Читать интересную книгу Две дороги - один путь - Тамара Михеева

— Да-а, — пробормотала Петька, чувствуя, что её собственный страх куда-то уходит, а вместо него появляется решимость. А когда Олежка сказал: «Глупо, конечно, но я тоже страшно волнуюсь, даже в туалет постоянно охота…», — Петька поняла, что надо что-то делать. Она подошла к Егору и шёпотом потребовала:

— Дай мне горн.

— Вот тебе раз! — удивился Егор. — Ты же хотела у костра играть, для Денька.

— Ну, дай! Мне сейчас важнее. Что ты такой упрямый?

Весь этот месяц после репетиций Петька бежала в дом над обрывом. К Егору и к Леониду Степановичу, тому страшному старику. Там она осваивала нехитрый инструмент — горн.

Тренировала дыхание (держала подолгу то низкую ноту, то высокую), училась правильно сжимать губы и толкать воздух языком, разучивала сигналы. Леонид Степанович то ругал её, то вздыхал:

— Да. Слабоватая ты. Сил в лёгких мало. Трудно девочке на духовых играть. А может, лучше флейта, а?

Петьке уже и на флейте учиться хотелось, и на саксофоне, и на гобое, но главное — горн. Это в первую очередь.

И тогда на посвящении Денька в Бродяги она встанет у большого костра, вскинет начищенный горн (и огонь отразиться в нём золотом) и заиграет самый красивый сигнал — «Зарю». Пусть он не очень подходит для ночного костра, зато он у Петьки лучше всего получается. Вот все удивятся! Ведь никто не знал про её занятия, даже Ленка, даже Одежка, это был их с Егором секрет, сюрприз для всех.

Но сейчас Петька выхватила из сумки горн, вставила мундштук и сыграла «Слушайте все!» Сигнал — проще некуда, но какой фурор он произвёл!

Все бросились к Петьке.

— Ух, ты!

— Откуда?

— Ну, Петище — партизанка!

— А дай мне!

Но Петька сказала строго:

— Значит, так: начало спектакля через пять минут. Зрителей много, но мы не должны трястись, как кролики перед удавом. Артист должен волноваться самую малость. САМУЮ МАЛОСТЬ, слышишь, Ленка! ВОЛНОВАТЬСЯ, а не бояться, Морюшкин! И это я не задаюсь, Ген, я серьёзно говорю. Зрители — это наши соседи, наши родители. Даже если мы ошибёмся, они нам простят. Да и вообще, никто из них не знает, как должно быть! А может, у нас так задумано? Но мы не ошибёмся, мы же столько репетировали! Каждого из нас ночью разбуди, он свою роль отыграет. Так что всё — баста! Будем бояться — провалим спектакль, провалим спектакль — потеряем Хижину.

Петька отдышалась. Разжала стиснутые кулаки. Трудно ей было говорить первую в своей жизни речь. Это Сашка Строев мастер выступать с речами, а она нет. Но сейчас ей, кажется, удалось встряхнуть ребят (и самой встряхнуться), а бабушка, та вообще захлопала в ладоши:

— Браво! Быть тебе, Елизавета Дмитриевна, оратором, — она посмотрела на часы. — Всё, пора. Все по местам. Денёк, я махну рукой — включай музыку. Олег, на занавес. Ну, начнём, помолясь.

— 5 —

Зря волновались Бродяги, спектакль пролетел, как стройная песня, как звонкий льющийся сигнал горна. Когда закрылся занавес, все бросились обниматься, а всегда тихий Морюшкин прыгал, как козлёнок, и подбрасывал свою звенящую шапку. Аплодисменты не смолкали, артисты вышли на второй поклон, и Генка, держа Петьку за руку, сказал:

— Странная штука, я такого Злыдня играл, что самому противно, а ведь и мне хлопают и «браво» кричат.

Алёнка и Юлька, две девчонки-кнопочки, подбежали к артистам с охапками цветов и стали совать всем без разбора колокольчики, васильки, пионы, ромашки, тигровые лилии.

Когда аплодисменты стихли, на сцену вышел управдом дядя Сева. Он подарил Арине Аркадьевне солидный (взрослый) букет бархатно-багровых роз и сказал, заметно волнуясь:

— Вот, значит, как всё вышло… Согласитесь, мы с вами даже не подозревали, что у нас во дворе такие таланты живут. Особенно Виталик нас всех удивил, — дядя Сева спохватился. — Нет, все молодцы, конечно, сыграли на «ура». Мы вас поздравляем с премьерой от всей души. Мы вами гордимся. Да, — тут дядя Сева сделал многозначительную паузу, — конечно, Арина Аркадьевна, дорогая, без вас ничего бы не состоялось. Подумать только, теперь в нашем дворе есть кружок, мало того — театр! А театр — это, знаете ли… Не каждый двор может этим похвастаться.

