упускаю возможность сдвинуть всё с мёртвой точки; с другой — испытываю странное облегчение, что можно не мучиться и просто лечь спать. Смирившись с тем, что всё равно ничего изменить не получится, иду в свою комнату, приглашаю свет бра, сбрасываю халат и торопливо забираюсь под одеяло. Промёрзла до чёртиков. Свиваюсь в клубочек, пригреваюсь, почти засыпаю и в этот момент раздаётся деликатный стук в дверь.
На секунду теряюсь от необходимости выбирать. Можно не отвечать и просто притвориться спящей — он уйдёт к себе, я высплюсь, а завтра продолжаться наши посторонне-соседские отношения. Или же, можно ответить, позволить ему войти и тогда… Второй вариант меня пугает больше, но что если это наш последний шанс?
— Входи, — выкрикиваю поспешно, боясь, что если помедлю ещё секунду, то просто не смогу выдавить из себя ни звука.
Митя заходит в комнату и, не отводя от меня взгляда, приближается к постели:
— Маша, прости, что беспокою. Я на минуточку. Хотел поблагодарить тебя за сегодняшний вечер. Спасибо, за эту непринуждённость. Мне на секунду показалось, что ты меня ненавидишь чуть меньше…
— Я не ненавижу тебя, Мить. Если бы это было так, то меня бы тут точно не было. Просто ты меня сильно обидел. И эта обида до сих пор гложет моё сердце. И дело не столько в Кате, сколько в нас. Я думала, что мы с тобой — одно целое, что наши свадебные клятвы — не пустые слова. И да, в радости мы с тобой реально вместе, а вот в горе… Когда говоришь это вслух — всё звучит так претенциозно, напыщенно и глупо. Но — это на самом деле то, что я чувствую, что я испытываю…
— Я понимаю, Маш, — он опускает голову, потом поднимет глаза, пересекается со мной взглядом. Вижу тоску, смятение, раскаяние. Больно за нас обоих.
— Солнышко, мне очень жаль и я постараюсь всё исправить, — говорит он, потом наклоняется и нежно касается губами моей щеки, — Спокойной ночи, милая. Самых чудесных тебе снов…
Чувствую, что глаза просто разъедает от соли подступивших слёз. Толком не отдавая себе отчёта в собственных действиях, подчиняясь лишь какому-то глубинному порыву, обвиваю руками его шею. Его запах, тепло его тела — будят воспоминания о времени, когда всё было хорошо, не дают мыслить рационально. Глаза закрываются сами собой и я, уже абсолютно не отвечая за себя, жадно ищу своими губами его губы. Целую его, целиком отдаваясь внезапно нахлынувшим чувствам. Нет, это не плотская страсть. Не только… Скорее — это желание почувствовать то, что было до всей этой давешней жести. Отчаянная потребность любить и быть любимой, отдавать и получать, быть нужной. Необходимость снова ощутить себя желанной, заполнит внутреннюю пустоту.
Он отвечает на мой поцелуй. Целует сначала нежно, потом всё более требовательно. Его руки проникают под одеяло, жадно шарят по моему телу. Одной рукой он гладит, ласкает, слегка сжимает мою грудь. Другой продвигается ниже, скользит ладонью по моему животу, задерживается на секунду, потом спускается к бёдрам.
— Мыыышка, — отрывается от моих губ, шепчет хрипло, целует шею, прикусывает мочку уха, — Соскучился, сил нет! У меня от тебя крышу сносит.
Его пальцы проникают между моих ног, ласки становятся более горячими, развязными, откровенными. На мгновение теряю контроль, подаюсь навстречу. Он опять припадает к моим губам, не убирая левой руки, правой начинает возиться с замком своих джинсов.
«Боооже, что я творю!» — приходит неожиданное просветление. Мне же ещё две недели про секс даже думать нельзя.
— Нет, Митя! Остановись, — извиваюсь, выскальзывая из его захвата.
Митя смотрит на меня, горячечным, обезумевшим от страсти взглядом. Не отступает. Спускает штаны, наваливается сверху, подминает под себя, не давая возможностей для манёвра.
— Мышка, ты что? Это игра такая, да? — горячо дыша хрипит мне в ухо, — Иди сюда. Блин, я взорвусь сейчас.
Он вклиниваться между моих ног, напирает, не обращая внимания на моё возражение. Плотнее стискиваю бёдра, упираюсь руками в его грудь, отталкиваю.
— Митя, стой! Уйди! Мне нельзя ещё.
А что если он опять проигнорирует мои слова, продолжит, завершит начатое? Что я смогу сделать? Мы же в доме совсем одни. И ведь всё вот это я сама только что спровоцировала. Но в тот момент у меня даже мысли о сексе не было. Просто хотелось невинной ласки, тепла. Хотелось просто побыть рядом…
На мгновение на меня паника накатывает. Но Митя, на этот раз, подчиняется моей просьбе. Скатывается с меня, слегка отодвигается и ложится рядом. Откидывается на спину, закрывает глаза, дышит тяжело, хрипло. Лежит так минуту, потом успокоившись, притягивает меня к себе под бочок, нежно обнимает одной рукой, а второй поглаживает мои волосы.
— Маш, прости, — выдыхает он, — Подумал, что ты просто так меня заводишь. Совсем чёт голова поплыла.
— Ничего, Мить, всё хорошо, — успокаиваю, прижимаясь щекой к его груди, — Я не ожидала, что нас так понесёт. Сама виновата, нужно было раньше тебе об ограничениях сказать.
— Всё нормально, Мышка, не переживай. И как долго нам нужно будет воздерживаться?
— Ещё пару недель… Потерпишь?
— Не скажу, что меня эта перспектива сильно радует, но конечно, — улыбаясь соглашается он, — Ну и, кроме того, особого выбора у меня нет… Главное сейчас — это твоё здоровье.
Он наклоняется, зарывается лицом в мои волосы, целует в затылок.
— Маш, — шепчет, поглаживая рукой мою спину, — можно мне сегодня лечь спать у тебя? Обещаю, быть разумным и сдержанным. Просто сейчас вот уютно так, хорошо. Не хочу уходить. Не могу уже выносить это одиночество…
Глава 27
Пока Митя на работе, решаю провести гениальную уборку. Вычистить дом от малейших следов присутствия Кати. Надеюсь, что это хоть как-то поможет мне справиться с остаточным ощущением гадливости и неприятия собственного жилья. Если убрать раздражающие триггеры, то, может быть, мне будет легче подавить гнетущие воспоминания.
Достаю из кладовой новые шторы. Свекровь ещё весной подарила пару роскошных комплектов. На тот момент, меня и наши вполне себе устраивали, поэтому подарок отправился до лучших времён в кладовую. Но сейчас, видимо, самое время сменой интерьера заняться.
Начинаю с нашей с Митей спальни. Учитывая, что мне предстоит тут спать, не хочу, чтобы что-то, лишний раз, провоцировало болезненные ощущения.
Притаскиваю из кладовой стремянку. Снимаю старые коричневые портьеры и водружаю на их место новые, бархатные, нежно-персиковые, с набивным золотистым узором. Комната как будто бы сразу светлее и теплее становится.
Перевожу взгляд на постель. Сегодня на ней не тот комплект, что был в день моего трагического