Прошло несколько лет, и Элиан начал создавать орден рыцарей престола, которых вскоре прозвали эльдарами. Прозвище прижилось, став со временем официальным названием. По каким критериям его величество отбирал людей, никто не понимал, однако мало кто отказывался от высокой чести. Немало младших сыновей благородных родов приняли из рук императора серебристо‑серые плащи с серебряными шнурами. Одно только «но»: став эльдаром, человек навсегда покидал родной дом… Да и менялись рыцари престола, страшно менялись. Все, что волновало обычного человека, переставало существовать для них. Мало того, каждый из них становился магом ненамного слабее самого императора, не имея в прошлом ни крохи магических способностей. Как такое могло быть? Ученые и маги Академии только руками разводили, если у них спрашивали об этом. По всем законам магии – это невозможно. Способности мага врожденные, и никакое обучение не могло помочь человеку, не имеющему дара Единого. Но его величество слова «невозможно» не признавал и много раз сдвигал пределы возможного.
Прекрасный пример – объединение боевых школ, ненавидящих друг друга, в единое братство. Элиан при помощи патриархов школ разработал несколько новых стилей боевого мастерства, ставших со временем общепринятыми среди горных мастеров.
Страна развивалась и богатела, тысячи торговых и военных кораблей бороздили океаны, возвещая славу Элиана. Даже с орками император исхитрился заключить союз, чего до него не случалось. Краснолицые воевали с людьми и эльфами на уничтожение испокон веков, не желая идти ни на какие компромиссы. К тому же последняя война, во время которой орков вытеснили за Орванский перешеек, закончилась немногим больше двухсот лет назад, и краснолицые все еще люто ненавидели победителей. Чем сумел заинтересовать урук‑хай император, как добился мира? Предположений высказывались тысячи, только правды не знал никто.
К сожалению, вторая древняя раса, эльфы, после заключения договора с Оркограром объявила империю злом и прекратила общение с людьми. Остроухие отгородились на юге Аладана барьером мертвого леса, пройти который не мог даже маг, не говоря уже об обычном человеке. С тех пор элианцы не видели ни одного перворожденного, кроме как на гравюрах, и со временем забыли, как те выглядят. Тинувиэль был первым эльфом, рискнувшим появиться в империи. Лек искренне надеялся, что не последним.
– Это была даже не легенда. – В глазах ремесленника появилась легкая грусть, лицо помрачнело. – Обрывок рукописи, написанный, судя по контексту, одним из первых эльдаров. А может, и вообще первым…
Лек бросил настороженный взгляд на Энета. Тот тоже выглядел удивленным. Было отчего. Из речи Марана внезапно начисто исчезли просторечные словечки, он начал говорить совершенно правильно, как говорили только образованные люди. Юноша снова насторожился. Что‑то здесь было не так… Хотя горшечник сказал, что когда‑то послушничал в монастыре, а монахов тоже обучали высокому стилю лаарского. Может, он вспомнил прошлое, и привычная когда‑то речь вернулась сама собой?
– Начало я запомнил дословно, – продолжил Маран, он выглядел в этот момент властным и решительным, ничуть не походящим на простолюдина. – Слушайте.
«Кто я? Да разве это имеет какое‑нибудь значение? Нет. Я сам давным‑давно позабыл имя, данное мне при рождении. Слишком много путей пришлось пройти с тех пор, как меня в последний раз называли им. Но я хотел рассказать вам не о том. Я хотел рассказать о человеке, который стал для меня всем. Другом, братом, отцом и учителем. Наверное, вы слышали о нем. Многие считают его чудовищем, выползшим из ада. Единый им судья. Я говорю об императоре Элиане. Учитель покинул нас десять лет назад, я тоже очень стар и доживаю оставшиеся мне немногие годы в этом маленьком монастыре. Отец‑настоятель убедил меня написать правду. Я согласился, хотя до сих пор сомневаюсь, что эта правда кому‑то нужна. Люди верят только в то, во что хотят верить. Иначе не бывает. Но мне все равно. Напишу так, как видел и знал. Конечно, я не знал всего, да и не мог знать, несмотря на всю мою магическую силу. Как мне смешно слышать за спиной настороженный, злобный шепот: „Эльдар… Чудовище… Проклятый колдун… Убийца…“ Глупые вы люди. Поймите, я не имею права использовать Силу ради себя. Только ради вас. Даже если буду умирать от голода, я не имею права наколдовать себе кусок хлеба. И ни один из нас не имел и не имеет такого права. Но вы видите только то, что вам говорят ваши глупые предрассудки. Что ж, это ваш выбор и отвечать перед Создателем за него тоже вам самим. Поэтому моя рукопись навсегда останется в монастыре, вы ее просто не поймете. Извратите и испохабите. Но даже в ней я не выдам тайн, способных помочь нашим врагам разрушить созданное Учителем. Я просто хочу рассказать историю прихода великого императора…»
– К сожалению, дальше дословно не помню… – развел руками горшечник. – Да и прочесть я сумел меньше трети рукописи, остальное сожрали мыши.