Дядя Сева ещё бы долго говорил. Но зрители и артисты захлопали. Дядя Сева поклонился, и все стали расходиться.

Петька искала глазами родителей, ей хотелось увидеть их лица, услышать, что они скажут, но почему-то ни папы, ни мамы не было. Петька точно знала, что на спектакле они были. Может, им стало скучно, и они ушли? А тётя Лариса Апрелева вон обнимает Ленку, помогает ей грим стирать, тётя Нина тормошит своего Виталика, что-то говорит ему и смеётся. Сашкина мама помогает снимать и складывать занавес, то и дело ласково улыбается сыну. Даже тётя Катя здесь, обняла Олежку и раскачивается из стороны в сторону…

Петька собрала реквизит и поплелась в Хижину. Резко навалилась усталость. Это из-за волнения, наверное. На сердце у Петьки было тепло, спокойно. А в голове — пусто. Где же мама с папой? Петька бормотала себе под нос известную песню:

Жизнь — играИ в ней сюжет — любойМожет нам нести печаль и боль,Но пока игра только для добра,То прекрасна наша роль.

Это была финальная песня в их спектакле, они сами её пели под гитарный аккомпанемент Егора.

С двух сторон подлетели к Петьке Денёк и Сашка.

— Ну, настроение каково?

— Во!.. — машинально показала Петька большой палец.

— Что-то незаметно, — усомнился Сашка.

— Устала… Саш, ты моих родителей не видел?

— Я своих-то потерял. Мама вроде бы только что на сцене была, пропала куда-то. Ладно, пойдём, Капитанша сказала, что сейчас разбор будет.

— Какой разбор? — удивился Денёк.

— Спектакля, — объяснила Петька.

— Все ошибки будем разбирать, кто что не так сказал и сделал.

— Так спектакль же уже отыграли. Зачем разбирать?

— Не знаю, так полагается, — устало сказала Петька.

Но никакого разбора не состоялось. В Хижине был накрыт праздничный стол, и чего только на этом столе не было! И хрустящие сладкие бутерброды, и разные пирожные, и пирожки со всевозможными начинками, румяные, аппетитные, и любимые Петькины бисквиты, желе, мороженое, заварные пончики, яблоки… В центре стола возвышался огромный трёхэтажный торт. В углу на тумбочке закипал пузатый электрический чайник, мамы суетились у стола, папы расставляли стулья. Ирина Петушкова играла с Катюшкой Апрелевой и младшим Сашкиным братом Вовкой. Дядя Сева ходил по Хижине большими шагами и не переставал восхищаться:

— Ну, артисты! Ну, мастера на все руки! И ставни починили… Тут прямо настоящая квартира, а не чердак.

Арина Аркадьевна стояла у окна в вечернем тёмно-синем платье. В ушах у неё сверкали сапфировые серьги (те самые, от страстного поклонника, которым, по смутным Петькиным догадкам, был её дедушка, мамин папа), и была она вся такая… даже не бабушка, а просто не очень молодая, но ещё очень красивая актриса. Петька смотрела на неё и радовалась, что из-за них такой праздник получается, потому что не было бы ничего, если бы не сегодняшняя премьера. А премьеры бы не было, если бабушка бы не придумала Театр Капитанши Арины, а она бы никогда не придумала, если бы не история с Хижиной. А не будь Бродяг, не было бы и Хижины.

Так что это они всем праздник устроили.

— Ветка! Что вы застыли на пороге? Проходите, рассаживайтесь.

И Петька увидела маму, она уже разливала чай и улыбалась Петьке ласково и весело. Всю Петькину усталость и пустоту как рукой сняло. Она посмотрела сначала на Денька, потом на Сашку, и сказала:

— Честное слово, если меня сейчас попросят, я ещё один спектакль отыграю.

— Ой, нет, сначала поедим! — запротестовал Сашка.

— А чем кормят? — протиснулся в Хижину Генка и присвистнул, увидев стол.

А Сашка выразительно посмотрел на Петьку и стрельнул глазами в сторону Денька: «Ты не забыла?»

Денёк Хорса

— 1 —

Уже выпита была не одна чашка чая, спета не одна песня, но никто не хотел расходиться. Денёк почти спал, приткнувшись к своей маме, и не заметил, как Егор кивнул Сашке: «Пора». А Сашка дёрнул за рукав Генку, и они скрылись в темноте июльского вечера. Через пять минут Петька подошла к Лёшке и Олежке, показала глазами на дверь — и снова никто не заметил их исчезновения: народу в Хижине в этот вечер было много. Ленка потихоньку достала из сундука какой-то свёрток и с ним выскользнула из Хижины. Виталик Морюшкин напрягся, у него было ответственное задание — он должен был вместе с Егором отвлекать взрослых, чтобы они не заметили отсутствия своих чад. Егор вышел подышать свежим воздухом и, вернувшись через десять минут, показал Петьке раскрытую ладонь. Это был знак, что всё готово.