Читать интересную книгу Героическая тема в русском фольклоре - Александр Орлов

Обращаемся теперь к повестям указанного нами цикла, в которых выступает, наконец, Едигей, единомышленник Темир-Кутлуя еще до его ханства в Золотой Орде, и сотрудник, точнее соправитель этого хана. Первая из этих повестей рассказывает о столкновении Темир-Кутлуя с Витовтом из-за Тохтамыша и о поражении литовско-русских войск на Ворскле в 1399 году. Повесть эта весьма исторична, и ее приемы изложения, например, речи не являются только риторической формой, и даже сама фразеология последних отражает реальную современность. Итак, под 1399 годом в летописи рассказывается: «Того же лета царь Темир-Кутлуй присла послы своя в великому князю Литовскому Витофту Кестутьевичу, внуку Гедиминову, глаголя сице: выдай ми царя беглаго Тахтамыша, враг бо ми есть, и не могу тръпети, слышав его жива суща и у тебе живуща; пременяет бо ся житие сие: днесь царь, а утре беглець; днесь богат, а утре нищь; днесь имеет други, а утре враги: аз же боюся и своих, не токмо чюжих; царь же Тахтамышь чожь ми есть и враг зол, тем же выдай ми его, а что около него ни есть, то тобе». Витовт на это ответил: «яз царя Тахтамыша не выдам, а со царем Темир-Кутлуем хощу ся видети сам». «И поиде Витовт со своими князи и со всеми силами Литовскими, вкупе же с ним и сам царь Тахтамышь с своим двором; и бысть их сила ратна велика зело». Далее не без риторического гиперболизма: «И поиде в землю Татарскую на Темирь-Кутлуя с великою похвалою и гордостью сице хвалящеся глаголя: „пойдем пленити землю Татарскую, победим царя Темир-Кутлуя, возмем царство его и разделим богатство и имение его, и посадим во Орде на царство его царя Тахтамыша, и на Кафе, и на Озове, и на Крыму, и на Азтаракани, и на Заяицкой Орде, и на всем примории и на Казани, и то будет все наше и царь нашь, и мы не точию Литовскою землею и Польскою владети имамы и Северою, и Великим Новым-городом, и Псковом, и Немцы, но и всеми великими княжении Русскими, и со всех великих князей Русских учнем дани и оброки имати, а они нам покорятся и служат и волю нашу творят, яка же мы хотим, и повелеваем иму“». Витовт дошел до реки Ворсклы, где и стал. «И се противу им царь Темирь-Кутлуй со всею силою Татарскою встречю изыде из-за реки Ворсколы, и тако сретшеся с Витофтом в поле чисте, на реце на Ворсколе, в земли Татарской, и начаша съсылатися межи собою. Глаголаше Витофту царь Темирь-Кутлуй: почто еси пошел на меня? Из твоей земли не имал ни градов твоих, ни сел твоих. Глагола Витофт Кестутьевич: Бог покорил мне все земли, покорися и ты мне, и буди мне сын, а яз тебе отец и давай ми на всяко лето дани и оброки; аще ли не хощещи тако, да будеши мне раб, а яз Орду твою всю мечю предам». Темир-Кутлуй испугался и послал Витовту челобитье, чтобы тот «в сыны его взял», а дани и оброки «по возможному взимал». Витовт снизошел на это, но захотел еще, чтобы «во всей Орде было на денгах Ординских знамение Витофтово».

«Отец» в значении сюзерена встречается не раз в пределах данного времени как символ дипломатического этикета; например, в русской летописи под 1409 годом сказано про великого князя Василия Дмитриевича, что «любляще его Едигей и в сына его имеаше себе»; или — в послании Тохтамыша 1391 года: «Тимур занимает по отношению ко мне место отца, и права его на меня превышают то, что можно сосчитать и объяснить».

Другой символ сюзеренитета — «знамение» на деньгах — находит себе параллель в распоряжении Тохтамышева сына, овладевшего снова золотоордынским ханством, Джелаль ад-Дина, о расправе с Едигеем, бежавшим в 1411 году в Хорезм: «Если Идигу пришлет своего сына… и если он станет чеканить монету и (читать) хутбу на наше имя, то вы не воюйте с ним»…

