Space Oddity
Плоскость небес натянув на трёхмерный каркас,Я выхожу в незапятнанный опытом космос –Дэвидом Боуи спетый наземный приказ –И в Монолит утыкаюсь: и лёгкость, и косность…
Мой монолог, преломлённый сквозь призму зимы,Вдруг распадётся разменною мелочью МорзеИ раздвоится на чёрный и белый шумы…Только бы орган глаголанья насмерть не смёрзся.
Мозг, утомлённый загадками сфинксов и бездн,Мстит невесомостью, мздит мне в копилку опилок.Я выбираю, чего обходиться мне без,Не успеваю, и звёзды стучатся в затылок.
«Этот чёрный воздух не отравлен…»
Этот чёрный воздух не отравлен,В этом белом снеге яда нет.Просто ночь, набухшая над кровлей,Больно много помнит сигарет.
Я стою, замёрзший, невредимый,И курю, и мой невидим дым,А со всех сторон большого домаСнег скрипит на разные лады.
Это жизнь тихонько окружает,Вздумав напугать. Я не боюсь.Шарфик растрепался, ветер – в шею.Ночь болит, набухшая, как флюс.
«Кто тебя научил ненавидеть, уже неважно…»
Кто тебя научил ненавидеть, уже неважно.Всё уже сделано, пробки повылетали.Мальчик, что был отважно таким бумажным,Нынче взрывоопасен – пропан-бутан.
Вера в любовь заменяется верой в ярость.Бог из машины – на месте того, в деталях.Белый ли, алый – пофиг! – порвали парус.Каяться не в чем. И молча глядишь в стакан.
Выжить (не подвиг) – всегда в списке дел на завтра,Впрочем, оно давно не в приоритете.Мальчик, светло мечтавший стать космонавтом,Нынче мечтает уехать, куда глаза…
Чистить бассейны, а может быть, стричь газоны,Лайкать и постить что-нибудь в интернете,Всем говорить, что прекраснее АризоныНет ничего, и в серьге её – бирюза.
Всегда был
У меня отобрали веру в будущее продолженное.
Оно больше не набухает в моих снах,не когтит меня по утрами не просит добавки.Сказали: гангрена, – и ампутировали.Сказали: физиотерапия.Сказали: скажи спасибо.
А за что благодарить,если я мучаюсь фантомными болями?
За что благодарить,если протез нужно кормитьзапрещёнными заморскими препаратами,а каждый пандус ведёт в тупик?
За что говорить спасибо,если все возможные завтра стали сегодня,а сегодня превратились во вчера?
Теперь я никогда не буду,теперь я всегда естьили был.
После нас – хоть потом
Часы у берендеев были под запретом – все, кроме солнечных.
Евгений Лукин
…ты замечаешь:вместо «моя страна»говоришь «эта страна»,
ловишь себя на том,что уже третий часрассматриваешь гуглокарты,сравнивая штаты «солнечного пояса»:на востоке – много чёрных,на западе – мексиканцев,в Канзасе – ковбоев,во Флориде есть свой Санкт-Петербурги зовущий целоваться Киссимми,в Джорджии – свои Афины,в Техасе – Париж и Одесса,в Колорадо легализована марихуанаи там Денвер – город высотою в милю,зато в Аризоне – Большой каньон,а живя в Финиксе,становишься финикийцем,как бы далёким-далёким потомкомсоздателей того алфавита,далёким-далёким потомком которогоявляется латиница, –
обо всём этомпишешь кириллицей,которую надеешься
забыть…
«Он выживал, пока вокруг стоял немеркнущий день…»
Любой, имеющий в доме ружьё...
СплинОн выживал, пока вокруг стоял немеркнущий день,Он падал в озеро и плавал без рук.В его распаханных глазах цвела седьмая сирень,А первых шесть уже прошли сквозь чубук.
Из года в год он повторял один и тот же сюжет:Набив огрызками грозы капюшон,Шёл по обрыву над закатом, чтобы насторожеБыл каждый злой из тех, кто вооружён.
И если всё, что невозможно превозмочь и облечь,Его когда-нибудь найдёт и убьёт,Розеттский камень отыщи, переведи его речьИ будь готов сорвать последний джекпот.
«В нашем завтрашнем дне как-то слишком просторно для сна…»
В нашем завтрашнем дне как-то слишком просторно для сна,Для спокойного сна, под которым легко не проснуться.Нам не светит с тобой ни хрена,Нам не светит уже ни хрена,Мы почти захлебнулись в безжалостном Море Поллюций.
