Заметив во взгляде девушки нетерпеливый блеск, Грэшем сменил гнев на милость. По крайней мере она никогда не бывает равнодушной и отчужденной и не страдает гордыней, чего Генри решительно не выносил.
— Мне сообщили, что его величество приказал вашим добрым друзьям, Бену Джонсону и Иниго Джонсу, заняться постановкой «Масок», в которой добродетели Вера, Надежда и Милосердие поприветствуют принца Людовика и попрощаются с испанским послом. Мы туда пойдем, так как сэр Фрэнсис Бэкон будет в числе почетных гостей и произнесет приветственную речь от палаты общин. Разумеется, прием состоится в Уайтхолле. Помнится, вы говорили, что собираетесь приступить к чтению толстенной книги проповедей… да и гофмейстер королевского двора намекнул, что мне следует прийти одному.
— Сэр! — разочарованно воскликнула Джейн, но, увидев в глазах Грэшема озорные огоньки, поняла, что он просто хочет ее подразнить.
Грэшем подкупил секретаря Бэкона и получил точные сведения о мероприятиях, в которых должен участвовать его господин. Потом он переговорил с постельничим, и очень скоро приглашение на прием оказалось у него в руках. Обращаться с просьбой к Сесилу не пришлось, и Генри испытывал по этому поводу мрачное удовлетворение. Будучи одним из самых крупных землевладельцев и покровителем главного колледжа в Кембриджском университете, а также преданным слугой короны в течение многих лет, Грэшем в протекции подобного рода не нуждался.
— Мне следует быть любезной или обольстительной? — поинтересовалась Джейн.
— Тебе следует вести себя так, чтобы сберечь и защитить мою честь, что гораздо важнее женского тщеславия, — отозвался Грэшем. — Однако я с благодарностью приму любую информацию, которую ты сможешь узнать на этом вечере.
Несколько лет назад Генри взял с собой Джейн на дневной прием при дворе, представив ее как свою племянницу. Наблюдая, как девушка кокетничает с молоденьким дворянином, он сгорал от желания надрать ей уши, но по возвращении домой Джейн выплеснула на него столько тайн об отце юноши, что на их покупку не хватило бы и двадцати кошелей с золотом.
— И тебе не стыдно? — спросил Генри, удивляясь и одновременно ужасаясь ловкости, с которой маленькая бестия выведала у неопытного дурачка все семейные секреты.
— Почему я должна стыдиться? — искренне удивилась Джейн. — Меня больше привлекает возможность зачать дитя, чем переспать с младенцем. В любом случае я делаю это для тебя.
Генри понимал, что девушка действительно готова ради него на все. Она относилась к тем женщинам, которые предпочитают вступить на равных в схватку с мужчиной и выведать его тайны, вместо того чтобы приготовить на ужин аппетитного каплуна или заняться домашними заготовками. В делах подобного рода отчетливо проступала темная сторона ее натуры.
С тех пор Генри стал всегда прибегать к помощи Джейн, если это не было опасно.
— Скажи, кто тебя сопровождает во время прогулок к собору Святого Павла? — Грэшем встал и стал измерять комнату широкими шагами.
— Обычно я туда хожу с молодым Уиллом. Он втайне надеется на мне жениться и охраняет мою честь.
— Оставь свои шутки! — Настроение Генри менялось стремительно. В такие моменты Манион сравнивал его с ястребом, вынырнувшим из лучей солнечного света. В комнате наступило напряженное молчание. — С сегодняшнего дня ты будешь ходить в сопровождении трех человек: двое пойдут рядом, а третий — сзади. Одним из них будет Гарри.
Гарри воевал в разных странах и в свое время служил канониром на одном из кораблей, выступивших против Непобедимой армады, хотя выстрелить по многочисленным испанским галеонам ему довелось лишь пару раз. Он отличался огромной физической силой и не знал пощады.
— Как прикажете. — Джейн присела в реверансе и бросила на Грэшема встревоженный взгляд. — Могу я узнать причину таких чрезвычайных мер предосторожности?
«Причина простая, — подумал Генри, — и заключается она в том, что я полюбил тебя, девочка, хотя много раз клялся, что никогда этого не допущу. Иногда ты бываешь распутной, но уже в следующее мгновение становишься святой. То оттолкнешь, то позовешь самым нежным в мире голосом. Ты можешь быть жестокой и в то же время ранимой, и будешь сражаться до конца, оставаясь при этом совершенно беззащитной. Я тебя совсем не понимаю, хотя мы близки много лет. Знаю лишь одно: с тобой мое сердце бьется сильнее, а жизнь наполняется новыми красками. Ты дорога мне, и это дает надо мной власть любому, кто решит тебя похитить или причинить вред. Понимаешь ли ты, что можешь стать орудием в руках врагов?»
— Во что бы ни втягивал меня Сесил, в его планах кроется опасность. Я уверен, что Уилл Шедуэлл спешил ко мне в Кембридж, но кто-то задумал ему помешать и подослал убийц. Есть ли какой-нибудь смысл в чертовой бусине от четок? Возможно, Уилл узнал тайну, которую католикам хотелось скрыть, а может, Бэкон мечтает о возвращении страны в лоно римской церкви. Должен признать, между этими событиями существует связь, хотя мне неизвестно, какая именно.
— Да уж, Уилл Шедуэлл направлялся в Кембридж явно не за ученой степенью, — согласилась Джейн.
— Перестань нести чепуху! — возмутился Грэшем, мысленно представляя Уилла в мантии и шапочке студента Кембриджского университета. Он принял напыщенный вид и заговорил высокопарным тоном, хорошо зная, что это вызывает у Джейн раздражение: — Вы, сударыня, представляете собой большую ценность для врагов. Моя честь не позволит оставить вас в руках недругов, случись им вас похитить. Если я отвлекусь от основного дела и брошусь спасать вас из какого-нибудь воровского притона, то потеряю след, найденный с огромным трудом, что доставит большие неудобства.
— Благодарю, милорд, что просветили меня, — холодно сказала Джейн, вставая с места и одаривая Грэшема взглядом, способным заморозить Темзу в разгар лета. — Ничтожество вроде меня не должно причинять неудобств. — Выходя из комнаты, она так хлопнула дверью, что едва не сорвала ее с петель.
— Пойди и верни ее, если она еще не разнесла лестницу, — обратился он с усмешкой к Маниону.
Манион скрылся за дверью и отсутствовал довольно долго.
— Не знаю, удобно ли мне предстать пред взором милорда. Как прикажете с вами беседовать: стоя или лучше на коленях? — Джейн стояла перед Грэшемом, прямая и тонкая, словно стрела в туго натянутом луке.
«Черт побери, — подумал Генри, — да ты обратишь в бегство самого Всевышнего вместе с Люцифером, задумай они снова объединиться и вместе выступить против тебя!»
— Сядь, глупая девка, и помолчи! — с нарочитой грубостью прикрикнул на нее Генри.