роскошным условиям завидовали многие. Мне это не мешало. Владелец – из жалости, как я догадалась, но храбро приняла как должное, – поддался напору моего отца и в конце концов разрешил мне все переделать в доме на свой вкус. Я добавила света в комнаты, перекрасив стены, поменяла всю мебель. Нам нужно было только все новое.
Дети не согласились селиться на разных этажах, поэтому я оборудовала чердак, поставила перегородки и каждый получил по большой кладовке в качестве спальни. Я много раз предлагала Улиссу перебраться вниз, в гостевую комнату, расположенную рядом с моей, и всякий раз натыкалась на категорический отказ: он предпочитал оставаться в крохотной спаленке рядом с братом и сестрой. Слыша его ответ, я внутренне улыбалась. Мне нравилось, что они наверху, на своем насесте: там они в безопасности, я защищаю их. Если кто-то вдруг вознамерится причинить им вред, ему придется сначала иметь дело со мной.
После традиционной вечерней получасовой прогулки с Дус я снова была в тепле, уютно угнездившись в подушках дивана с чашкой травяного чая, и готовилась подремать под какую-нибудь дурацкую телепередачу. Только я уселась, на лестнице послышались шаги. Улисс.
– Тебе что-то нужно?
Он покачал головой и плюхнулся на диван рядом со мной.
– Что ты смотришь?
– Да так, ничего толком, прыгаю по каналам и скоро выключу телевизор. Тебе пора идти спать, – посоветовала я, гладя его светлые кудри.
Он пожал плечами – выглядел этот жест так, будто он согласен со мной, – и сразу встал. Однако к лестнице не пошел, а принялся разгуливать по гостиной. Двинулся направо. Потом налево. Обогнул кофейный столик. Я выключила телевизор и стала ждать. В конце концов он остановился перед книжными полками, немного постоял, не шевелясь, и вытащил какую-то книгу. Пролистал ее, снова уселся рядом со мной и протянул мне “Илиаду” и “Одиссею”. Я ждала, что он скоро заговорит об этой книжке. Мой старший сын наблюдателен и наверняка заметил, что она появилась в доме.
– Ты принесла ее сюда?
Я кивнула и погладила переплет.
– А что с его письмом, где оно?
– Спрятано в надежном месте.
– Ты по-прежнему против того, чтобы я его прочел?
Я обернулась к старшему сыну. Он был красивым, высоким, крепким, уравновешенным. Остались ли у меня причины ограждать его от жестоких слов отца, чем я упорно занималась, храня молчание все эти годы? Я полагала, что мои дети еще недостаточно взрослые, чтобы сопротивляться этому удару, пусть они и пережили невыносимое испытание – исчезновение отца. Им давным-давно известно, что письмо существует. Мило быстро забыл, возраст пока еще защищал его. Лу слишком боялась открыть для себя то, что там написано, и потому не заговаривала со мной о письме. Улисс со мной сражался, стремясь прочесть его. Я не сомневалась, что он упорно ищет новые причины, чтобы злиться на отца. Ему их никогда не хватит. Он вечно будет воевать с отцом, так же как тот всегда был настроен против сына.
Улисс был зачат если не в первую нашу ночь, то уж точно во вторую или в третью. Поняв, что беременна, я пришла в ужас, сошла с ума от радости, запаниковала, переполнилась восторгом. Моя реакция не была практичной, ведь я только что взяла на себя бар, отца будущего ребенка знала всего месяц и он собирался на охоту за приключениями. Но мне и на миг не пришло в голову избавиться от младенца. Я хотела его, как ничто другое. К тому моменту я уже зависела от этого мужчины и отдавала себе отчет в том, что он может уйти и бросить меня, но все равно сказала, пусть поступает, как считает нужным, и не берет на себя ответственность, я пойму. Сказала, что он не обязан оставаться, а я все возьму на себя. Почему же он не ушел? Потому что любил меня. Я в это поверила тогда и верила по сей день, пусть он и любил меня плохо. С развитием беременности я должна была сильнее насторожиться. Моя усталость, мое блаженное состояние будущей мамы отнимали меня у него, я столкнулась с его приступами злости, едва сдерживаемой вспыльчивостью, привычкой замыкаться в себе, хлопать дверью и исчезать на несколько долгих часов. Кульминация наступила с началом родов. Он принципиально не поехал со мной в клинику, когда у меня отошли воды, – не желал, чтобы я родила. Как если бы в наших силах было возвратиться в прошлое. Но он намертво вцепился в эту идею, полностью утратив связь с материальным миром. Моя физическая боль была для него невыносима, но зрелище все более мучительных схваток тем не менее заставило его отвезти меня в роддом. Я рожала одна, без него. Он сидел, запершись в машине, на парковке. Отец и мать по очереди ходили за ним, звали его, просили прийти ко мне, я слышала свой голос, зовущий его, кричащий на него. Но он был не в состоянии. Когда Улисс родился, он не появился в палате, не встретил сына, не смог, это было выше его сил, он сам позднее в этом покаялся. Он удостоверился в моем нормальном состоянии и именно с этого вечера начал зависать в подозрительных барах, причем отнюдь не празднуя рождение нашего ребенка. В доме он появился одновременно с нами. Переступил порог, покосился на малыша и поцеловал меня неистово, свирепо.
– Ты принадлежишь мне, – заявил он. – Мне, а не ему…
– Конечно, – обескураженно прошептала я. – Но все же посмотри, какой он красивый… Он наш, похож на нас обоих…
Он согласился обратить на него внимание. Его взгляд был мрачным, опасным.
– Он лишает меня приключений, и в наказание его надо назвать Улиссом.
Как только Улисс достаточно вырос, чтобы сопротивляться отцу – а это произошло быстро, – он стал его регулярно провоцировать. Мне не требовалось быть психологом в прошлой жизни, чтобы прийти к выводу, что он отчаянно добивается отцовского внимания и любви. Он так никогда их и не получил, хотя я долго была убеждена, что мне удастся помирить отца и сына.
– Ну что, мама? По-прежнему против того, чтобы я его прочел?
Улисс заставил меня спуститься на землю. Он уставился на меня своими большими глазами, но до меня не сразу дошел смысл его слов. Он умел скрывать свои эмоции. Я набрала побольше воздуха в легкие, чтобы мне хватило храбрости позволить сыну стать взрослым. Он был к этому готов.
– Сегодня ты уже сильный. Поэтому, если хочешь, я тебе его дам. Но вообще-то, Улисс, по-моему, это