Темир-Кутлуй испросил себе три дня, чтобы обдумать предложение Витовта о знамении его на ордынских монетах. В это время к хану пришел князь его Едигей. «Сей убо Едигей князь велики бе во всей Орде, и мужествен, и крепок, и храбр зело, и услыша от царя своего о Витофте, и како ся покори Витофту, и рече ко царю сице. „О царю, лутче нам смерть прияти, неже сему быти“». Едигей сам послал от себя послов в стан Витовта с такой речью: «Вправду еси взял волнаго нашего царя Болшиа Орды в сыны себе, понеже ты еси стар, а волный наш царь Великиа Орды Темирь-Кутлуй млад есть, но подобает мне над тобою отцом быти, а тебе у меня сыном быти, и дань и оброки на всяко лето мне имати со всего твоего княжения, и во всем твоем княжении на твоих денгах Литовских моему Ординскому знамени быти». Витовт разгневался и велел готовиться к битве, «и бяше тамо видети страшно обе силы велики снимающеся на кровопролитие и смерть. И преже всех поиде с своею силою князь велики Ордински Едигей и съступися с Витофтом, и обоим стреляющимся, Татаром и Литве, самострелы и пищальми; но убо в поле чисте пушки и пищали недействени бываху, но аще и недействены, но убо Литва крепко боряхуся, и идяху стрелы, аки дождь силен, и тако начаши премогати Литва князя Едигея Ординского. И потом приспе царь Темирь-Кутлуй с великою силою Татарскою и обыдоша их аки кругом, и подстреляша под ними кони, и надолзе зело биющимся, и бысть брань люта и сеча зла зело и паки начяша премогати Татарове. И одоле царь Темирь-Кутлуй и победи Витофта и всю силу Литовскую, а Тахтамышь царь, егда видев сиа и преже всих на бег устремися и мног народ возтръгаше, бегучи, акы и на жатве класы, и много Литовскиа земли пограбил. И тако Татарове взяша обоз, и телеги кованыя, утверженныя с чепми железными, и пушки, и пищали, самострелы, и богатство многое и великое, златыя и серебряные сосуды поимаша. Витофт же Кестутьевич, видев то зло, на бег обратися, в мале дружине утече; а Татарове вслед их гоняюще, секуще на пятсот верст до града Киева, пролиаша кровь аки воду».

Темир-Кутлуй повоевал много окрестных городов и взял с Киева окуп «и оттоле поиде в свою землю Ординскую, а в земли Литовской бысть тогда скорбь и сетование и плачь мног, и людей оскудение велие».

С самого начала повести уже видно было нерасположение русского летописца к предприятию Витовта, выступление которого он изобразил чертами, обычными для врагов («поиде с великою похвалою и гордостию», «хваляшеся»); не пощадил он красок и для поражения. Все это понятно, если учесть постоянную политическую вражду литовского князя к московскому, хотя он и был связан родством с ним, как тесть с зятем.

Вторая повесть взятого нами цикла событий, посвященная нашествию Едигея 1409 года, замечательна меткой характеристикой татарской политики. Еще в 1407 году случился «мятеж велик в Орде, царя Шадибека (преемника Темир-Кутлуя) согнаша, а Булат-Салтана на царстве Ординском посадиша». В 1408 году к великому князю Московскому отъехал ряд литовских князей во главе с брянским князем Свидригайлом Ольгердовичем, на корм которому Василий Дмитриевич отдал Владимир и другие города, «со всеми волостьми и пошлинами, и з селы, и с хлебы землеными и с стоячими» — уточняет недовольный этим летописец. «Того же лета месяца Августа приходиша послы Татарскиа изо Орды от царя Булат-Салтана к великому князю Василью Дмитреевичу на Москву. Того же лета князь велики Василей Дмитреевичь Московский нача собирати рать, еще же и к Татарскому царю посылаше, прося помощи на Витофта, хотя его землю Литовськую воевати и пленити». Самая повесть начинается сообщением, что зимой 1409 года «Князь Ординьский Едигей повелением Булат-Салтана, царя Большиа Орды, прииде ратью на Русскую землю, а с ним четыре царевичи, да мнози князи Татарстии (поименовано 9). Сие же слышав, князь велики Василей Дмитреевичь печален и скорбен бысть и смущашеся о любви его (хана или Едигея?) и присвоении к нему. И несть сие дивно о Татарех мыслити, понеже изначала Измаилтяне лукав мир имеют с Русскими князи, наипаче же к великому князю Василию Дмитреевичю, лестно мирующе с ним». Обещаниями мира татары прикрывают свое «злохитроство» — «и таковым пронырьством Руских князей друг с другом враждують, и от любве их отлучаюсь и особную рать межи их составляють…» «Яко же сей князь Едигей Ординьский вящше всех князей Ординьских и все царство Ординьское един дръжаше и по своей воли царя поставляше, его же хотяше, многу же любовь лукавную имяше и к великому князю Василию Дмитреевичю, и честью высокою обложи его и дары многими почиташе; и еще же надо всеми сими и сына его себе именоваше любимаго, и некоя многаа обещавше ему и власть его разширити и възвысити паче всех князей Русских»… Имея тогда «брань» с тестем своим Витовтом «неких ради земских вещей, якоже обычай бе землям», Василий Дмитриевич «обиды вся от тестя своего Витофта Кестутьевича великому князю Ординьскому Едигею поведа подлинно, хотя от него помощь обрести, понеже любляше его Едигей и в сына его имеаше себе». Но обещаясь всячески помогать великому князю Московскому, Едигей в то же время посылал Витовту сказать: «Ты мне буди друг; а зятя своего князя Василья Дмитриевича Московского познавай, яко желателен бе в чюжиа пределы вступатися и не своя восхищати, и се убо и тебе подвизается ратовати и твоя пределы возхищати; блюдися убо от него, понеже и словеса мне многа глаголаше на тебя таковаа и таковаа, и сребра и золота много посылает ко мне и ко царю, чтобы или аз сам или царя увещал со всею Ордою пойти ратью на тебя и пленити и жещи землю твою, и чтобы ему засести грады твоя; сице убо он воздвизает нас на вражду к тебе, моя же любовь к тебе не угаснет никогда же, сиа же вся моя словеса в себе точию имей и никому же повесть».