Из-под пяток уходит когда-то живая земля,Над макушкой смыкаются волны густого эфира.Если кто-то и был у руля,То теперь предпоследнее «бля»Издаёт так, как будто стоит на вершине Памира.
И восторг в наших лёгких мешается с тёмной водой,Но кому припекло, а кому и всего лишь пригрело.Впереди ослепительный знойИ медузы стоят за спиной.От такого конвоя само расслабляется тело.
С каждой новой ступенькою вниз мы растём на вершок,Но кому-то придётся за нас разобраться в ответе.Только в завтрашнем дне хорошо,Я готовлюсь пустить корешокВ океанское дно, на котором никто нам не светит.
«Выбери берег моря, покуда жив…»
Выбери берег моря, покуда жив,Вырви из механизма свою пружинку,Чтобы в кармане звякнувшие гроши,Не заглушали мыслей твоих сурдинку.
Память освежевав и карандаши,Вывернув наизнанку шайтан-машинку,Всю свою жизнь по-взрослому запиши,Будто тебе ни разу никто не шикнул.
Будто бы всё, что здесь голышом пуржитИ за снежинкой лепит в окно снежинку,Не обещало обморочной маржи,А выдавало трещинку и морщинку.
Выживи напрямик из такой глуши,Где ни один почин не возьмут в починку.Сам себя, словно рыбу, распотроши,Только б сквозь ворох волн доносилось cinque.
«…и вот её лицо в простой оправе…»
…и вот её лицо в простой оправе,А я не забываю ни о чём.Мне надо масла выпить, надо вставитьДве батарейки в левое плечо.
И снова пару ветряков погнулоПесчаной бурей, захромал брамин,А в городе – мигрантов из КабулаОпять на долгосрочный карантин.
В подвале выцветают мониторы –Пора менять, и митинг за праваАндроидов разогнан был в которыйУж раз… Но это всё слова, слова…
А их уже делами не исправить.Исправили уже. По всей Земле.И лишь её лицо в простой оправеПередо мной сияет на столе.
«Он выжидал и распространялся, пока не выжил…»
Он выжидал и распространялся, пока не выжил.Сошёл сума пару раз, но вернулся на Main Street.В его ногах правды не было, правда была чуть выше.По крайней мере, так он сам говорит.
Он, вообще, говорит очень много и много пишет.Его не парит, что собеседник всегда сокрыт.Да за каким сократом ему скрываться, покуда с вышекНикто не смотрит за теми, кто не обрит!
Остановивши своё верченье, он жадно курит,Как будто сам себя осудил и уже вердикт,Хотя давным-давно все изауры и зауриНашли родителей, поживают себе в Перди.
А он, закрывшись от всех на смерти антиАОНом,Всё так же дышит, распространяя себя как вид,Но быть ему бражником, аполлоном и махаоном,Пока не закончатся бражка и алфавит.
«Мысли о море лучше живого моря…»
Мысли о море лучше живого моря –Первый закон любого хикикомори.Нет ничего хорошего в том просторе,Что за окном и порогом расставил сеть.Выйди вовне, и станешь одним из многих,Скользок и круглорот на манер миноги,Будешь кричать о Гойе и перемоге,Встав на котурны, чего-то желать, борзеть…
Всё, чего ты касаешься, есть в квартире;Всё, чего не касаешься, – в палантире;Все ведь в итоге окажемся там, в надире,Так что иных направлений по сути нет.Вера в себя не требует веры в прочих.Весь этот мир – скопление одиночек.Можно в графе «контакты» поставить прочерк,Выключить музыку и отложить планшет.
«До столкновения в лоб оставалось не так уж мало…»
До столкновения в лоб оставалось не так уж мало.Он мог бы откинуться в кресле и закурить,Когда б не мешало надвинутое забралоИ сам скафандр, исключавший любую прыть.
В такой траектории он был уверен сразу.Четырежды перепроверил и вёл себе, не спеша.Пришлось отключить корабельный искусственный разум,А то истерил, верещал и пытался свернуться в шар –
Защитная функция. В космосе шар – первичен,А что не сферично – доступно в кривых Безье.Всяк вынужден отказаться от многих земных привычек,И все равноправны: и мистеры, и месье.
Но каждый по-прежнему волен поставить датуНа правом конце траектории и тире.И он ни о чём не жалеет. Он – шар… Он – атом…
Татьяна Акимова