бывших в Петербурге» и будто Худяков называл при этом Огарева «главным деятелем»{153}. В таком толковании слов Худякова есть несомненное преувеличение. Но самая склонность Огарева к заговорам, к конспирации могла служить почвой для более близких отношений его с Худяковым, В записях Худякова, в которых бред душевнобольного перемешан с какими-то действительными воспоминаниями, говорится: «Дворянин Н. Огарев, автор многих стихотворений, сотрудник «Колокола», живший в одной квартире с Александром Ивановичем Герценом много раз в России, Англии и Швейцарии, был родственник и друг последнего; с ним я видался по крайней мере раз пятнадцать…»{154}
Встречался Худяков в Женеве и с Н. И. Утиным, которого знал по Петербургу, и с М. К. Элпидиным, о чем есть несколько свидетельств. В упоминавшихся полубредовых записях Худякова вместе с этими попадались и некоторые другие имена политических эмигрантов — Л. И. Мечникова, В. И. Касаткина, Н. Я. Николадзе. По предположению М. М. Клевенского, это застрявшие в мозгу больного человека воспоминания о личных встречах. Среди этих имен нет имени А. А. Серно-Соловьевича, и это подкрепляет догадку Клевенского. Дело в том, что в те месяцы, когда Худяков был в Женеве, А. А. Серно-Соловьевич лечился в психиатрической больнице и Худяков видеться с ним не мог.
Было бы очень важно выяснить, выезжал ли Худяков из Женевы, в частности в Италию, где в это время находился М. А. Бакунин. Но этими сведениями мы, увы, не располагаем: архивы Бакунина находятся за рубежом. Упоминание его имени в связи с женевской поездкой Худякова встречается в показаниях Ц. В. Ведерникова и А. М. Никольского, но они настолько глухи, что ре могут служить опорой для вывода о встрече Худякова с Бакуниным. По словам Ведерникова, Худяков рассказывал, что Бакунин «живёт в Италии, занимаясь там живописью»{155}.
Приезд Худякова в Женеву дал известный заряд деятельности политических эмигрантов, почти утративших контакты с революционным подпольем в России. По свидетельству Н. Я. Николадзе, с приездом Худякова было связано устройство русской типографии в Женеве — типографии М. К. Элпидина. По другим данным, благодаря Худякову Элпидин стал издавать журнал «Подпольное слово», два выпуска которого вышли в 1866 году{156}. Дал ли он средства на оба эти предприятия или же только подсказал самую мысль, мы не знаем. Деньги у Худякова были: кроме врученных Ишутиным, он располагал тысячью рублей, подаренных Леонилле к свадьбе, которые она пожертвовала для общественных дел и которые, как писал Худяков, он издержал «на чужие нужды»{157}.
После смерти Худякова в эмигрантской газете «Общее дело» был опубликован его небольшой мемуарный очерк о цензуре, в котором рассказывались его собственные цензурные мытарства{158}. В 1901 году этот очерк М. К. Элпидин переиздал отдельно книгой под заглавием «Отец Макарий в пьяном и трезвом виде». В «Опыте автобиографии» имеется лишь весьма сжатый рассказ о том, что подробно описано в этом очерке. Он, должно быть, писался в Женеве и, возможно, для будущего «Подпольного слова».
Лопатин в своих воспоминаниях сообщает: «Если не ошибаюсь, перу того же Худякова принадлежала и маленькая заграничная брошюрка, украшенная крестом и озаглавленная «Слово св. Игнатия» или просто «Св. Игнатий». Это был сборник священных текстов (с точным указанием на цитируемые места), говорящих против царей, властей, господ, богачей и всех современных зверских порядков»{159}. Речь шла о брошюре «Для истинных христиан. Сочинение Игнатия», выпущенной в Женеве в 1865 году, то есть, возможно, в то время, когда там находился Худяков. На этом ли основании или по другим сведениям «безоговорочно приписывает эту брошюру Худякову сибирский публицист Белозерский, человек (как мы увидим далее), близко стоявший к Г. Н. Потанину и Н. М. Ядринцеву и весьма осведомленный о многих фактах биографии Худякова и его рукописного наследства. Несомненным автором брошюры считал Худякова и М. М. Клевенский, сославшийся дополнительно на слова Худякова в письме из Женевы к родителям: «Я пишу кое-что…»{160} Поддержал это мнение и Л. Н. Пушкарев, отметивший общность высказанных в брощюре идей с мыслями, отраженными в других работах Худякова{161}.
Брошюра «Для истинных христиан» вопреки своему названию — атеистическая книжка, отвергающая церковные догмы (посты, поклонение иконам и мощам), оправдывающая ереси («…часто называют еретиками людей, говорящих истину»), проводящая идеи демократии (начальники — слуги народа) и крестьянского социализма, идеи общественной собственности, разделяемой в соответствии с нуждами каждого. Все это изложено в форме проповеди, опирающейся на священное писание. Между прочим, Трофимов в своем донесении особо отмечал, что «Худяков хорошо знает св. писание, особенно Ветхий завет» и на его, Трофимова, вопрос, откуда у него, закоренелого материалиста, отрицающего бытиё бога, такие знания, отвечал, что изучал священное писание как исторический источник{162}. Это свидетельство может служить дополнительным, хотя и косвенным, доводом в пользу мнения об авторстве Худякова.
Три экземпляра этой брошюры были в 1866 году найдены на Соборной площади в Саратове{163}. Ишутинец Д. Л. Иванов показывал, что видел ее у Моткова, который говорил, что отпечатана она в Женеве и написана, должно быть, В. И. Кельсиевым. Один из позднейших участников Ишутинской «Организации» Ф. П. Лапкин, сообщал, что эта брошюра была у бельского мещанина А. Иванова и что Иванов утверждал, будто она печаталась в России и ее издателем был «какой-то Елисеев, писавший в «Современнике» статьи под псевдонимом «Грицко». При обыске у юнкера Александровского военного училища в Москве Н. Овсяного, причастного к ишутинцам, было найдено 120 экземпляров литографированного креста с надписью «Для истинных христиан», которые ему якобы передал также причастный к делам ишутинцев прапорщик В. М. Алексеев{164}. Это наводит на мысль, что Худяков (а может быть, Леонилла) привез брошюру в небольшом количестве экземпляров с расчетом размножить ее в России литографическим способом.
Но главным итогом поездки Худякова явились не его литературные труды, а нечто более серьезное и важное, оказавшее решающее влияние на дальнейшие планы революционного подполья в России.
17 ноября, оставив в Швейцарии жену, Худяков выехал в Петербург и по приезде, по отметив даже паспорта в полиции, немедленно отправился в Москву для сообщения ншутинцам важного известия: за границей создан тайный европейский заговорщический центр, имеющий свою агентуру в виде национальных организаций во многих странах и замышляющий революцию как всеевропейскую акцию. В следственных материалах этот центр назывался Европейский революционный комитет.
Исследователи долгое время считали, что речь шла о Международном товариществе рабочих, созданном К. Марксом. М. М. Клевенскпй, посвятивший особую статью вопросу о Европейском комитете, пришел к выводу, что сведения о реальном факте — I Интернационале, — сообщенные Худяковым, Ишутин, склонный к мистификациям, расцветил собственными фантастическими домыслами и превратил в тайный заговорщический центр. Однако донесения Трофимова показывают, что то, что Клевенскпй считал ишутпнекой мистификацией, исходило от самого Худякова. Не доверять Трофимову в