года; младший — П. Д. Ермолов, богатый помещик, унаследовавший крупное имение, — не достиг и восемнадцати лет, был по законам Российской империи несовершеннолетним.
«Цель наших действий, — показывал Ермолов на следствии, — была посредством революции уничтожить частную земельную собственность, водворив вместо нее общее пользование землей»{133}. Ишутинцы были социалистами и в пропаганде социалистических идей стремились следовать программе Чернышевского, изложенной в романе «Что делать?». Их просветительская деятельность была лишь продолжением того, что делалось в годы общественного подъема.
Однако революцию они представляли себе уже иначе, чем их недавние предшественники, которым она виделась как крестьянское восстание, идущее из толщи народных масс, поддерживаемое и направляемое революционерами из «образованных классов». Неоправдавшиеся надежды на крестьянскую революцию, казавшуюся столь близкой и неизбежной, порождали разъедающие и горестные сомнения — да способен ли темный, забитый мужик сам, по собственному почину, подняться против своих угнетателей? Да знает ли он, что его враг не только помещик и местный исправник, но прежде всего царь со своими чиновниками? И не следует ли из этого, что не народу, а именно революционному меньшинству должна принадлежать инициатива восстания, что это меньшинство может своими силами свергнуть самодержавие и пробудить тем самым народные массы к действию, повести их за собой и тогда уже передать им всю полноту власти в стране? Именно так и решали эти сомнения юные заговорщики. Позже один из деятельных участников Ишутинского кружка П. Ф. Николаев так писал об этом: «Отрицая народ как активного деятеля, веря только в активную деятельность единиц для блага народа, они (ишутинцы. — Э. В.) начертали себе программу захвата партией власти. Крестьянство, единственная общественная сила в России, примкнет, думали они, к той партии, которая сумеет доказать ему, что ее действия совпадают с его кровными интересами. Надо, следовательно, организовать сильную централизованную партию, чтобы начать борьбу с правительством»{134}.
Говорят, что это был «шаг назад» от идей Герцена и Чернышевского о роли народных масс в общественном преобразовании. Но мы бы сказали, что однозначным ответом по законам формальной логики здесь не обойтись.
Если рассматривать понятие «народ» как абстракцию, охватывающую собой трудящиеся массы, то представление о революции, совершаемой не массами, а отдельными личностями, не могло служить питательной почвой для последующего этапа освободительного движения, связанного уже с выходом на общественную арену рабочего класса. Это представление не приближало, а отдаляло освободительную мысль от коренного марксистского положения о пролетариате как движущей силе и гегемоне в революционной борьбе. В этом смысле представление ишутинцев и являлось «шагом назад».
Одиако в конкретном плане, то есть когда под народом подразумевалось крестьянство, трезвая оценка его неспособности выступить в качестве инициативной политической силы революции была «шагом вперед» сравнительно с мыслью о наличии такой способности у крестьянства. И естественно, что при отсутствии в России того времени рабочего класса как общественной силы все надежды возлагались на «революционную партию», и ей приписывались те функции, которые осуществить мог только общественный класс.
Ишутинский кружок действовал, таким образом, в трех направлениях — пропагандистском, просветительном и заговорщическом. Для этого необходимо было расширить организацию и укрепить ее. Ишутинцы вели работу среди студенчества, привлекая его к своим просветительным начинаниям и вербуя наиболее решительных для конспиративной работы, связывались с остатками ранее существовавших кружков, устраивали производительные ассоциации для пропаганды социализма и бесплатные школы для воспитания детей в революционном духе.
Так, осенью 1864 года ими была основана переплетная артель, в которую привлекли и рабочих. С ними велись общеобразовательные занятия, и предполагалось в недалеком будущем передать им мастерскую для самостоятельного ведения дела. В январе 1865 года на имя кандидата Московского университета П. А. Мусатовского была — открыта бесплатная школа для мальчиков, а в феврале основана швейная артель на тех же началах, что и переплетная. Ее возглавляли сестры А. и Е. Ивановы, брат которых Д. Л. Иванов был одним из организаторов переплетной.
В швейной ассоциации с ее участницами также проводились занятия и читки литературы, в частности «Что делать?» Чернышевского. Весной того же года созрел замысел организации артельного чугуноплавильного завода в Калужской губернии. Инициатива в этом деле принадлежала судебному следователю А. — К. Маликову и мировому посреднику А. А. Бибикову, обратившемся за содействием к ищутинцам. Осенью 1865 года была заарендована ватная фабрика в Можайском уезде, которая тоже должна была превратиться в артельную. Тогда обсуждался план устройства и земледельческой ассоциации.
Таким образом, за два года ишутинцы успели довольно широко развернуть свою пропагандистски просветительскую деятельность. И хотя она велась в легальных или полулегальных формах, однако ее целью являлся не «мирный прогресс», а подготовка к революционному преобразованию России.
Даже уроки математики в школе Мусатовского использовались для пропаганды. Детям, например, задавался вопрос: что больше, единица или 72 миллиона? — чтобы внушить им мысль, что царь (единица) ничто перед 72 миллионами народа. На уроках естествознания, рассказывая о хищных птицах, объясняли, что орел в царском гербе символизирует хищную природу царизма.
Эта пропагандистски просветительская деятельность тесно переплеталась с идеей заговора против самодержавия. Г. А. Лопатин так характеризовал ишутинцев: «Несмотря на то, что схема так называемого каракозовского заговора отводила на первое время Самому народу очень мало места в насильственной перемене его участи, однако большинство каракозовцев были настоящие народники, питавшие реальные симпатии к народу, к черни, стремившиеся пропагандировать ему свои взгляды при каждом удобном случае, готовые помогать и материально и нравственно даже отдельным единицам, пока не пробил час помочь зараз всей массе путем низвержения давящего на нее гнета»{135}.
К 1865 году движение, возглавленное Ишутинским кружком, все более расширялось, пополняясь новыми людьми. Вокруг него образовалась целая сеть «дочерних» кружков. Разумеется, не все участники движения были в равной мере осведомлены о тайной деятельности заговорщиков или об их далеко идущих замыслах. Многие присоединялись только к просветительской работе.
Основное ядро кружка, вернее сказать, тайного общества, составляли, кроме Ишутина и Ермолова, Д. А. Юрасов, Н. П. Странден, М. Н. Загибалов — выходцы из дворянских достаточных семей. Несколько позже — в 1864 году — к ним присоединились В. Н. Шаганов (сын купца) и П. Ф. Николаев, кандидат Московского университета, сын чиновника и двоюродный брат Ишутина Д. В. Каракозов, происходивший из небогатых дворян, в семье которого и воспитывался рано осиротевший Ишутин. Каракозов перевелся из Казанского университета в Московский. К 1865 году не малую роль в основном кружке стали играть Д. Л. Иванов, выходец из совершенно обедневшей дворянской семьи, и особенно О. А. Мотков, сын вольноотпущенного дворового человека. Эти двое были на год моложе даже Ермолова. Душою кружка был Ишутин.
«Ишутинский кружок, с которым я познакомился еще летом 1865 года, — писал о них Худяков, — был одним из (замечательных явлений того времени. Идея добра соединила довольно тесно