Та пятится, делает неверный шаг, падает на колени и, не пытаясь встать, поднимает зареванное, измазанное потекшей тушью, лицо. Смотрит то на меня, то на него. Взгляд загнанный, полный ужаса и боли.
— Катя! Что ты творишь?! Что это, нахрен, было?! — кричит на неё мой муж, — Ты в своём уме, вообще?!
— Мииить, — воет она в голос, — Я не могу так больше! Не могу переносить её ненависть, не могу врать ей прямо в глаза! Так нельзя! Это неправильно! Как бы там ни было, но она, всё же, моя сестра. Почему ты не соглашаешься сказать ей правду?!
— Какую, нахер, правду?! — рычит Митя.
Он бледен как стена и, при этом, его буквально трясёт от ярости. Мне даже немного страшно становится. Никогда ранее его таким не видела.
«Ну и куда же делся наш галантный и обходительный муженёк? В тихом омуте, Машенька, в тихом омуте…» — ядовито хихикает во мне та, вторая, злобная я.
— Правду о том, что мы любим друг друга! Ты же обещал, что всё решишь и будешь со мной! Но я не хочу решать это вот так. Не хочу больше её с ума сводить! Пусть забирает половину имущества. Митенька, деньги того не стоят! Мы сами всё заработаем. Я выучусь и у меня будет хорошая зарплата, не хуже чем у неё… — Катя говорит скороговоркой, прерываясь лишь на судорожные всхлипы.
На Митю смотреть жутко. Он теперь не бледный, а зелёный какой-то. Его кулаки судорожно сжимаются и разжимаются. Он делает шаг в сторону Кати.
— Мразь! — выдыхает мой муж, — Какая же ты мразь! То, что она видела — это правда? Чем ты меня накачала, сука?!
Катя всхлипывает, ползёт к нему, цепляется за его колени.
— Мииить, хватит лжи! Пожалуйста! Ты же говорил, что любишь меня! Я же и тогда при ней всё это сделать согласилась, только ради тебя, ради нас…
Митя морщится брезгливо, отпихивает её ногой.
— Собирай свои вещички, тварь, и чтобы через пять минут тут духу твоего не было. Иначе я за себя не отвечаю! — рычит он.
— Мить, я ни куда не пойду! Ты использовал меня. Ради тебя я предала сестру, пожертвовала её любовью. Неужели ты думаешь, что можешь просто так взять и вышвырнуть меня из своей жизни?! — истерично кричит Катя.
Вижу, что у мужа последняя планка падает. Прежде, чем успеваю вмешаться, он бросается к моей сестричке, хватает её за волосы и заносит кулак для удара. Катя взвизгивает, отклоняется, пытается заслонить лицо руками.
— Не трогай её! — одёргиваю я мужа.
Он останавливается, разжимает пальцы. Сестричка поскуливая отползает на пару шагов, смотрит на меня затравленным взглядом.
— Маша, можно я до утра останусь? Куда я пойду сейчас, на ночь глядя?
— Это не мои проблемы. Что расселась? Иди, собирай своё тряпьё и убирайся отсюда. И скажи спасибо, что я полицию не вызвала.
Иду за ней следом, слежу, как она вещички укладывает.
— Маша, не верь ему! Это он всё придумал. Я правда не хотела, но он меня соблазнил, обманул. Я же девочкой была — он мой первый мужчина. Втюрилась в него, как дура. Я думала, что он действительно меня любит. Прости меня! Я так перед тобой виновата. Только скажи, что у меня есть шанс всё исправить! — она застёгивает чемодан и предпринимает ещё одну попытку надавить на жалость.
— Нам больше с тобой говорить не о чем, — грубо обрезаю я её причитания и киваю ей в сторону выхода, — Свали уже. Загостилась!
— Мама расстроится… — всхлипывает Катя.
— Ну вот сама ей позвонишь и объяснишь всё. Пусть послушает, как со мной обошлась её младшая и любимая дочурка.
Когда Митя выводит мою сестричку за дверь, я вздыхаю с облегчением. Сложно вычёркивать из жизни тех, кого когда-то любил. Хорошо, что этот этап уже позади.
Сажусь на диван, откидываюсь на спинку, прикрывая глаза. В голове пустота звенящая. Не могу сконцентрироваться, не могу нормально обдумать, как быть дальше. Устала до чёртиков!
Митя возвращается, подходит ко мне, садится рядом и пытается обнять.
— Не трогай меня, пожалуйста, — дёргаю плечом, скидывая его руку.
Муж послушно отодвигается, опускает голову, закрывает лицо руками.
— Я полный кретин, Мышка, — говорит он глухим, безжизненным голосом, — Но пойми, мне и правда было сложно поверить в то, что ты мне тогда рассказала. Я очень сожалею! Понимаю, как ужасно это выглядело. Прости за недоверие, за то, что встал на её сторону. За то, что позволил какой-то мелкой твари рассорить нас. За всю ту боль, что я тебе, пусть ненамеренно, но причинил. Что мне сделать, чтобы ты меня простила?
Молча встаю и ухожу в гостевую комнату. Закрываю за собой двери. Не сейчас, Митя! На сегодня мне разговоров более, чем достаточно.
Глава 23
Волны мягко набегают на берег — ластятся, расслабляют, убаюкивают, нежно касаясь наших ног своими тёплыми, бархатистыми языками. Высоко в небе носятся неугомонные чайки. Галдят, вплетают свои голоса в шум прибоя и в шелестящий шёпот морского бриза. Если бы я была волшебницей, то приказала бы времени остановиться, чтобы это мгновение никогда не кончалось, растянулось в века, длилось вечно.
Мы сидим на самой кромке пляжа, на стыке двух миров, двух стихий, бок о бок, полуобнявшись. Прижимаюсь к нему ещё теснее, напитываюсь его теплом, прогреваюсь и наполняюсь до краев концентрированным нектаром безмятежности и счастья.
В паре шагов от нас, по колено в воде, резвится наш трёхгодовалый сын. Набежавшая волна, заигравшись, сбивает его с ног и тут же поспешно отступает, словно засмущавшись. Малыш плюхается попой в хрустальную воду, поднимает искрящуюся взвесь бриллиантовых брызг, смеётся заливисто. Мой маленький отважный ангелочек! Ещё такой кроха, а уже не боится заигрывать с древним гигантом.
— Иди сюда, лапонька, — зову я его, не в силах больше бороться с острым желанием немедленно заключить малыша в объятья, расцеловать смешливую мордашку, почувствовать тепло его тела, его пьянящий запах.
Сын оборачивается и бежит в мою сторону. Его личико светится радостью:
— Мама! — кричит он восторженно и тянет ко мне ручонки…
— Маш, — просыпаюсь от деликатного стука в двери, — Я тебе завтрак приготовил.
Вот же блин! Ну и зачем он выдёргивает меня из мира, где всё хорошо и где я так счастлива?! Чувствую, что буквально пламенею от злости и раздражения. Соскакиваю с постели, распахиваю настежь двери и…
— Я подумал, что ты соскучилась по нему, — говорит Митя и кивает на чашку с крепким чёрным и безумно ароматным свежесваренным кофе. На подносе, рядом с бокалом,