– Мыши? – разочарованно вытянулось лицо Энета. – Какая жалось! Я бы непременно добрался до этого монастыря… Рукопись одного из первых эльдаров? Это же невероятная ценность! Ее любой университет за какие угодно деньги купит!
– Я вас прекрасно понимаю и полностью согласен, – огорченно вздохнул Маран. – Когда я понял, что большая часть пергамента превратилась в труху, то сам едва не плакал. Увы, почти полторы тысячи лет прошло, срок немалый.
– Но хоть треть сохранилась? Я сообщу декану исторического факультета Тарсидарского университета, он пошлет гонцов, сколько запросят, заплатит…
– К сожалению, она осталась только в моей памяти, – скривился горшечник. – Когда отец‑настоятель узнал, что помощник библиотекаря нашел рукопись эльдара, то немедленно сжег «еретические писания грязного колдуна» под торжественные песнопения… Это меня настолько потрясло, что я сбежал из монастыря. С тех пор ноги моей в храме не было и не будет!
– Церковь… – гадливо скривился Лек. – «Святые» отцы считают, что им дана монополия на истину. Честное слово, слишком много его величество фанатикам воли дал. Давить их надо без жалости, как клопов!
– Нельзя, – отрицательно покачал головой Энет. – Будет бунт. Страшный, кровавый бунт. Самых одиозных нужно останавливать, они готовы предать анафеме саму империю, требуя, чтобы «грязные колдуны» отдались на суд «мудрых и справедливых» карвенских первосвященников и пошли на костер. Долго не знали, что с такими делать, пока кто‑то из императоров не нашел прекрасный способ борьбы с ними. Убивать их глупо, сделают знаменем, превратят в великомучеников и объявят святыми. А их идеи укоренятся.
– Но как же тогда с ними бороться? – растерянно взглянул на ученика Лек.
– Их выставляют смешными. Когда люди над кем‑то смеются, то не воспримут всерьез идей, высказываемых этим кем‑то.
– Отлично! – одобрил Храт, желтые глаза орка искрились весельем. – Не, лучше не придумать.
– Согласен, – улыбнулся Энет. – Фанатикам подстраивают разные безобидные, но смешные ловушки. Наверное, наш Санти многое мог бы предложить. Как, рыжий, придумаешь что‑нибудь интересное для «святых» отцов?
– У‑у‑у… – протянул расплывшийся в улыбке скоморох. – Я им такого понапридумаю…
– Я тебе придумаю! – погрозил ему кулаком едва сдерживающий смех Лек. – Нашелся мне тут борец с фанатиками. Честное слово, только попробуй. Выломаю лозину, спущу штаны и выпорю.
– А я помогу! – довольно осклабился Храт. – С большим удовольствием.
– Лучше не надо! – бодро отозвался рыжий, на всякий случай отодвигаясь от наставника подальше.
– Вот ведь бедовый… – пожаловался Марану юноша. – На минуту без присмотра оставишь, обязательно чего‑нибудь натворит. Никак не может успокоиться.
– Сам в юности таким был, – ухмыльнулся тот. – Сколько меня еще в монастыре за разные выходки пороли бывало. Но со святошами иначе нельзя, молодой господин. Отец‑настоятель, кстати, поплатился за свой поступок. Кто‑то из нынешних эльдаров узнал об уничтожении древней рукописи. Бог его знает как, но узнал. После этого вандал несколько лет щеголял с огромными ослиными ушами и при попытке прочесть проповедь только ревел трубным гласом. Даже монахи от смеха корчились. Вы только представьте себе… Выходит на амвон надутый спесью отец‑настоятель, откидывает капюшон сутаны, и всеобщему обозрению открываются мохнатые, покрытые паршой и крупными вшами уши в локоть длиной. Не замечая перешептываний изумленных прихожан, начинает проповедь. Но все слышат только одно: «Иа! Иа‑Иа! Иа‑Иа‑Иа!» Тут уж люди не выдержали, по полу от хохота катались.
– Вау! – восторженно воскликнул Санти. – И я бы лучше не придумал!
Лек представил себе конфуз толстого монаха и совершенно неприличным образом заржал. Хорошо эльдар осадил фанатика, великолепно просто. Это куда действеннее, чем прибить. Кто станет относится всерьез к настоятелю, ревущему подобно ослу при попытке что‑нибудь сказать? Да никто! Разве что самые фанатичные идиоты, а таких, слава Единому, немного.