отступит. Ум ограничен. Он способен удержать лишь одну мысль в каждый данный момент, дать команду, осуществить лишь одно действие. Внуши себе, что ты смел, что преодолеваешь боязнь, это глупое, беспричинное чувство страха, которое существует лишь у тебя в сознании. И, поскольку ум способен удержать лишь одну мысль, поскольку мыслить и чувствовать это одно и то же, ты будешь смел, ты преодолеешь страх, и он исчезнет, как исчезает ночью тень. Так твердил себе Энди, но тень становилась всё длиннее и чернее; холодными, как лёд, когтями страх всё глубже впивался в его утомлённый мозг, куда-то в желудок, под ложечку.
Желудок. Комок нервов ниже солнечного сплетения. Ощущение это знакомо лишь тем, кто окончательно теряет власть над собственными мыслями. Волны тошнотворного страха, чувство беспомощности охватывают человеческое сознание, судорожно цепляющееся ватными пальцами за край пропасти. Сознание это ещё управляет телом, отчаянно сопротивляется, не желая подчиниться нервной системе, заставляющей разжать израненные пальцы, схватившие верёвку. Ведь это так просто. «Досуг после трудов и гавань после бури». Так, кажется, сказал Спенсер. Рыдая, Стивенс выдернул ещё один крюк и швырнул его с тридцатиметровой высоты в море. Прижался к утёсу и, преодолевая отчаяние, продолжал дюйм за дюймом подъём.
Страх. Всю жизнь он преследовал Стивенса, стал его alter ego, вторым «я». Он находился рядом, готовый вернуться в любую минуту. Энди привык к страху, даже смирился с ним, но мучения нынешней ночи переполнили чашу его терпения и выносливости.
Такого с ним ещё никогда не бывало. И всё же юноша смутно сознавал: причина страха — не восхождение само по себе.
Действительно, крутой, почти отвесный склон, вспышки молний в кромешной тьме и раскаты грома кого угодно привели бы в отчаяние. Но технически подъём был несложен. Верёвка натянута до самого верха. Надо лишь подниматься, держась за неё, да вынимать крючья. К горлу подступает тошнота, всё тело в ушибах, голова раскалывается от боли, потеряно много крови; но ведь именно тогда, когда человек испил полную чашу страданий и обессилел, факел духа горит особенно ярко.
Энди Стивенс испытывал страх оттого, что перестал себя уважать. Самоуважение всегда было для него спасительным якорем, оно было важнее того, что о нём думают другие. И теперь якоря этого у него не осталось. Все знают, что он трус, что он подвёл товарищей. И во время стычки с экипажем немецкого судна, и когда каик стоял на якоре в устье реки, он понимал, что Мэллори и Андреа видят его страх. Таких людей ему ещё не приходилось встречать. Таких не проведёшь, он сразу понял. Это он должен был подниматься вместе с Мэллори, но тот взял Андреа. Капитан понял, что он трусит. И в Кастельроссо, и при подходе немецкого катера он чуть не подвёл их. А сегодня подвёл по-настоящему.
Ему не доверили подниматься первым вместе с Мэллори. Именно он, морской офицер, так небрежно завязал последний узел. Едва оторвавшись от карниза, на котором стоял он, Стивенс, мешок с продуктами и топливом рухнул в море… Судьба тысячи человек на острове Керос в руках такого презренного труса, как он.
Физические и душевные силы оставили юношу, от мучительного чувства страха и отвращения к себе он застонал, но продолжал подниматься как заведённый.
* * *
В ночной тишине раздался пронзительный звук телефона.
Похолодев, Мэллори оглянулся. Пальцы невольно сжались в кулаки.
Вновь настойчивая трель, заглушающая рокот грома. Телефон замолчал, но скоро ожил, звоня не переставая.
Пройдя полпути, Мэллори остановился и вернулся назад.
— Передумал? — с любопытством посмотрел на него грек.
Капитан молча кивнул.
— Будут трезвонить, пока не надоест, — буркнул Андреа. — А когда надоест, сюда заявятся. Причём очень быстро.
— Знаю, — пожал плечами напитан. — Ничего не поделаешь. Вопрос лишь в том, когда они сюда придут. — Мэллори машинально посмотрел в обе стороны вершины, где на расстоянии метров пятидесяти друг от друга расположились Миллер и Кейси, невидимые в темноте. — Не стоит рисковать. Чем больше я думаю, тем меньше вижу шансов провести немцев. Фрицы народ аккуратный. Наверняка разработана определённая система переговоров по телефону. Часовой должен назвать свою фамилию или произнести пароль. Да и голос может меня выдать. Но, с другой стороны, часового мы убрали, не оставив никаких следов, снаряжение наше наверху, все, кроме Стивенса, поднялись. Короче, мы добились того, чего хотели. Высадились, и ни одна душа об этом не догадывается.
— Верно, — кивнул Андреа. — Ты прав. Минуты через две-три появится и Стивенс. Глупо, если всё, чего мы добились, пойдёт насмарку. — Помолчав, Андреа спокойно прибавил: — Немцы не придут, а примчатся. — Телефон умолк так же внезапно, как зазвонил. — Теперь жди гостей.
— Знаю. Только бы Стивенс… — Мэллори прервал себя на полуслове и, повернувшись на каблуках, кинул через плечо: — Присмотри за ним, хорошо? А я предупрежу остальных, что скоро гости пожалуют.
Держась в стороне от края обрыва, новозеландец заспешил.
Он не шёл, а ковылял. Ботинки немца были тесны и сдавливали пальцы. Страшно представить, что станет с его ногами после многочасовой ходьбы по пересечённой местности. Не стоит заглядывать в будущее, и в настоящем забот хватает, подумал он мрачно. …Капитан застыл на месте. В затылок ему упёрся какой-то твёрдый холодный предмет.
— Сдавайся, а то убью, — жизнерадостно воскликнул гнусавый голос. После всего, что испытал на море и во время подъёма Миллер, оказаться на твёрдой земле было для него уже счастьем.
— Ну и шуточки, — проворчал Мэллори. — Умнее ничего не мог придумать? — Капитан с любопытством посмотрел на янки. Тот успел снять дождевое платье: ливень кончился. Куртка и вышитый жилет промокли больше, чем штаны. Но выяснять, в чём дело, было некогда.
— Слышал, телефон недавно звонил?
— Телефон? Ага, слышал.
— Это часового вызывали. Ждали от него доклада или что-то вроде. Наверно, ему давно следовало бы позвонить. Отвечать мы не стали. С минуты на минуту прибегут немцы, заподозрив неладное. Могут появиться или с твоей стороны, или со стороны Брауна. Другого пути нет. Не станут же они ломать себе шею, карабкаясь по этой груде валунов. — Мэллори ткнул в сторону нагромождения камней. — Так что гляди в оба.
— Будет сделано, шеф. Огонь не открывать?
— Не открывать. Подойди к нам потихоньку и дай знать. Минут через пять я приду.
Мэллори поспешно вернулся назад. Растянувшись во весь рост на земле, Андреа вглядывался вниз и при появлении капитана оглянулся.
— Судя по звуку, он у самого карниза.
— Отлично, — на ходу обронил новозеландец. — Скажи ему, пусть поторопится. — Пройдя с десяток метров, Мэллори остановился, всматриваясь вдаль. Кто-то