– О чём думаешь, Оль? – спросила Ната и снова опустила глаза к книге.
– Любуюсь тобой и думаю, что мы с тобой ещё очень красивы.
– Позитивная мысль! Особенно для тебя.
– Почему?
– Нельзя тебе оставаться одной, не будешь позиционировать себя красавицей – совсем неврастеничкой станешь со своими заботами, – ответила Ната. – Я тебя в Париже научу жизнь и себя любить! Ну, пора вставать! В новую жизнь!
Мы рассмеялись от предвкушения перемен.
– Олечка, начинай сегодня одеваться нормально. Так, оставляй не очень заметный знак траура и не надевай чёрного платка, ты же не в деревне. Вот тёмный шёлковый шарфик на шее можно себе позволить. Хорошо?
– Хорошо. А о чём вы с папой всё шептались?
– Обговаривали всевозможные неожиданности во время поездки. Борис Павлович рассказывал о твоём нелёгком характере и как необходимо поступать, чтобы предотвратить тебе плохое настроение.
– Правда? Никогда не думала, что у меня нелёгкий характер! – я была искренне удивлена. – Ну да, плохое настроение часто бывает, но я старательно его скрываю.
– Это наши, женские, тонкости, в которые мужчины вникнуть не могут. Они называют наши перепады настроения и вытекающий из него поведенческий ответ «женской логикой». Глупенькие! Им необходимо, чтобы всё укладывалось в их мироощущение и было логично, разложено по полочкам. Правда ведь?
– Да, наверно, – неуверенно ответила я, так как никогда сама об этом не задумывалась.
– Так это и есть, поверь!
Ната отложила книжку, скинула с себя рубашку, оставшись абсолютно голенькой. «Красавица, – подумала я. – И ведь после трёх родов сохранила такую великолепную фигуру! А она чуть похудее меня будет!»
– Пойду одеваться.
– Сейчас закажу завтрак. Кофе и бутерброды тебе? – спросила я.
– Что дадут – то и съем. Впрочем, да: кофе и бутер с сыром, ладно?
– Конечно, дорогая! – ответила я.
Ната ушла в ванную. Я, накинув халат, позвонила Лене и попросила приготовить завтрак: кофе, сыр, батон – для Натальи, яичницу с помидорами – мне. И чай с лимоном. И апельсины.
Звонок. Кто бы это мог быть? Номер незнакомый. Не отвечать? Ладно, отвечу.
– Да?
– Здравствуйте, Ольга Борисовна!
– Здравствуйте!
– Это майор Костырин, Александр Петрович, Александр, как вы меня называли. Помните?
– Да, помню. Вы что-то хотели? – сердечко моё забилось сильнее, просто от неожиданности этого звонка.
– Да, Ольга. Я продолжу вас так называть?
– Конечно. Слушаю вас.
– Видите ли, появилась необходимость с вами пообщаться по делу о смерти Семёна Арсеньевича. Задать несколько вопросов, ничего серьёзного. Мне к вам подъехать, или вы к нам?
Я немного подумала. Выползать из дома не хотелось да надо позавтракать и Нату проводить.
– Александр, приезжайте сюда, если вам удобно.
– Хорошо, Ольга! Я буду через час.
Отбой. И тут же звонок папы.
– Привет, лапка! Тебе ещё Костырин не звонил?
– Звонил только что. Через час заедет задать несколько вопросов.
– Ну и поговори с ним. Отвечай всё, что знаешь, – папа мгновение помедлил. – Только не говори, что вы собирались разводиться. Объясняю: это может пустить их по ложному следу. Развод, кому выгодно, ну и так далее. А выгода-то нам очевидная. Вот и будут давить на нас: с кем общаемся, когда решили развестись, кому сколько достанется и прочее. Понимаешь? Затаскают нас да ещё подписку о невыезде с тебя возьмут, и учёба коту под хвост. А работать надо! За неделю объёмы оптовых продаж снизились. Мне трудно контролировать ещё одно предприятие, пока нет нового управляющего.
– А он скоро появится? – равнодушно спросила я. – Тот, про кого ты говорил?
– На днях уже. Приедешь из Франции – сразу познакомлю, он будет вводить тебя в курс дела, – папа выдержал паузу. – Ты всё поняла, лапка?
– Да, папа.
– Ну всё, пока! Позвони, как только он уедет.
– Хорошо, папа!
Я отключилась.
Из ванной вышла Наталья, одетая в свой костюм и с мокрыми волосами.
– Я у тебя фен не заметила, Оль! – спросила она.
– В трюмо под зеркалом возьми.
Пока Ната приводила себя в порядок, под душ пошла я.
Стоя под струями бодрящей влаги, я думала о Ванечке, как долетел. Звонка его ещё не было. И, как в ответ на мои переживания, раздался звонок и высветилась надпись «сынок».
– Алё, Ванечка, как добрался? – я была так рада, что слышу его голос! Даже забыла о мокрой руке, державшей телефон.
– Привет, ма! – голос сына казался усталым. – Всё нормалёк! Мы с Викой уже едем домой, то есть в универ. Погода мрачная, моросит дождь, похолодало немного.
– Устал? – с нежностью спросила я.
– Маленько. Доберёмся до общаги – ляжем спать, сегодня уже на занятия не пойдём.
– Поешьте как следует, – не унималась я с заботами.
– Да поедим, ма! Всё хорошо! Давай, пока, я за рулём, нельзя разговаривать – оштрафуют.
– Ладно, пока, целую… А почему ты на машине?
– Я её в порту оставил. Ну всё, пока!
Сын отключился. Я положила мокрый телефон на столик у ванны и продолжила плескаться. Опять мне не хватило какой-то ответной нежности, в словах сына слышался сплошной рационализм и усталость от перелёта.
Когда я вышла из ванной, Ната уже высушила волосы и расчёсывалась перед зеркалом.
– С лёгким паром! – поприветствовала она меня.
– Спасибо! Тебя тоже, – опомнилась я.
– Спасибо, Оль! – Ната положила свою расчёску в сумочку. – Я тебя жду, идём завтракать?
– Да. Только мне надо сразу одеться: скоро приедет следователь по делу мужа.
Я принялась за укладку волос, макияж. Ната села в кресло и вновь взяла в руки книгу.
– Что читаешь? – спросила я без интереса.
– Ремарк. «Чёрный обелиск». Второй раз перечитываю, обожаю Ремарка!
Я промолчала. Мне что-то стало опять стыдно перед этой женщиной, которая и троих детей вырастила, и три иностранных языка знает. И книг, верно, много-много перечитала.
Ната продолжала:
– И там, может, помнишь, меня приводит в трепет фраза: «Смерть одного человека – трагедия; миллионы смертей – статистика». Мощно, правда?
– Сильно, – согласилась я. – Точно, не так переживала за смерть тысяч солдат в Чечне, как за одну маму.
Мы спустились в столовую, где всё было уже готово. Увидев нас, Лена бросилась варить кофе для Натальи Пьеровны.
– Здрасьте! – на ходу крикнула она. – Присаживайтесь, всё готово!
Мы тоже поздоровались с Леной. Интересно, обычно такими бойкими болтушками и торопыгами, в хорошем смысле этого слова, бывают девушки полненькие и низенькие. Лена, в отличие от них, была стройна и довольно высока. По крайней мере, чуть выше нас с Натальей ростом.